ему и подвигающе ко благу? И почему в святилищах русских Богов он не ощущает и слабого умаления своей сущности и сознает себя едва ли не равным с небожителями, точно бы нет между ними разницы, разве только то, что волею судеб он рожден на земле, а не в небесных сферах?.. Но это как раз не очень-то и волнует, он уверен: когда наступит срок его на земле, то и приблизится он к Богам.
Говорили старцы, что на Аскольдовой могиле в ночную пору наблюдается столб света, он выхлестывается из земли и возносится к небу, и если в эту пору болящий прикоснется к могильному холму, то и получит исцеление. Если бы сам Владимир не был тому свидетелем, не поверил бы и отверг с порога. Но ведь был же… еще в младые леты. Пришел однажды сюда вместе с отроком из отцовой дружины, тело у того вдруг покрылось струпьями, и лицо распухло. Упал тогда отрок на колени перед Аскольдовой могилой и протянул руки к столбу света, и долго стоял так, шепча:
— Господи! Господи! Помилуй мя и спаси!..
И свершилось чудо. Отпали струпья с отрочьего тела и сделалась кожа мягка и бела. И спросил юный Владимир, воротясь ко дворцу, у бабки Ольги:
— Кто есть Господь?
— Миром земным и небесным и душой нашей управляющий, — ответила Великая княгиня, со вниманием глядя на внука и как бы предвидя в нем что-то, в грядущих летах его. — Придет время и всяк на русской земле живущий оборотится к Нему и падет ниц пред Ним, как и я, познавшая в себе Бога Великого, пребывающего в святом Триединстве.
Владимир в смущении отъехал от Аскольдовой могилы. Но это не то смущение, которое лучше скрыть от других, напротив, он даже хотел, чтобы люди увидели его. Ему открылось удивительное. Он как бы осиялся небесным знамением, и не то чтобы случилось это именно теперь, в нем и прежде копилось несвычное с миром, не хватало малости, чтобы укрепилось в душе. И раньше, чаше старые гриди, обращенные ко Христовой вере, говорили о благости, которую дарит молитвенное слово. То были люди, близкие к княгине Ольге и вместе с нею гостившие в свое время в Царьграде.
— Могуч и дивен Царьград, от разных земель к нему едут с поклоном. Над живущими там Господь распростер свою длань. Имя Его и деянья Его в утешение слабым и в утверждение власти Цезаря, правителя. Помазанника Божьего. Нет ничего выше сего!
Воистину так. И Добрыня уже давно склонялся к тому, что на Руси потребны перемены.
— Те перемены во благо Столу Великого князя. Ибо един Бог на земле, все ж прочие, малыми Богами именуемые, от воли Его и разуменья Его. Надобные в прежние леты, ныне они ослабли, отчего начался разброд и неустоянье. И коль скоро не обратимся к переменам, то и станет в русских родах худо.
Ночью Владимиру привиделось разное, но как бы управляемое единой мерой, она была ощущаема всем его существом, вдруг распростершимся над русскими землями. Страшно даже, сколь велик дух его и многослоен, а он не знал этого, нередко впадая в нерешительность при вершении государева устроения и подолгу не умея избавиться от нее. Владимир обратил внимание на старого русского князя. Он оказался на днепровском берегу, чтобы встретить лодьи гостей, но вместо них увидел Олеговых воинов в железных чешуйчатых рубашках и шеломах, с секирами в руках и дротиками, с мечами и копьями, и понял, те воины не с добром пришли на Русь, со злобой на сердце. Аскольд мог бы скрыться от них, обманно выманивших его из стольного града, он ныне в легкой не могущей быть помехою в беге, одежде, но не сдвинулся с места, только и сказал с горечью в сильном, привыкшем к ратным вершениям, голосе:
— Господи, помилуй поднявших меч на меня, ибо не ведают, что творят!
Точно бы заранее знал русский князь, что нужна его смерть, может, не ныне живущим, другим людям, что придут на землю, обагренную его кровью, позже и вспомнят про него, ко Христу потянувшегося, и преисполнятся Духа Святого. Он верил в это, и вера не была погублена вместе с ним, но, отделившись от него, стала видна издали, и притягивала не охладевших к Божьему слову. Она и Владимира тревожила и не отпускала подолгу.
Да, так все и происходило, но, чтобы ясно увидеть Аскольда и благую погибель его, как если бы он не отдален от теперешнего времени многими летами, такого с Владимиром еще не было. Он хотел бы говорить со старым князем о его вере, так окрепшей в нем, что и смерть не могла ничего стронуть в ней, но Аскольд молчал, лишь смотрел на него с сочувствием, и от его взгляда на сердце у Владимира стало спокойней. Время спустя образ русского князя начал тускнеть, размываться, пока не исчез. Но, кажется, исчез только за тем, чтобы уступить место Христову Апостолу. Владимир не однажды слышал о Нем от странствующих певцов и премудрых волхвов. Те говорили, что в давние леты появился в здешних землях дивного разумения человек и сказал, пророчествуя, что подымется на сих горах славный город и воздвигнутся тут Божьи храмы и возвеличат имя Господне и деянья Его. Звали того человека Андреем Первоапостольным. Чаще Первозванным. Много званых, да мало избранных. И нет среди народов избранных, но среди людей. И не увидеть их сразу в толпе, тихи и скорбны, словно бы взвалили на себя все горести мира, с тем и пребывают в непрестанных молитвах, а коль скоро станет на сердце у ближнего легко и свободно, то и в них самих осияется. Мало их, избранных. Но они есть, есть! Если бы не они, иль не угасло бы все, к добру потянувшееся, иль не сделалось бы вокруг нас, да и в нас самих, темно и глухо? Иль не утянулись бы мы во мрак, чтобы уже никогда не припасть пересохшими губами ко Престолу Всевышнего? Что есть в нас, многогрешных, от мрака отделяющего? Только жажда пития от Божественного света, только она, нет-нет да и заявляющая о себе. И тогда мы выбредаем из сумерек своего земного существования, и от небес открывается даже падшему, и перед ним нечаянно, подобно солнечному лучу, прорезающему густые облака, хотя бы однажды, зато и незабываемо до последнего земного дня его, промелькнет надежда, что не все еще потеряно и спишутся ему грехи его, пускай и в далеком, едва прозреваемом времени. Отними эту
