Чуть позже Метафраст услышал от императора о том, что Пелопоннес он намеревается посетить не только для того, чтобы раскрыть подоплёку преступления, совершенного более полувека назад, но и для того, чтобы посмотреть на полуостров как на провинцию, которая входит в состав Византии. Выходило, что императору интересно узнать, по каким законам живут на Пелопоннесе и не пора ли вмешаться в дела полуостровитян. Известно было ему, что при Данилиде там было крупное восстание рабов, потому стоит определить, нет ли и сейчас предпосылок для волнений.
А пока суда подплывали к Фессалонике, расположенной на берегу залива Терманкос Эгейского моря.
Этот город был основан в IV веке до новой эры, а в IV веке новой эры византийскими мастерами в нём было построено много христианских православных храмов. Они украшены мозаиками и фресками лучших художников и иконописцев Византии. Фессалоника была дорога державе тем, что приносила в казну огромный доход. Город торговал со всем Средиземноморьем. В кем устраивались торговые ярмарки, и на эти ярмарки везли свои товары купцы с Аравийского полуострова, из Египта, из Испании и Франции.
Когда дромон «Никея» и памфилы подошли к порту, там было тесно от иноземных судов. Но и на рейде у гавани их стояли десятки. Скорый на ногу Гонгила отправился к капитану «Никеи». Он пришёл к нему в тот миг, когда на дромон поднялся со скедии чиновник порта, доложивший капитану, что в Фессалонике карантин.
- Мы не знаем, что делать. В городе умирает, как во время чумы, каждый десятый житель. Моровое поветрие пришло из Охрида.
Когда Гонгила вернулся и рассказал о том, что происходит в Фессалонике, Багрянородный недолго был в размышлениях. Он перекрестился и сказал:
- Мы помолимся за тех, кого постигло поветрие. Ну а нам надо отправляться на Пелопоннес. Даст Бог, побываем в Фессалонике на обратном пути.
И, не задерживаясь, суда покинули залив Терманкос, подняли паруса и с попутным ветром поплыли к Коринфу, крупному городу полуострова Пелопоннес. Но к императору пришёл сочинитель Иоанн Камениат и с мольбой в голосе проговорил:
- Божественный, оставь меня в Фессалонике. Сколько лет я ждал этого дня, а тут…
- Ты знаешь, что такое моровое поветрие?
- Я хочу увидеть, как оно влияет на людей, хочу знать причины. Я слышал, что в 904 году в Фессалонике тоже был мор на людей. Как я могу писать историю, не зная сути?
- Я отпускаю тебя, Иоанн, потому как понимаю. - И Багрянородный позвал евнуха: - Гонгила распорядись остановить корабль, дай Иоанну лодку, двух воинов и денег на расходы.
- Спасибо, Божественный. Благодарю от всего сердца за доброту, - с поклоном сказал Камениат.
Друзья простились с сочинителем, пожелав ему одолеть поветрие.
Глава восемнадцатая. ВОССТАНИЕ
Дромон «Никея» подплывал к мысу Аттика. Впереди лежал архипелаг Киклады. К одному из них Константин и Елена решили пристать. Но к причалу близ островного селения дромон не мог подойти из-за мелководья. Он встал в отдалении, к нему подошла памфила. Константин и Елена вместе со спутниками и воинами пересели на памфилу, и она вскоре была у причала. По побережью Греции, по прибрежным островам давно уже прошёл слух о том, что от Фессалоники плывёт на дромоне «Никея» император с супругой, и всё население островка из архипелага Киклады высыпало на берег встречать Божественного с супругой. Был среди них и динат Родопиан, владелец трёх островков архипелага. Полусогнувшись в поклоне, он подошёл к Багрянородному и, приложив правую руку к сердцу, спросил:
- Божественный, а почему ты не привёл за собой флот с воинами? Ответь, Божественный, Родопиану - динату трёх островов.
- А чем обеспокоен динат Родопиан? - спросил Константин.
- Мы живём, как на вулкане Этна, что в Сицилии.
- Странно. Я вижу, на твоём острове царят мир и тишина.
- Да, на малышке мир и тишина. А на двух других островах рабы восстали. Они захватили мои скедии и уплыли на Пелопоннес.
- Зачем?
- Чтобы поддержать рабов бывшей «царицы» Данилиды.
- Они тоже восстали?
- Да, Божественный. Восстали славянские рабы, которые не раз бунтовали при Данилиде. Тогда она их подавила. Теперь Данилиды нет и рабы захватили Спарту.
- Но ты послал гонца в Константинополь?
