— На словах чего велел передать? — Бухвостов принял грамотку и пытливо поглядел в осунувшееся, с запавшими глазами лицо гонца.
— Нет, приказал только гнать без сна и отдыха.
— Антипа! Накорми и устрой человека, а я пойду к себе. Спать пока не ложись, может, понадобишься.
Никита Авдеевич поднялся наверх, зажег свечи и нетерпеливо сорвал стягивавший пергамент тонкий шнурок, скрепленный печатью Паршина. Какая еще каша заварилась там под носом у татар? Тайный шифр, который использовался для переписки с Азовом, Бухвостов крепко держал в голове, поэтому он развернул пергамент и, беззвучно шевеля губами, начал переводить странные закорючки в понятные буквы и складывать слова.
Прочитанное настолько поразило его, что он ошалело замотал головой и вновь пробежал глазами по неровным строкам: глубоко внутри еще слабо теплилась надежда, что есаул что-то перепутал или он сам спросонок не так понял тайнопись. Шутка ли, целый день колобродить с татарчонком, а потом подняться среди ночи, не успев даже первый сон досмотреть. Но ошибки не было. Паршин сжато и точно излагал события, происшедшие после похищения сына Алтын-карги, сообщал сведения, принесенные умершим от ран сербом.
Господи Иисусе, спаси и помилуй! Только черной измены еще недоставало в многотрудной жизни Никиты Авдеевича! Он смял в большом кулаке подоску пергамента и зло пристукнул по столешнице: обошли, супостаты! Натянули личины и ядовитыми гадами проползли мимо расставленных сетей, сумели свить поганое гнездо в самой Москве. Ох, лихо! Теперь ни днем, ни ночью не знать ему покоя, пока не прищучит злыдней.
Нужно ли сомневаться в достоверности сведений, сообщенных Федором? Может быть, его хитростью ввели в заблуждение, намереваясь заставить и есаула, и самого Никиту Авдеевича броситься по ложному следу, чтобы потом больно ударить там, где они не ожидают? Никогда нельзя считать врага дураком, в конце концов, это обернется большой кровью. Только недалекий умом человек считает всех глупее себя, на том он и горит!
Бухвостов никогда не встречался с погибшим Ивко, но зато хорошо знал купца Спиридона и считал его искренне преданным делу освобождения православных. Полностью доверяя греку, он доверял и его соратникам. Но как удостовериться, что серб, заплативший жизнью за важные сведения, сам не стал жертвой обмана?
Начальник ханской стражи Азис-мурза — коварный противник, а за его спиной стоят турки, весьма искушенные в интригах и ведении тайной войны. У мурзы достойные учителя и наставники, они вполне могли присоветовать, чтобы он позволил приказчику грека бежать и добраться до Азова, так как знали, что Паршин непременно отправит гонца в Москву. Вот и замкнется круг: их зловредная придумка начнет бродить среди русских, будоража умы и сея страшные подозрения, — чего лучше желать накануне войны? Глядишь, всполошатся в Москве и, как во времена Иоанна Грозного, начнут без разбору сносить головы, выискивая измену.
Но если изменники действительно есть, если предательство не выдумка врагов — дело хуже некуда. Спиридон уплыл в Константинополь вместе с доверенным человеком, который должен встретиться с Баженом Сухоборцем. Выследи грека — и узнаешь о секретном гонце Паршина, а через него нащупаешь и Сухоборца! Все может рухнуть в одночасье, и больше не будет у дьяка Посольского приказа надежных глаз и ушей в турецкой столице. Поганое дело! Азис-мурза узнал, что грек отправился в Царьград, значит, об этом узнали и турки. Хорошо, если Паршин успеет предупредить Сухоборца, а если нет?
Есаул пишет, что в Москве тоже есть вражеский лазутчик. Скорее всего, это кто-то из своих продал душу туркам или латинянам за золото. Свой?.. Да какой он, ко псам, свой, если за подачку продает родную землю! Однако за подачку ли? Кое-кто из бояр и дворян служил самозванцу и полякам, успел по уши вымазаться в дерьме, но многим удалось замести следы своих преступлений. Вдруг кого-то из таких взяли за горло и, угрожая разоблачением, вновь заставили служить прежним хозяевам, только уже тайно? Такой вражина страшнее подкупленного: ему назад дороги нет. Истинно говорится: какая рука крест кладет, та и нож точит. И в любой момент воткнут этот нож тебе в спину, прямо под левую лопатку, чтобы достать до сердца!
А ты, Никита Авдеевич, раскидывай мозгами, сиди и думай, как отыскать врага не только в Москве, но и в Азове, откуда до басурман вообще рукой подать. Какой теперь сон, какой отдых? Получилось, что ты весь на ладошке для чужого глаза, словно вывели тебя голым на площадь при скоплении народа и выставили на потеху хмельной толпе: глядите, вот он!
