Горы Виссариону уже изрядно поднадоели, ванны опротивели. На Кавказе хорошо пожить с месяц здоровому, а лечиться – и в раю скучно. Постоянно жить в Пятигорске – приятного мало. Людей нет, словом особенно не с кем обмолвиться – не с черкесами же о литературе говорить.
Его опять потянуло в Москву. Намерение перебраться в Питер было скорее плодом минут отчаяния и ожесточения. Теперь, успокоившись на водах, он уже не почитал свой переезд в Петербург неизбежным. Письма в Москву Аксакову, Бакунину, Иванову – были чрезвычайно обстоятельными и едва вмещались в толстую тетрадь. В письмах своих он даже больше упражнялся в литературном слоге, нежели в описании своего житья-бытья. Просил своих друзей об одолжении прислать необходимые ему книги и словари, огорчался, когда присылали не совсем то, что было нужно. Начал писать новый труд под названием «Полный курс словесности для начинающих». Ещё будучи в гимназии, он мечтал о сочинении этой книги: теперь же настало время, потому как мысли на свежем кавказском воздухе об этих предметах созрели основательно.
Виссарион стал всё больше обращаться к Богу. Дружба между людьми уже не казалась ему сопряжённой с радостью и блаженством. Между людьми было просто братство, о котором проповедовал Христос, родство, основанное на любви и стремлении к Богу, ибо только Он был и есть любовь и истина. Бог не есть нечто отдельное от мира, Бог – в мире, потому что Он везде. Его никто не видел, но Он во всяком благородном порыве человека, во всякой светлой его мысли, во всяком святом движении его сердца. Мир и Вселенная – есть храм, а душа и сердце человека – есть его алтарь. И искать Бога нужно не в храмах, созданных людьми, а в сердце своём, в своей любви. Он готов был утонуть, исчезнуть в науке и искусстве, возлюбить их, как цель и потребность всей жизни, раствориться в блаженстве света и теплоты, исходящей от любви к Богу. Бог – есть истина, следовательно, кто сделался сосудом истины, тот и есть сосуд Божий. Ибо кто знает об этом, тот уже и любит, потому что, не любя, невозможно познать мир, а не познавая его, невозможно любить.
Философия становилась для Виссариона одной из форм общения с самим собою. Всё, что оставалось за пределами мысли, было всего лишь призраком. Лишь мысль – существенна и реальна. Мысль, одетая телом: тело сгниёт, но мысль останется. Философия становилась для него предметом всей его дальнейшей деятельности, наукой идеи чистой и отрешённой, началом и источником всякого знания. Философия чувств растекалась по его бренному телу, несла мир и гармонию уставшей душе, и, казалось, что уже не он живёт в этом мире, а весь мир поселился в нём самом. В самом себе, в сокровенном святилище своего духа, он находил истинный храм счастья и становился свободнее.
Дни, бесконечной вереницей протекающие в нём, были похожими один на другой, как близнецы-братья. Опротивевшие ванны, прогулки в одиночестве, долгие сиденья за столом с пером и бумагой, копания в себе самом – приводили его в вялотекущую апатию и бесконечную тоску. Кавказ ужасно надоел и опротивел. Душа рвалась в Москву, а между тем дух замирал от одной только мысли о Москве. Он знал, что «Грамматика» его разойдётся и что единственная причина его возможного неуспеха лишь в том, что она существует incognito, но ждать он уже не мог и не хотел.
Мысли его так были заняты приближающимся отъездом, что он даже забыл сделать много нужного для успеха своей «Грамматики», как например, отправить экземпляр Краевскому, который бы к его приезду написал о ней похвальную статью. Надо было ещё как-то свести концы с концами, по гривнам и копейкам разложить месяцы и дни, уравнять приходы с расходами. А он всё полагался на благоприятную перемену обстоятельств – то через журнальную работу, то через отдельные свои труды. Поистине – жертва собственной веры в свою судьбу, своей доверчивости к обстоятельствам, своего ложного положения в обществе.
