– Ни с места, – рявкнула Свами, целясь острием копья в грудь приближающейся смерти. – Спина к спине! Прикройте Корнелию!
Но ее указания были лишними, потому что Луция с Ахиллой уже ждали нападения, приподняв венабулы и прикрывая спины друг друга.
Ураган из мощных тел и могучих челюстей налетел вихрем. Девушек спасло только то, что вожак стаи в первую очередь кинулся на более легкую добычу. Истошные женские вопли боли и отчаяния, рычание обезумевших от крови собак и рев трибун слились в нечто не поддающееся описанию и вдруг ушли на задний план, перестав восприниматься как нечто отвлекающее.
Чвак! И венабул Свами вошел в грудь первому из нападавших монстров. Под напором зверя девушка пошатнулась и чуть не упала, но Ахилла добила его ударом в бок, в свою очередь едва увернувшись от щелкнувших рядом зубов промахнувшегося волкодава. Краем глаза она увидела, как замахивается Луция и безвольно стоит Корнелия, а потом ей стало не до созерцательности, потому что кругом замелькали окровавленные пасти, и она едва успевала отражать нападение псов.
В какой-то момент она пропустила атаку и почувствовала страшную боль, потому что зубы зверя вцепились ей в незащищенное бедро, вырывая кусок мяса, но тут краем глаза она увидела движение, и кинжал Луции вошел в горло пса. Кое-как держась на здоровой ноге, она едва успела проткнуть впившегося в плечо Корнелии серого гиганта, рухнувшего ей под ноги вместе со своей жертвой.
Следующий зверь, которого скифянка неудачно ранила копьем, шарахнулся в сторону, вырвав оружие из рук. Девушка едва успела выхватить кинжал, как перед ее лицом мелькнула оскаленная пасть, и она ударила не целясь, словно ее тело решало само, что делать в тот или иной момент.
Воздух с хрипом вырывался из горла гладиатриссы, и девушка чувствовала, что вот-вот свалится на распростертое у ее ног тело подруги, но вдруг атака зверей начала стихать, и она смогла опустить кинжал.
Не веря тому, что осталась жива, Ахилла огляделась по сторонам. Рядом с почерневшими глазами стояла, покачиваясь, Луция, лицо которой представляло собой сплошную кровавую маску. Позади в рваной тунике склонилась над Корнелией Свами, пытаясь спихнуть с ее тела убитого пса. Чуть подальше над растерзанной Примой стояли, понурив головы, Видана с Германикой. Встретив вопросительный взгляд, они кивнули ей головой, показывая, что живы, но одна их подруга сильно ранена, а вторая мертва.
Остальные девушки не подавали признаков жизни. На арене осталось еще три пса, которые, не подходя к живым, ожесточенно рвали тела погибших.
Луция устало оглядела десяток собачьих трупов, валяющихся на арене, и четверых волкодавов, раненных или бьющихся в агонии.
– Почему не дают сигнал к окончанию этого ужаса? Они что, хотят, чтобы мы теперь бегали за оставшимися зверюгами по всей арене? Если да, то не дождутся. Пусть меня пристрелят, я с места не тронусь. Девушки, вы как?
Свами с беспокойством посмотрела на истекавшую кровью Ахиллу и Корнелию, медленно поднимающуюся с песка:
– Девочка моя, ты ранена?
Та подняла огромные синие глаза, в которых не было никакого выражения.
– Похоже, у нее шок. А ты как, Ахилла?
– Почти хорошо, – пробормотала скифянка, стараясь не наступать на ногу, по которой текла ручейком кровь. – Слегка прикусили, но все обошлось, спасибо Немезиде, Марсу и Луции.
– Не кощунствуй, – устало ухмыльнулась римлянка, вытирая с лица пот и кровь. – Боги не любят нахалок, пусть даже и кое-чего сделавших в этой жизни.
По команде распорядителя игр на краях арены появились лучники, и оставшиеся в живых собаки покатились по арене, пронзенные стрелами. При виде этого зрелища Корнелия, словно пробудившись ото сна, вдруг тихо всхлипнула, и из ее испуганных глаз хлынули потоком слезы.
– Ты что? – не поняла ее Луция. – Чего сейчас реветь-то?
– Собачек жалко, – всхлипнула девушка. Присев около ближайшей из убитых зверюг, она погладила ей морду, на которой застыло выражение ярости и какого-то детского удивления.
Свами и Луция недоуменно поглядели друг на друга и вдруг громко расхохотались. Они буквально давились от хохота, который, превращаясь в истерику, снимал нечеловеческое напряжение последних часов.
– Чего ржете-то? – хмуро поинтересовалась Ахилла, пряча глаза. – Мне, кстати, тоже их жалко. Бедняги не виноваты, что их не кормили и довели до такого состояния… Пусть меня лучше распнут, но я больше ни одной животины не убью, клянусь Немезидой!
