Партнер отвечал ей тоже стихами, но Конча не слушала их и не глядела на него. Она видела непритворно восхищенный взгляд Резанова, сидевшего рядом с ее матерью, видела, как он склонился к той и что-то сказал, от чего донья Игнасия с благодарностью взглянула на него и опустила веер.
Девушка закончила танец и, оглушенная бурными возгласами одобрения, выскользнула на галерею. Здесь было прохладно и темно, лишь падавший свет из окна зала выхватывал у мрака столбы и перила, увитые зубчатыми виноградными листьями, ветки деревьев. Каменные стены дома приглушали музыку.
Конча прислонилась к стене и несколько минут стояла так, вдыхая ночной воздух. Губы ее были полураскрыты, трепетали веки, сползшая с плеч легкая накидка обвилась вокруг тоненькой гибкой талии. Девушка не пошевельнулась даже тогда, когда раздались шаги и перед нею очутился Резанов. Николай Петрович подошел совсем близко.
Я боялся, что сегодня не увижу вас, сеньорита. Ваш танец был так прекрасен, и я искал вас, чтобы поблагодарить за него.
Конча, словно пробуждаясь, повернула к Резанову свое лицо,
Не надо, сеньор Резанов.
Ему показалось, что в глазах ее блеснули слезы.
Резанов умолк. Он шел, чтобы поговорить с ней о записке, пожурить и предостеречь ведь девушка рисковала навлечь на себя большую неприятность,но ничего этого не сказал. Он догадывался, что происходит сейчас в ее душе, и хотел уйти.
За стеной снова послышались крики, возгласы, заглушившие оркестр, потом опять донеслись звуки скрипок.
Девушка наконец справилась со своим волнением.
Слушайте, сеньор Резанов! она повернулась к нему и, положив руку на расшитый обшлаг мундира, заговорила уже деловито и быстро.Я обещала мадонне, что буду помогать вам, и потому хотела сегодня вас увидеть. Губернатор получил секретные депеши от вице- короля, читал их монахам. Я не видела их. Кто знает! Может быть, ничего важного, но я думаю, вам надо знать... Я не хотела портить вам праздник. Вы были так веселы. Но не понимаю, как это вышло...
Конча доверчиво посмотрела на него, смутилась, пальцы ее соскользнули с рукава. Затем торопливо покинула галерею.
Резанов возвращался на корабль вдвоем с Хвостовым. Давыдова и Лансдорфа засадили играть в карты, хотя Давыдову хотелось спать, а Лансдорфу петь, и не отпускали ни на минуту. Николаю Петровичу пришлось оставить их до утра.
Было уже поздно. Ночной туман скоплялся между холмами, медленно сгущаясь и поднимаясь все выше и выше. Ехавший в полусотне шагов позади Резанов не различал ни лошади Хвостова, ни самого всадника. Слышал только стук копыт да пофыркиванье коня. Но Николай Петрович ехал уверенно дорога всюду ровная, идет под скалами, и до берега рукой подать. Он нарочно не догонял своего спутника, чтобы наедине обдумать еще раз слова губернатора, сказанные при прощанье. Девушка не выдумывала. Ариллага что-то скрывает, хотя в его расположении как будто нельзя сомневаться. Очевидно, подозрительный Мадрид успел прислать инструкции... Но как ни старался Резанов сосредоточиться и думать о делах, мысли все время возвращались к Конче, к маленькой растерянной фигурке на галерее, милому, побледневшему лицу.
Грохот обвала заставил его лошадь вдруг шарахнуться в сторону. Послышался свист и стук сорвавшихся камней. Какая-то фигура мелькнула в тумане среди скал. А затем лошадь упала на бок, тяжело придавив Резанова. Он потерял сознание.
Из окна комнаты был виден сад. Красные цветы мадроны свисали над карнизом, сквозь росистую зелень олив и яблонь пробивалось нежаркое солнце. Где-то в листве свиристела птица, напоминающая иволгу, жужжал шмель. Прекрасное калифорнийское утро хранило прохладу, тянувшуюся со снежных отрогов Сьерры.
Резанов медленно приподнялся и сел на постели. В ногах еще ощущалась слабость, но головокружение прекратилось, он с удовольствием вдыхал свежий, увлажненный росою воздух. Затем попытался вспомнить подробности ночного происшествия.
Вчера, когда его, окровавленного, притащил Хвостов в президию и он очнулся среди перепуганных испанцев, Николай Петрович плохо соображал, как все произошло, и был рад, что отделался только ушибами. Зато сегодня многие детали всплыли в памяти, особенно одна, поразившая его в момент потери сознания, мелькнувшая фигура на скале. Он ясно разглядел ее сквозь редкий вверху туман. Вспомнил и расстроенное, нахмуренное лицо старика Аргуэлло, услышавшего про обвал. Двадцать лет существовала эта дорога, и только один раз, во время землетрясения, обрушилась каменная стена. Правда, после зимних дождей камни иногда падали...