Бухвостов вскочил и заметался по горнице, сжимая ладонями пылавшую голову: какой позор на его седины! Потом немного успокоился и сел на кровать. В тереме стояла сонная тишина. Даже ветер на улице стих, и деревья в саду словно замерли, будто боясь шевельнуться хоть одним листом перед надвигающейся грозой. Где-то в отдалении пророкотали первые раскаты грома, и Никита Авдеевич перекрестился на образа: Илья-пророк катит на небесной колеснице, готовясь метать на грешную землю огненные стрелы молний.
Однако нечего нюни распускать, пора за дело. Когда нащупаешь врага, прояснятся причины многих прежних неудач, а сейчас нужно действовать быстро и решительно.
Знают ли предатели, что ему уже известно об их существовании? Разумнее всею предположить, что знают, и вести себя соответственно: язык не распускать даже при самых доверенных людях, никому не открывать своих замыслов и не предупреждать заранее о том, кому и что будет поручено. Только внезапность, скрытность, и быстрота — в ещё большей степени, чем прежде. И немедленно начать тайный розыск предателей, не жалеть ни себя, ни других, вертеться юлой, но все успевать и хоть на полшага, но опережать успевшего проведать о его действиях противника. Пока он не поднял врагов на дыбу, спасение только в этом.
Вернувшись к столу, Никита Авдеевич быстро выскоблил полосу пергамента и стал писать ответ есаулу Паршину. Придется казаку, прискакавшему из Азова, довольствоваться краткой передышкой и снова сесть на коня. Время не ждет! Пусть птицей летит через степь!
Закончив, дьяк спустился вниз и велел прикорнувшему на лавке Антипе позвать гонца. Тот пришел быстро, видно, лег отдыхать не раздеваясь. Бухвостов залил пергаментную полоску воском, запечатал своим перстнем и подал гонцу:
— Гони во весь опор. Есаулу скажешь: пусть ждет! Он поймет. Стрельцов дать для охраны?
— Не надо, — отказался казак. — Со мной еще двое, они в пригороде ждут. А твоим людям с нами несподручно: они сутками напролет скакать непривычны.
— Езжай с Богом! — Дьяк перекрестил гонца и сунул ему в руку кошель с серебром. — Бери, не отказывайся, в дороге пригодится. Только в кабаки не заворачивайте.
— Как можно? — плутовато усмехнулся казак и, не прощаясь, вышел.
Бухвостов поманил пальцем шута и тихо оказал:
— Утром позовешь Демьяна. Впусти его с заднего крыльца и сразу веди наверх. Потом разыщи Терентия Микулина и тоже веди ко мне. Да предупреди Павлина Тархова и Ивана Попова, чтобы не отлучались. А к обеду пригласи Макара Яровитова. Сейчас разбуди ключницу: пусть приготовит мне поесть. На стол соберешь сам в верхней горнице рядом с моей спаленкой. И чтобы никто меня не беспокоил, не то прикажу дать батогов!
Горбун согласно кивал, для верности загибая пальцы, чтобы лучше запомнить распоряжения хозяина.
— Иди, — отпустил его Никита Авдеевич и тяжело начал подниматься по лестнице: грудь сдавило болью, затылок словно налился свинцом. Скорее бы уж нависшие над городом тучи прорвало ливнем!
* * *
Остаток ночи Никита Авдеевич провел в трудах: не смыкая глаз, сидел за столом и старательно выводил на полосках пергамента закорючки шифров. Для связи с каждым из подчиненных ему людей у Бухвостова существовала своя система тайнописи, которая время от времени изменялась, чтобы враг не смог прочесть перехваченное письмо. Разобрать шифр могли только адресаты и отправитель; для этого применяли целый ряд уловок, самыми простыми из которых были написание в зеркальном отображении или справа налево, на арабский манер. Поэтому письмо, отправленное в Царьград, не могли прочесть в Варшаве, и наоборот.
Но все равно есть опасность, что тайная грамотка попадет в чужие руки, а в каждой земле найдутся ученые книжники, готовые не жалея времени корпеть над непонятными значками, чтобы проникнуть в их смысл. Для книжного червя это увлекательнейшая охота за неизвестной, тщательно скрытой от посторонних мыслью. Поиски ключа к шифру для них куда азартнее, чем гонять по полям зайцев или травить собаками кабана.
Если известно, кому адресовано тайное послание, то уже можно зацепиться хоть самую малость, а там начнет разматываться клубочек. Кто знает, кому надо передать письмо? Гонец! Поэтому в дороге его подстерегали тысячи опасностей: для врага нет ничего более важного и интересного, чем охота за вооруженным человеком, который будет яростно сопротивляться, стараясь избежать страшного конца. Самый легкий исход — смерть, но если гонца захватят живым, его ждут жуткие мучения: под пыткой у него будут выведывать имя того, кому он вез тайную грамотку. Вот так и сплеталось все в тугой узел: жизнь одних зависела от того,насколько умны, отважны и ловки другие…
