— Куда ты влила отраву, быстро реки мне?! — Голос воеводы был теперь не столь громким, но таким зловещим, что у княгини подкосились ноги, и она рухнула мешком на широкую резную лаву.
— Я, я… флягу подарила с питьём…
— Рарог пил из неё? — почти шепотом спросил воевода, чувствуя, что и у него подкашиваются ноги.
— Н-нет, — едва выдавила короткое слово Ружена и захлебнулась, её начало трясти от страха и осознания содеянного.
Воевода бросился к выходу.
— Нн-е говори ему… П-пощади! Спаси его! — простонала Ружена, сползая на пол и умоляюще протягивая вслед руки.
Ольг не чувствовал, как сбежал по резным ступеням во двор и едва не сшиб с ног своего помощника.
— Велину сыскать не удалось, — сообщил Вольфганг, — ни у сродственников, ни у знакомых, нигде нету.
«Коли просто сбежала после того, как дала яд Ружене, это одно, а ежели она что-то ещё против князя замыслила? С неё станется, уж очень злобна и мстительна, никак не может простить, что княгиней из-за Рарога не стала. Эх, правду говорят, что любовь слепа, как я не видел прежде этого в ней? — думал про себя Ольг, слушая доклад помощника о поисках беглянки. — Погоди! — вдруг резанула догадка. — Ружена-то теперь в неменьшей опасности, чем князь, она же в любой миг про амфорку с ядом рассказать может!»
— Вольфганг, лично отвечаешь за безопасность княгини, усиль охрану, никого, особенно жен неизвестных, к ней и близко не подпускай. Никуда до нашего с Рарогом возвращения Ружена выходить не должна. Чтоб не тосковала, байки наши варяжские ей порассказывай, капризы всякие женские исполняй, заботься, в общем, но главное, неусыпно бди! Скоморох — со мной!
— Понял: охранять, ублажать, не пускать! — кратко повторил приказ исполнительный Вольфганг и поспешил в княжеский терем.
Воевода с изведывателем взлетели в сёдла и помчались по дороге. В голове Ольга гудела и стучала, билась пойманным зверем одна мысль-молитва: «Не пей, Рарог, ты не чуешь жажды, не пей!» Будто уважив отчаянную просьбу воеводы, небесные силы нагнали тёмные лохматые тучи, воздух сразу посвежел, в любое время мог начаться дождь.
Они достигли места, где судя по всему рарожичи останавливались на привал.
— Недавно тут стояли, — быстро осмотрев землю, молвил Скоморох, — к полудню мы должны нагнать дружину.
— Послушай, брат Скоморох, а как-то можно скоротить путь, каждое мгновенье дорого, очень дорого, брат?! — не вдаваясь в подробности, с трудом скрывая волнение, молвил воевода.
— Пожалуй, можно, — подумав, ответил изведыватель, который видел напряжение своего начальника и понимал: случилось что-то важное. — Скоро река петлю делать будет, мы переправимся на тот берег, пройдём по каменистым грядам и снова на этот берег вернёмся.
— Давай, скорее! — воскликнул воевода.
Когда они переплыли на противоположную сторону, преодолели каменную гряду, рискуя поломать ноги лошадям на мшистых округлых валунах, а потом снова переправились на шуйский берег Ловати, впереди блеснули копья.
— Дозволь, воевода, я проверю, если наши, горлицей трижды кликну, — попросил изведыватель. Воевода кивнул. Вскоре трижды протяжным «уг-у-гу» проворковала горлица, и Ольг погнал уставшего коня. Да, это рарожичи, его воины, но что-то не видать князя.
— Князя нет, — доложил подошедший Скоморох, — тут только десяток наших, им Рарог повелел через лес на реку Великую идти, чтоб упредить тамошнего воеводу Вербу перенять нурман, коли они всё-таки решат ускользнуть через Чудское озеро. Сам князь отправился далее к верховьям Ловати.
— По коням, Скоморох! — кратко велел воевода.
Они настигли дружину на травянистом холме. Дозорные, узрев воеводу, хотели ему что-то доложить, но Ольг, не слушая их, спрыгнул с седла и бегом заспешил к тому месту, где заметил княжеского коня. Когда, тяжело дыша, воевода взбежал на холм, сердце его упало. Рарог недвижно лежал на плаще, раскинув руки, рядом валялась злополучная фляга. На одеревеневших ногах Ольг подошёл ближе и окликнул князя, но тот молчал.
— Опоздал! — сдавленно вымолвил воевода, и вдруг, в овладевшей им дикой злобе схватил флягу, изо всей силы ударил её оземь, а потом начал, сцепив зубы, топтать проклятую серебряную посудину. Поражённый Скоморох широко открытыми очами глядел на странную выходку воеводы.
