Солдаты Первого легиона первым делом уничтожили наблюдательную башню на востоке: засыпали камнями и копьями из машин, запалили деревянный верх под драночной крышей – не потеряли ни одного человека, но провозились почти полдня. Потом до вечера ставили лагерь на склоне ниже уничтоженной башни. Вечером Приск был вызван на военный совет в палатку легата – поразительная память центуриона понадобилась Адриану и на этот раз, легат хотел знать – нет ли какой-то окольной тропы к боковым стенам, чтобы ударить не только с восточного склона. Приск уже раздумывал над этим – как только узнал, что легион движется на Красную скалу. Но показавшийся из крепости с высоты скалы проходимым северный склон снизу выглядел неприступней любой рукотворной стены. Карабкаться наверх там можно было лишь по одному, цепляясь за камни руками. Два-три защитника могли легко сдерживать центурию, а выкурить их оттуда снарядами из пращи или стрелами было делом почти немыслимым. К тому же над деревьями грозно возвышалась еще одна наблюдательная башня – и любой человек на тропинке тут же становился удобной мишенью дакийских лучников.
– Крылья нужны, – заметил поседевший в боях примипил. – Иначе никак не забраться.
Легат и сам видел, что для штурма остается только подъем по восточному склону. А это означало удар в лоб и большие потери.
– Неужели не найдется два десятка симмахиариев, способных забраться наверх по тропинке? – спросил военный трибун Миниций Наталис. – Посулим первому, кто заберется по склону, сотню ауреев – и крепость наша.
Бывший легат Пятого Македонского пристроил сынишку под начало Адриана. Юнец с начала кампании сумел «отличиться» – свалился с крутого склона вместе со своим жеребцом, коня пришлось добить – несчастное животное переломало ноги. А вот трибун уцелел, только обзавелся парой царапин, которые теперь выдавал за боевые шрамы. С тех пор он страстно желал прославиться как-нибудь иначе, но в основном за чужой счет.
– Посулить сто золотых? – переспросил Приск. – Хм… Тот, кто умеет считать до ста, по этой тропинке по доброй воле не полезет.
Наталис глянул на него с отчаянной злобой: трибун полагал возвышение молодого центуриона своей личной обидой – Приск лишь немногим старше него, а легат куда больше ценит мнение центуриона, нежели военного трибуна.
– Если найдешь добровольцев, можешь послать их в атаку, – неожиданно уступил Адриан. – Но лишь симмахиариев – легионеров не трогай.
Юный Наталис глянул на Приска с таким видом, будто добровольцы ждали его за палаткой легата.
Когда уже все разошлись, Приск задержался в палатке.
– Одно время в этой крепости жил наш лазутчик. Дозволь, легат, дать ему знать, что мы на него надеемся. Быть может, Фортуна окажется милостивой, и этот парень откроет нам ворота.
– И как ты намерен установить с ним связь?
– Устрою завтра небольшой спектакль.
– Действуй. Но будь осторожен.
* * *
На другое утро, едва встало солнце и осветило крепость на вершине Красной скалы, центурион в начищенных доспехах со щитом подошел в одиночестве к воротам крепости. Остановился, не доходя футов сто, и крикнул:
– Центурион Гай Осторий Приск вызывает любого из защитников крепости на поединок. Кто отзовется – пусть выйдет за ворота. Ему гарантирована жизнь, если он победит. И даже если окажется побежденным, но не тяжелораненым, ему позволят вернуться в крепость. Легат Публий Элия Адриан дает в том свое слово.
Приск, разумеется, рисковал. На дерзкий вызов мог откликнуться любой из даков. Но центурион надеялся, что Скирон сейчас слышит его и непременно выйдет, чтобы условиться о дальнейших действиях.
Но никто не вышел. Стояла тишина. Обманчивая тишина горного утра. А потом волчий вой долетел со стен. Приск вовремя прикрылся щитом, и стрелы градом стали бить по щиту, шлему, поножам. Центурион стал отступать, опасаясь одного – рухнуть под ударами стрел. Подбежали Молчун и Тиресий, прикрыли товарища щитами. Тем временем уже нумидийские лучники обстреливали стены в ответ.
План не сработал.
– Наверняка Скирона нет в крепости, ушел на север, – хмыкнул Кука. – Дурак он, что ли, здесь сидеть!