Аксаков в одном из писем предлагал ему попробовать писать книжки для детей. Белинский с ходу отверг, казалось бы, заманчивое предложение. Для детской книжки мало нужных условий. Целью её должно быть – возбудить в детях истину не в поучениях, не сознательную, но истину в представлениях и ощущениях. А для этого нужно то спокойствие, та гармония духа, которая даётся человеку только любовью. А в нём теперь мало было любви. Весь он теперь в своих внешних обстоятельствах, весь вне себя и чужд всякой сосредоточенности. Сверх того, писать книгу для детей, имеющую благую цель, для денег, для поправки своего положения негоже. И дело даже не в том, что выручка денег за такую книгу не есть дурное дело, а в том, что книга для детей не должна быть результатом добычи денег.
«Горе от ума» – формула Грибоедова. Чем чаще в себе копаешься, тем ближе к сошествию с ума. Горькая будущность тем более горькая, что сам же он и готовил её своею беспорядочной жизнью…
Мысли перебивали одна другую, скакали от одной к другой, останавливались ненадолго и пускались в галоп дальше… Вспомнил вдруг Надеждина. На него он уже давно не сердился, даже вспоминал об их прежних добрых отношениях. Человек он, по сути, добрый, но решительно пустой и ничтожный. Жаль только, что своею пустотой и ничтожностью своего характера, сделал немало зла людям, находящимся с ним в тесных отношениях. Это он недавно испытал и здесь, на Кавказе.
Встретил тогда Белинский генерала Скобелева, лечившегося на Кавказе в одно с ним время, которого обругал как-то в «Молве» Селивановский, в безымянной статье, как он это делал обычно по свойственному ему благоразумию. Столкнувшийся тогда на водах с Виссарионом генерал спросил:
– Вы господин Белинский?
– Я, – ответил тот, слегка смутившись.
– Очень рад, давно желал познакомиться с вами. Вы здесь давно?
– С июля.
– У вас острое перо, молодой человек, – улыбнулся генерал. – Хотел поинтересоваться только – за что вы меня так разругали в своей статье?
– Я никогда не отказываюсь от своих литературных опусов, хороши они или дурны, – довольно резко ответил Белинский. – Высказывая свои мнения о том и о сём, никогда не чувствую страха отказываться от них. Но статью о вас писал не я, а Селивановский.
– Как не вы? Да Надеждин сам был у меня, просил извинения и сказал мне, что это вы написали. И хорошо, что он извинился тогда передо мною, а то и ему, и вам тогда могло быть худо – я уж собирался жаловаться императору.
– Позвольте, я же вам объяснил, – начал было Белинский, – это не я…
– Нехорошо, братец, быть таким заносчивым, – генерал положил ему на плечо руку. – Греч именно о тебе сказал, что ты голова редкая, ум светлый, перо отличное, но что больно дерзок и ругаешься на чём свет стоит. А талант распылять негоже.
В таком духе они проговорили ещё некоторое время. Генерал продолжал осыпать комплиментами талант молодого литератора, похлопывать его по плечу, а заодно ругать Надеждина, но таким тоном, что Виссариону казалось – это не Надеждина ругает генерал, а его самого.
– Простите ещё раз за недоразумение, ваше превосходительство, – склонил голову Белинский. – Я сожалею, что так приключилось.
– Полноте, – дружески пожал руку генерал, – я уж давно простил. Будет время, заходи в гости…
Да уж, хорош был Надеждин. Если б он и написал эту статейку, в таком случае, так как обошлось без беды, ему следовало бы прикрыть его, а не выдавать. Впрочем, бог с ним – он и так наказан.
Встречал он в Пятигорске и брата Пушкина – Льва Сергеевича. Но тот показался Белинскому пустейшим человеком. Указывали ему и на Лермонтова в окружении офицеров – автора нашумевшего стихотворения «На смерть поэта». Они даже перекинулись приветствиями, но дальше знакомство не пошло…
Всё это промелькнуло коротким мигом, и мысль снова направилась к скорому отъезду. Уже в самом начале сентября он собирался выехать из Пятигорска в Москву, к которой всеми фибрами своими рвалась душа. При одной только этой мысли у него замирало сердце и кружилась голова. Разумом было страшно возвращаться туда, куда стремилось сердце. Это возвращение представлялось ему какой-то ужасной катастрофою – без денег, без работы. Одна надежда тешила, да и та слабая, – тронется ли его «Грамматика» по его приезде. А как она могла тронуться, коль о ней он до сих пор не написал Краевскому.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Белинский В. Г. Собрание сочинений. В 9-ти т. Т. 9. Письма 1829–1848 годов. – М: Худож. лит., 1982. – С. 14.