— Что глядишь? — в злобном отчаянии крикнул ему Ольг. — Опоздали мы! — и, зарычав подобно раненому зверю, он изо всех сил швырнул ненавистную флягу в болото у подножия холма.
— Ольг, чего тебе моя фляга сделала? — с трудом сквозь смех спросил Рарог, который проснулся от криков и рычания своего воеводы, но не мог ничего молвить от душившего его хохота.
— Да, вот… — не веря очам, пролепетал воевода, с лика которого злость и отчаяние стекало, будто плохая краска от сильного ливня. — Ну, мы того… со Скоморохом скакали, скакали, пить захотелось, а твоя фляга не открывается, разобиделся я на неё, жуть как, — начиная улыбаться, сконфуженно ответил Ольг.
— Что ж ты наделал, брат, это же подарок моей Ружены, а ты его сгубил, я так ни разу и не испил из неё. Эй, кто-нибудь, дайте воеводе напиться! Только флягу откройте, а то он и её сгоряча размозжит. Никак ты, брат, где-то сегодняшней ночью крепко потрудился, что теперь так жажда мучит, а? Ну и уморил, почище Скомороха, ха-ха-ха! — покатывался князь. Все воины вокруг тоже смеялись, а начальник изведывателей только широко и радостно улыбался, всё ещё чувствуя дрожь в теле от недавнего страха и напряжения.
— Держи, воевода, — пророкотал трубным гласом один из охоронцев, подавая свою флягу, — я сам прошлой ночью с милкой до самой зари сладко любился, понимаю… — подмигнул он.
— Ну вот, княже, — виноватым голосом молвил Олег, — теперь я тебе флягу должен…
— Должен, должен, — весело подтвердил князь. — А что стряслось-то? — уже серьёзнее спросил он.
— Особого ничего, один из мятежников в бега подался в эту сторону вдоль реки, мы со Скоморохом догнать его решили, — нашёлся Ольг. — Только он, видать, по дороге в лес ушёл, может, на заимке какой схоронился. А мы, когда людей твоих встретили, решили дружину нагнать и новости последние тебе доложить.
А дела у нас таковы, княже…
* * *
Ас-скальд— Куда пойдём дальше, скальд? — спросил его верный друг Хродульф.
— Да что тут особенно думать, Хроди, — уверенно ответил певец. — У нас богатая добыча, эти купеческие лодьи полны, и нам один путь — домой, пройдём на Волгу, а оттуда волоками в Западную Двину.
— А может, пройти через реку Великую и Чудское озеро?
— Я не Косматый Медведь и не собираюсь терять добычу на реке Великой, у ререгов там полно постов.
— Да, ты прав, скальд, действительно сам Великий Один хранит нас. За нами до сих пор нет погони, иначе на купеческих тихоходных, да ещё доверху гружёных лодьях нам было бы не уйти.
— Помни всегда, что я сказал вам пятерым, когда мы шли через пороги к Хродгайру: ты не только будешь жив, но и станешь ярлом, Хроди! — твёрдо и внушительно проговорил Асскальд. — Верь мне и помогай во всём, и будет так, как я сказал. Наша прошлая жизнь осталась за Сясьскими порогами, теперь началась новая! — слова скальда звучали, как всегда, вдохновенно и убедительно.
Путь был трудным и длинным. Когда волоком тащили на бревенчатых катках плоскодонные лодьи с добычей из Сяси в Тверицу, то даже возникали мысли бросить часть добычи, но вдохновенные речи и песни скальда сделали своё дело, и они преодолели тяжкий участок пути. Зато потом были горды собой, когда течение этой реки повлекло их в Волгу, и нужно было только управлять движением лодий. По Волге опять пошли против течения на вёслах, снова было трудно, а когда добрались до второго волока из Волги в Западную Двину, то случилась совершенно нежданная встреча.
— Хроди, возьми троих воинов и проверь, всё ли в порядке на этом последнем на нашем пути волоке. Будь осторожен, ререги могли устроить здесь для нас засаду. А мы пока приготовим доб рый ужин.
Хродульф вернулся лишь с наступлением темноты, но не только со своими воинами. В первые мгновения, когда к костру подошёл высокий словен в кольчуге и с боевым топором за поясом, а следом стали появляться ещё вооружённые люди, холодок пробежал по телу и мыслям скальда. «Неужели, он привёл воинов Рерика?» — хлестнула жуткая догадка. Но эта мысль тут же покинула его, потому что следом за словеном в освещённое костром пространство ступил… кормщик драккара конунга Олафа. У него была перевязана рука, лик осунувшийся, а очи, как у загнанного в западню зверя. Тут же оказался и ещё один воин с корабля хёвдинга. Это было уже страшнее воинов новгородского конунга. А если Гуннтор жив и выяснится, что он давал совсем другой приказ Ас-скальду? Вмиг певец почувствовал себя в ледяной волне зимнего моря.