Неужели таким образом испанцы хотели от него избавиться? Но он сразу отбросил эту мысль, зная, что в глазах коменданта он был неприкосновенной особой. Безопасность гостя для него вопрос личной чести.
Слабость еще основательно давала себя знать, и Николай Петрович снова опустился на подушки. Все же получилось очень плохо. Губернатор уехал, по существу они ни о чем не договорились. Там, в Ново-Архангельске, считают каждый день, ждут хлеба, а переговоры теперь могут еще больше затянуться. Да и неизвестно, чем все это кончится. Безусловно, у губернатора есть тайные предписания, Конча не выдумала... А он вынужден лежать и терять дорогое время!
Обеспокоенный, Резанов опять сел на постели и пробовал обдумать создавшееся положение.
Узорчатые тени от цветов и листьев передвинулись ближе к углу, на темной стене у самого потолка задрожал солнечный зайчик. Но тишина не нарушалась, и только кто-то несколько раз прошел мимо двери.
«Может быть, Конча?» подумал Резанов.
Однако девушка не появлялась, а вскоре он услышал рыкание коней, доносившееся со двора, и вслед за тем в дверь осторожно постучал домоуправитель. Неподдельно обрадовавшись, что, слава мадонне, сеньор чувствует себя хорошо, он передал просьбу губернатора разрешить ему навестить больного.
Эксцеленца ждал, когда вы проснетесь,сказал старый слуга почтительно. Несмотря на ранний час, на нем были парадные штаны, расшитые позументами, и куртка, из тесных рукавов которой торчали почти черные кисти рук. Старик будто не знал, куда их девать, и все время жестикулировал.Эксцеленца приказал солдатам не расседлывать коней. Он старый, ему нельзя ехать по жаре, но он приказал додать.
Действительно, губернатор, торопившийся в Монтерей, был обескуражен несчастным случаем и не уехал сразу после бала, как говорил Резанову.
Николай Петрович забыл про свои ушибы. То, что губернатор остался и, по-видимому, страшится ответственности, вернуло ему бодрость.
Проси! сказал он дворецкому почти весело.
Губернатор в сопровождении Луиса и коменданта вошел к Резанову, справился о здоровье и некоторое время молчал.
Я и сеньор Аргуэлло,сказал он немного спустя, трогая свою белую эспаньолку, просим еще раз у вас прощения, сеньор Резанов, и глубоко обрадованы, что все обошлось благополучно. Сеньор Аргуэлло и я просим вас также считать этот дом своим и не покидать его, пока совершенно не поправитесь. К моему несчастью, дела призывают меня в Монтерей, но мне будут сообщать о вашем здоровье... И верьте, что я сделаю все, что будет от меня зависеть...
Губернатор говорил хмурясь, видимо, очень обеспокоенный случившимся. Он обещал еще раз немедленно заняться делами Резанова и ходатайствовать перед вице-королем.
Николай Петрович понял, что именно сейчас самый подходящий момент сделать еще одну попытку подействовать на губернатора. Приподнявшись на постели, он протянул ему руку и крепко ее пожал.
Благодарю вас, господин губернатор. Я привык уважать чужие законы и особенно ценю гостеприимство. Без дозволения вице-короля я не буду открывать торговлю, а только прошу вас не препятствовать мне вести переговоры с миссионерами, кои выражали желание дать мне хлеба из своих избытков. Святые отцы были у меня на корабле, они могут наполнить зерном все мое судно. И они сказали, что церковь здесь вольна в своих действиях...
Говоря так, он не ждал положительного ответа, он хотел только уловить интонацию, чтобы знать, как поступить дальше. Но губернатор вдруг поднял голову, поглядел мимо него в открытое окно.
Я ничего не могу запретить святым отцам,сказал он наконец медленно и, усмехнувшись, добавил: Святые отцы не всегда грешны!
Вскоре он попрощался и покинул крепость. Восемьдесят географических миль предстояло ему проехать по калифорнийской жаре.
Весь день навещали Резанова неразъехавшиеся гости, семейство дона Аргуэлло, офицеры. С любопытством и сочувствием заглядывали в дверь индейские слуги. Мануэлла притащила букет полевых ромашек она недавно видела, как Резанов с радостным изумлением набрел на эти простые цветы своей родины.
Лансдорф, исполнявший роль судового лекаря, разрешил Николаю Петровичу встать и одеться. Они вместе с Давыдовым ночевали в президии, но мичману Резанов приказал отправиться на «Юнону» и ни ему, ни Хвостову не оставлять корабль. Ночное происшествие заставило его быть еще более осторожным.
