Он какой-то странный, уж целую вечность начищает мушкет, говорит, хочет починить его для сигналов, а я не знаю, верить ему или нет. Что-то не верю я ему… — Феба говорила так тихо, что ее голос почти пропадал в плеске волн и скрипе такелажа.
— Чинит мушкет? Сейчас?
— Ага. Странно, да?
— Да уж. — Витус, не поднимая головы, бросил взгляд в сторону Бентри, который, обряженный в кожаный жилет Брайда, торчал на корточках над какими-то железками. — А почему он в жилете Брайда?
— Брайд умер, и Бентри захотел его снять, ну я и подумала, что Брайду он уже не нужен… — Ее лицо исполнилось бесконечной печали. — О’Могрейн тоже умер, бедняжка. Мы обоих сбросили в море, иначе было нельзя… Ты что, не понял меня? Они умерли.
— Господь всемогущий! — Витус перекрестился и прошептал короткую молитву.
О’Могрейн умер. И Брайд тоже. А он, Витус из Камподиоса, жив. Он, врач, не смог их спасти! Витус показался себе жалким и беспомощным, а его яростный гнев на пирата Джона-Челюсть разгорелся с новой силой. О’Могрейн и Брайд были настоящими мужчинами. И слишком молодыми, чтобы умирать!
— Брайд и О’Могрейн, бедняжка, мертвы, и тут уж ты, Витус, ничего не можешь поделать, — казалось, Феба отгадала его мысли.
— Если бы я только не заболел!
— Но ты заболел. А теперь выздоравливаешь, как думаешь?
— Думаю, да. Жара нет, и пульс вроде бы нормальный. Только сильная слабость. Встать я еще не смогу.
— И не надо. Положить тебе еще компресс?
— Нет, нет необходимости, спасибо.
Бентри над ним начал насвистывать себе под нос. Как видно, дела со сборкой механизма продвигались.
Феба приложила мокрый лоскут к своему лбу:
— Чтоб отсох мой язык, ежели Бентри не хочет меня провести с этими «сигналами». Голову даю на отсечение, что-то тут нечисто… Ну, ладно, пойду. Как бы огонь не погас: Филлис легла прикорнуть. А ты последи за парнем. Нечисто с ним, говорю тебе, нечисто. Обещаешь? — Она пригнулась и незаметно для Бентри проскользнула обратно на бут.
— Обещаю, — прошептал ей вслед Витус.
Бентри отбросил отвертку и смачно выругался. До сих пор все шло как надо. Все части пригонялись друг к другу будто сами по себе, а теперь не хватало двух винтов, двух маленьких до смешного винтиков, с полукруглыми головками, не особо длинных, но кто его знает — может, важных.
В поисках он ощупал всю рыбину лодки, поднял даже бухту троса, пустой бочонок, отодвинул в сторону сломанную уключину. Как ветром сдуло! Проклятые винты! Да где же они? Снова и снова осматривал он решетчатый настил. Нет, как черт языком слизал! Он прикинул, что они могли провалиться сквозь щели вниз, в трюмную воду, которая все время стояла над килем дюйма на два. Тогда их точно не достать. А может, они не так уж и важны? Он уже пару раз растягивал пружину, как надо, чтобы проверить спуск, и каждый раз она срабатывала нормально. Слышалось только короткое «хррччч», и она приводила механизм в действие. Так что замок функционировал. Почему же он не должен сработать в полной сборке? Нет, не нужны ему эти винты! Настроение Бентри поднялось, и он начал прилаживать замок в ложу мушкета. А когда закончил, его осенило.
Надо прикончить всех мужиков сейчас же, пока они спят. Эффект внезапности на его стороне. И света теперь достаточно. Сначала расправиться с этим всезнайкой кирургиком — на таком коротком расстоянии это детская забава!
Не медля ни секунды, Бентри начал заряжать оружие, прихватив изрядную щепоть пороха и зажигательной смеси. Затолкав порох в ствол, он утрамбовал его шомполом. Затем вложил пулю, которая, как он тут же убедился, не вполне подходила по калибру.
Бентри с усилием засунул ее, не слишком придавая этому значения. Не задумался даже тогда, когда она застряла посередине дула. Он протолкнул ее, пару раз вдарив как следует шомполом. В конце концов пуля встала на место перед зарядом пороха, готовая вылететь в момент выстрела. Скоро она вылетит и проделает такую миленькую, чистенькую дырочку во лбу этого много о себе мнящего кирургика.
Бентри положил наизготовку оба гарпуна. Он предусмотрел, что выстрел поднимет других мужиков в средней части шлюпки — обстоятельство, которое было ему очень на руку, потому что тогда их можно будет вернее поразить гарпунами. Бентри внезапно вспомнил об одном малом, с которым однажды, много лет назад, познакомился в Гаване. Телом тот парень напоминал африканский калебас [28]. Парень выставлял в своем доме множество вещиц для ротозеев и среди прочего хлама бабочек, размах крыльев которых был с ладонь рослого мужчины. Бабочки были наколоты на толстые булавки, которые пронзали их. Вот так и он пронзит воображалу кирургика!
Бентри бросил взгляд вперед. Все лизоблюды, включая и самого кирургика, дрыхли, только на носу Феба копошилась вокруг жаровни. Да ладно, черт с ней, она ему не помеха! Он взял мушкет наизготовку и снова положил его. Внезапно ему вспомнилось, как эта девка не так давно поддала Фрегглзу — удар, который стал началом конца чокнутого придурка. Нет уж, с ним такого не случится!
Бентри покосился на Хьюитта, который вел судно, сидя наискосок от него. Будет лучше, если этот желторотый исчезнет. И он уже знал, как это сделать.
— Эй, Хьюитт…
— Что, Бентри?
— Ты чего разорался? Разбудишь остальных!
Хьюитт, который мурлыкал себе под нос, чтобы не заснуть, удивился неожиданной заботе компаньона.
— О, прости, чуток забылся.
— Да ладно, не бери в голову. Закрепи румпель и шкот и можешь соснуть. Я послежу.
— Спасибо, Бентри.
Хьюитт и впрямь обрадовался, потому что не спал уже несколько дней, сидя, как на привязи, справа от румпеля и удерживая его левой, здоровой, рукой. Он уже был полностью измочален и мечтал хоть о минутке сна. Все последние дни поведение Бентри удивляло его: если человек в состоянии много часов чинить мушкет, значит, мог бы немного и поуправлять парусом. Но высказать это вслух Хьюитт не решался.
— А почему сам не возьмешь румпель, Бентри? Было бы надежнее!
— Заткнись и делай, что тебе говорят!
— Да ладно, ладно. Я ж только спросил. — Миролюбивый Хьюитт пожал плечами и принялся делать, что было велено. Когда он снова повернулся к Бентри, его разум отказался поверить тому, что увидели глаза. Зрачки паренька расширились, а рот открылся для крика. Но крикнуть он не успел: удар приклада сразил его. Издав сдавленный, приглушенный звук, Хьюитт, как куль с мукой, свалился на рыбину шлюпки.
Бентри ухмыльнулся:
— Спи спокойно, птенец желторотый, и лучше вечным сном, потому что, если ты
