У самого подножия холмов пешие воины султана и впрямь обратились в повальное бегство. Вдогонку за ними вверх по склонам возвышенности, поросшей низким редким кустарником, устремились и торжествующие крестоносцы. Самые резвые из них, настигая убегающих врагов, поражали их копьями в спину.
Добравшись до вершины, сельджуки все разом повернули на крестоносцев, и битва вспыхнула с новой силой. Но это была уже другая битва, ибо воинов султана будто подменили. С неистовой яростью они бросались на христиан, не обращая внимания на свои раны и перешагивая через своих убитых.
Теперь уже крестоносцы подались назад, еле сдерживая натиск сарацин. Склоны холмов покрылись телами сраженных воинов в белых плащах с красными крестами. Скатившись к подножию возвышенности, крестоносцы наконец сплотили свои ряды и остановили наступающих сельджуков.
Больше часа воины-христиане и сарацины рубились со слепым ожесточением, напирая стенка на стенку.
Сначала нормандцы, потом швабы и баварцы стали одолевать сельджуков. Храбро наседали на врагов анжуйцы и бургундцы. Вскоре в сече наступил перелом. Сарацины обратились в бегство, бросая копья и знамена.
На вершине холма Василий снял с головы шлем и утер пот со лба.
Рядом с ним остановился Худион, воткнув в землю свой окровавленный меч.
– Победа! – прохрипел он, с трудом переводя дыхание.
Василий с улыбкой кивнул Худиону, подставив свежему ветру свое разгоряченное лицо.
Отсюда, с высоты, открывались голубые дали широких равнин, на юго-востоке горизонт замыкали желтые горы. Как на ладони был виден стан крестоносцев и извилистая лента дороги.
Вот только что там за переполох?
К Василию подбежал Потаня и сердито ткнул пальцем в сторону далекого христианского лагеря.
– Я предупреждал, что неспроста отступают нехристи, – ворчливо сказал он. – Увязались мы за ними все скопом, позабыв на радостях про лагерь и обоз. Теперь, как ни поспешай, нам не спасти королевских слуг от плена, а добро Людовика от разграбления.
– По-твоему, там сарацины хозяйничают? – промолвил Василий, пристально вглядываясь в мелькающих среди шатров далеких всадников.
– Знамя видишь? – хмуро спросил Потаня.
Над отрядом конников, гнавших к лесу стадо вьючных животных, развевалось зеленое знамя пророка Мухаммеда.
– Перехитрил нас султан! – досадливо покачал головой Василий.
– Ладно бы токмо нас, – проговорил Потаня.
Худион же сердито выругался.
* * *Взору крестоносцев, вернувшихся в свой стан после преследования отступающих сельджуков, открылись сорванные с колышек палатки, исполосованные саблями шатры, опрокинутые повозки, убитые возчики и стражники, которые лежали повсюду среди обрывков материи, открытых сундуков, распоротых мешков с пшеницей и овсом.
Воины султана угнали почти всех вьючных животных, похитили королевскую казну, множество ценных вещей из шатров знатных рыцарей, а также разграбили обоз с продовольствием.
Под впечатлением от разоренного стана победа крестоносцев превратилась в тяжелое поражение.
Элеонора, возглавившая конную атаку своих знатных амазонок, едва спешившись с коня, приказала перебить всех пленных сарацин. Приказ разгневанной королевы был приведен в исполнение прямо у нее на глазах. Словно помешавшись от ярости, Элеонора отсекала своим мечом головы у мертвых сельджуков и пинала их ногами, как мячи.
– Дорогая, это недостойно королевы и христианки! – попытался урезонить супругу Людовик. – Успокойся! На тебя смотрят твои подданные.
– Я – женщина! Мне позволительны слабости! – кричала на мужа Элеонора. – А вот как ты, повелитель войска, ввязался в войну, не оставив дома свое пристрастие к вину, не отказался от своей глупой самонадеянности! Этого я не понимаю. Вдобавок ты окружил себя такими же самонадеянными советниками, полагающими, что сарацины ни на что не годны на поле битвы. О Дева Мария, и эти люди собрались идти путем Готфрида Бульонского!..