* * *
Адриан не стал отдавать приказ строить штурмовую башню, а начал с того, что велел легионерам подтащить к частоколу таран. Как ни старались даки восстановить стены, времени у них было мало, так что неприступной могла называться только прежняя крепость, а нынешняя наверняка сделалась уязвимой. Адриан не обманулся: через пару ударов «бараньей головы» наскоро восстановленная ограда расселась, колья частокола склонились, как пьяные. Даки пытались сверху поджечь укрытие тарана, но не успели – частокол опрокинулся прежде, и внутрь прорвались построенные черепахой легионеры. Хорошо их вымуштровал Адриан – нигде не шелохнулись щиты, нигде не открылась щель в броне для удара. Напрасно наскакивали даки, напрасно кидали камни и копья – за первой черепахой уже двигалась вторая. Прорвавшись, черепаха раскрылась, и легионеры шеренгами двинулись дальше – по каменной лестнице наверх к внутренней ограде.
Но на лестнице их уже ждали. Каждую ступень приходилось брать штурмом. А наверху, на самой макушке скалы, высилась каменная стена – две башни по углам, и еще одна усиливала стену с воротами. Да и сами эти ворота были не подарок – вход располагался в угловой башне. Такие ворота-ловушку видел Приск прежде в крепости Блидару. Сейчас со стен в нападавших градом летели стрелы и дротики. Римляне вновь перестроились черепахой и устремились к воротам. Ломали дубовые створки долго. Сработанные на совесть, они, казалось, не поддадутся никакому топору. А сверху, со стены и с двух башен, защитники бросали камни, и то одного мертвого или оглушенного легионера приходилось оттаскивать, то другого. Щиты раскалывались, как гнилые орехи, – вскоре у ворот уже образовался завал из разбитой амуниции и мертвых тел. Фабры по настилу протащили таран в расширенный пролом, но далее сдвинуться с места никак не могли – слишком крут был подъем, к тому же колеса тарана застревали на каждой каменной ступени, приходилось подкладывать доски, в то время как даки обстреливали фабров из катапульт со стены. Вслед за тараном втащили в пролом частокола баллисты. Их попытались нацелить на стену, но первые же выстрелы угодили в своих – так что от машин пришлось пока отказаться.
Сразу несколько центурий приставили к каменным стенам штурмовые лестницы. Даки их отталкивали – но рядом вставали новые. Ясно было, что когда-нибудь у защитников кончатся силы, и они не смогут оттолкнуть тяжелую лестницу, – но, прежде чем это произойдет, не один легионер погибнет, грохнувшись с высоты.
– Не пора ли размяться? – насмешливо сказал Наталис стоявшему неподалеку Приску. – Мне кажется, ты замерз.
– Точно, холодно, – поежился Приск. – А уж как замерз Кука! – добавил он, не глядя на старого товарища-бенефициария.
– Зубы так и клацают, – отозвался бывший банщик.
«Сказать ему, что Адриан велел нас беречь, будто честь весталки? Или не говорить?»
Внезапно какая-то дерзкая бесшабашность овладела центурионом. А вот и посмотрим, во что это выльется! Никто не посмеет упрекнуть центуриона Приска, что он струсил! Что укрылся за широкой спиной Адриана.
– Как ты думаешь, Кука, «славный контуберний» – нас так назвали в насмешку? Или всерьез? – спросил Приск.
– Думаю, всерьез, – отозвался Кука. – И еще думаю – Валенсу бы понравилось, если бы его ребята первыми взобрались на стену.
– Ребята, на штурм! Приказ трибуна! – окликнул друзей Гай Приск.
Малыш с Молчуном тут же притащили штурмовую лестницу, заготовленную фабрами.
– Кто будет держать лестницу, а кто полезет наверх? – спросил Кука. – Может, жребий бросим?
– Корабли или головы?[87] – спросил Молчун, доставая монету.
– Корабли! – выбрал Кука.
Молчун подбросил монету, поймал и бросил назад в кошелек.
– Ты лезешь на стену, – сказал и ухватился за лестницу.
– Ты не показал, что выпало! – возмутился Кука.
– У тебя есть шанс получить венок! – Приск положил товарищу руку на плечо. – Если первым заберешься наверх.
– Ага… а еще у меня есть шанс получить мраморную надгробную плиту.
– Размечтался! Мраморная плита! – фыркнул Тиресий. – Просто валун. Без надписи.
– Хорошо, первым полезу я, – решил Приск.
– А можно мне? – Тут же высунулся по своему обыкновению Оклаций.
– Держись за нами! – посоветовал Кука. – Получишь камнем по башке, во второй раз купол не выдержит.
– Ладно, хватит ржать… – одернул их Приск. – Бегом! К стене!
И они помчались наверх. Уже все пространство между частоколом и каменной стеной было захвачено римлянами – кто из даков не успел уйти за ворота, пали либо, тяжелораненые, угодили в плен. Перешагивая через тела погибших, то и дело спотыкаясь, Приск отмечал, что на каждого убитого римлянина приходится как минимум двое, а то и трое даков. Но все равно легион нес большие потери. То и дело калиги скользили на ступенях – камни были мокрыми от крови.