- О Божественный, у меня нет надёжных людей. И я не знаю, что мне теперь делать. Защитишь ли ты нас, Божественный?
- Да, я постараюсь защитить вас, но для этого нужно время.
Багрянородный оказался в затруднительном положении. Восстания всегда беспокоили его. Он считал, что они не возникают по пустякам, только доведённые до отчаяния люди берут в руки оружие, сбиваются в отряды и добиваются торжества правды силой этого оружия. И в каждом случае виновники восстания - это не те, кто взялся за оружие, а те, кто вынудил вооружаться. Люди борются за своё право на достойную жизнь. Виновны ли они? Не знал Багрянородный, что думают по этому поводу аристократы. Сам он ещё нёс в себе крестьянскую кровь, потому чаще всего оставался на стороне восставших, будь то рабы или бедные крестьяне - стратиоты. Он с явной неприязнью относился к крупным землевладельцам империи, таким как Далассены, Фоки, Склиры, Комнины, Палеологи, Кантикузены. Он знал, что «сильные» не стесняются в средствах закабаления «убогих», самовольно отнимают земли у одних и отдают на выгодных для себя условиях другим, делают разбойные набеги на селения, сгоняют крестьян с земли, заставляют их потом выкупать свои фермы и земельные участки.
Среди помещиков-динатов особенно свирепствовала военная знать. Багрянородный знал недостатки, имевшиеся в провинциальном устройстве армии. Крестьяне, чьи сыновья служили в ней, попадали в личную зависимость от командиров, которые, как правило, были из среды местных крупных землевладельцев. Опираясь на общность интересов, дружескую и семейную солидарность, подкреплённую брачными союзами и совместными боевыми походами, военная верхушка слилась в могучий аристократический клан. Ощутимо чувствовалось, как знал Багрянородный по себе, давление военной аристократии на императора и его государственную власть. Владея неприступными замками и огромными богатствами, она не считалась с законами, изданными императором. Тому пример - свод законов, созданных Лакапином и Багрянородным в 922 году. Ни одна статья пока не действовала в полной мере по всей империи, разве что в провинции Константинополя. Вот откуда шло порождение восстаний. Их природа для Константина Багрянородного и, слава Богу, для Лакапина была очевидна и призывала их, императоров, к борьбе против аристократического произвола. Но, как ни печально, Багрянородный признавался себе, что он не в состоянии бороться с аристократией, ибо она питала жизненными соками саму императорскую власть. Круг замыкался. И оставалось ответить на вопрос крупного землевладельца Родопиана лишь одно: ему будет оказана помощь в борьбе против восставших рабов. Было очевидно, что эту помощь надо оказывать.
- Если восстание не прекратится на этих днях, я пришлю флот к Пелопоннесу и к твоим островам, - сказал Багрянородный.
- Спасибо, Божественный, мы продержимся до подхода флота.
У Багрянородного уже пропало желание гулять по острову, и он вернулся со своими спутниками на памфилу. Суда взяли курс к Пелопоннесу. Но ещё до подхода к полуострову император почувствовал, что может потерпеть неудачу в своих планах, как это случилось в Фессалонике. По его мнению, в восстании и поветрии было что-то общее: то и другое уносит жизни людей без разбора - христианин ты или язычник, бедный или богатый. Знал Багрянородный, что моровое поветрие в Фессалонике не пощадит ни богатых, ни бедных. Представлял он и природу восстания. Она движима одним: как можно больше убить людей с той и другой стороны.
Направляя корабли к Пелопоннесу, Константин сомневался, в том, что поступает правильно. Скорее всего, он испытывает судьбу, как это сделал Камениат. Если повезёт, он будет больше знать о природе восстаний, достовернее опишет их. Если не повезёт, попытается уйти от искушения судьбы, вернётся в Магнавр, чтобы там в тиши и уюте пострадать за бедных и убогих, которые вынуждены поднимать восстания. Но вскоре стало очевидно, за кого сильнее переживал Багрянородный. Он подкрепил делом свою идею, чтобы все сущие в Византии жили по правде.
В подобных размышлениях Багрянородный подплывал к Коринфскому перешейку, чтобы сойти на берег и почувствовать гарь восстания.
Но к вечеру, стадиях в семидесяти от полуострова, вблизи четырёх судов императора появились десятка полтора мелких судёнышек: арабских кумбарий и греческих скедий. Они шли курсом императорского дромона и уже сблизились с ним. Выглядели они обычными торговыми судами, и ничто не вызывало подозрения о разбойничьем характере мореплавателей.