– Ладно, кончай скулить! – с трудом подавив истерику, хлопнула ее по плечу Луция. – Ну что, устраиваем оргию или как?
– Подожди радоваться, – осадила ее Свами, поглядывая на императорскую ложу. – Принцепс еще не сказал своего слова. Кстати, нас, кажется, зовут. Вон, эдитор руками машет, докричаться не может.
Действительно, Рутилий, стоял, подняв руки, призывая своих сограждан к спокойствию, но разгоряченная публика продолжала неистовствовать, требуя свободы оставшимся в живых. На арену дождем сыпались монеты и украшения, попадая то на песок, то на растерзанные трупы женщин и собак, и Ахиллу передернуло от этого зрелища.
– Гадость какая, – процедила она сквозь зубы.
– А что, с гладиаторами лучше? – поинтересовалась Свами, помогая Корнелии окончательно распрямиться.
– Даже сравнения нет! Физически тяжелее, зато морально… Бр-р-р… Теперь мне эта арена будет сниться по ночам.
– Похоже мы не только выжили, но и неплохо на этом заработаем, – подмигнула подругам Луция, глядя, как рабы кинулись подбирать дары публики.
– Ладно, потом посчитаемся, – буркнула нубийка. – А сейчас пошли к имперской трибуне, пока на нас снова кого-нибудь не натравили. Еще парочку завалящих львов я уже не перенесу.
И они потихонечку побрели к ложе, перед которой не так давно поднимали в приветственном салюте руки.
Они стояли перед человеком в пурпурной тоге, ожидая решения своей судьбы, но принцепс не торопился со своим вердиктом. Наконец он пришел к какому-то решению и, поднявшись, сделал знак, что собирается заговорить.
Подождав, пока уляжется шум на трибунах, он милостиво склонил голову.
– Я доволен вами. Вы показали, что в Риме даже женщины отважны, как львицы. Как вы думаете, дорогие сограждане, заслужили ли эти девушки награду?
В ответ послышались крики, нараставшие с каждой минутой.
– Вы хотите им дать пальмовую ветвь?
Крики слились в один вопль. Немного подождав, Тит поднял руку:
– Неужели вы хотите дать им лавровые венки?
Истошный рев в ответ.
Север склонился к самому уху Каризиана и поинтересовался:
– Сколько ты заплатил старшине клакеров, чтобы они так орали?
– Сам удивляюсь, – прокричал тот в ответ, стараясь перекрыть шум толпы. – Но, по-моему, он продешевил!
Шум не стихал, и Тит поднял руку, призывая граждан к тишине:
– Мне даровать им рудисы?!
Зрители, особенно на галерке, повскакали с мест и завопили так, что Каризиан заткнул уши.
– Ну что же, граждане великого Рима, вы меня уговорили.
Не понятно, действительно ли публика жаждала предоставить девушкам свободу или просто не успела вовремя остановиться, но дело было сделано, и император сделал знак сопровождавшему его слуге, чтобы тот принес деревянные мечи.
Тит снова поднял руку, и шум на трибунах потихонечку стих, так что можно было слышать ответы охотниц. Принцепс милостиво улыбнулся забрызганным своей и чужой кровью венатриссам, глядевшим на него с робкой надеждой.
– Вы хотите получить свободу?
– Да, Цезарь, – ответила за всех Свами, вытирая руки о край порванной туники, точно прачка, закончившая рабочий день.
Тит задумчиво оглядел замершие трибуны, которые ловили каждое его слово. Воцарилась тишина. Все смотрели на шестерых молодых женщин, в победу которых никто не верил. Внезапно Ахилла покачнулась, и это движение вернула императора к действительности.
– И что вы собираетесь делать со своей свободой? Вот ты, – он кивнул в сторону скифянки, – что ты будешь делать, если получишь свободу?
– Я еще не думала над этим, Цезарь. Мой дом далеко, так что, если ты готов оказать мне милость, я бы попросилась к «юлианцам» в Капую.
– Вот как? Ты хочешь стать гладиатором? – казалось, император был несколько обескуражен.
– Я больше ничего не умею делать. До того как попасть в «Звериную школу», я выступала в труппе бродячих гладиаторов, но сейчас они служат префекту претория, и мне придется искать себе новое место.
– Хм, забавно… Ну а ты, Луция? – он кивнул в сторону римлянки. – Что будешь делать ты?
– Пока еще не решила. Надеюсь только, что по римским законам отец полностью потерял на меня права, отдав в гладиаторскую школу.
– О, ты непокорная дочь! Бедный твой будущий муж… Что ж, мы сейчас спросим у сенатора, готов ли он принять тебя обратно. Присутствует ли здесь Луций Нумиций?
Глашатай повторил вопрос, и недалеко от императорской ложи поднялся мужчина в белой тоге с широкой пурпурной полосой, при виде которого лицо Луции побледнело.