По требованию королевы был немедленно созван военный совет, на котором Элеонора первая выступила с гневной речью.
– Поскольку я участвую в сражениях наравне с мужчинами, значит, у меня есть право высказывать напрямик свои суждения в столь высоком собрании, – молвила королева, сидя на троне.
Трон Людовика сгорел во время ночного пожара, поэтому король сидел рядом с супругой на обычном стуле.
– Намереваясь нести бедствие и разорение сельджукам, мы сами между тем терпим бедствия от них, – тем же раздраженным тоном продолжила Элеонора. – Сначала сарацины спалили королевский шатер и почти всю ночь обстреливали наш лагерь из луков, сея смерть и панику. Ныне же враги разграбили наше имущество, угнали в неволю почти всех моих служанок, убили моего лучшего повара. Но даже если бы повар остался жив, проку от него уже не было бы никакого. Проклятые агаряне похитили клетку с цыплятами, утащили все мои острые приправы, бросили в ручей мешки с солью. Кто ответит мне, что теперь делать? Вкушать грубую и пресную пищу я не стану!
Поскольку высокое собрание пребывало в подавленном молчании, Элеонора продолжала говорить:
– Поход только начался, уважаемые сеньоры, но ваша королева, по вашей милости, ныне осталась на хлебе и воде, как в дни Великого поста. Кто из вас отвечал за защиту лагеря? Пусть этот человек выйдет вперед.
Среди графов и баронов произошло какое-то движение, послышались перешептывания.
Слово взял граф Орлеанский:
– Государыня, все рыцари, повинуясь воле короля, участвовали в атаке на сельджуков. Лагерь был оставлен на попечение пехоты.
Теперь зароптали военачальники пеших отрядов. Один из них выступил вперед.
– Не гневайся, государыня, но и мы, исполняя волю короля, сражались с сельджуками в поле и отогнали врага далеко от нашего стана, – с поклоном произнес военачальник.
– Прекрасно! – с недоброй улыбкой сказала королева. – Все сражались, все вели себя храбро, все выполняли повеления короля! Тогда скажи мне, дорогой супруг, кому из вассалов ты поручил охрану лагеря и свою казну? – Элеонора обратила свой взор к Людовику.
Людовик завздыхал, как провинившийся мальчишка, виновато зачмокал толстыми губами, не смея взглянуть на свою властную жену.
– Лагерь и обоз, как всегда, должны были охранять лагерные стражи, – промолвил король, – а моя казна была оставлена на попечение шотландских наемников. К сожалению, они все перебиты сарацинами…
– Конечно, перебиты, ведь шотландцев было всего-то двадцать человек! – гневно произнесла королева. – Похоже, только шотландцы и сражались с сарацинами, в то время как лагерная стража разбегалась кто куда!
– Среди лагерных стражников тоже много убитых… – несмело возразил король.
– Убитых в бегстве! – бесцеремонно перебила его королева. – Тела сраженных стражников валяются в поле, а не в лагере среди шатров и повозок.
– Это война, сударыня, – слегка повысил голос Людовик, – и потери на войне неизбежны.
– Я знаю, что мы не на охоте в окрестностях Парижа, мой дорогой, – язвительно промолвила Элеонора. – Как знаю и то, что ты – бездарный полководец. Сегодняшние события лишний раз уверили меня в этом!
– Я вернулся с победой! – краснея, воскликнул уязвленный Людовик.
– Ты вернулся с победой в свой лагерь, разграбленный врагом! – выкрикнула Элеонора прямо в лицо мужу. – Ты лишился казны и съестных припасов! И это, по-твоему, победа?! Как я была недальновидна, полагая, что наше войско может уподобиться непобедимой небесной рати архангела Михаила. Теперь-то я понимаю, что герцог Швабский был прав, нам нужно добраться до Антиохии, сохранив войско. Может, у короля иерусалимского имеются достойные полководцы, которые, побеждая врага в сражении, не теряют при этом свой обоз.
– Я возьму штурмом Дорилей, моя бесценная, и у тебя опять будут жареные цыплята к столу и изобилие приправ, – сказал Людовик, просительно взирая на жену. – Потерпи, завтра наше войско подступит к Дорилею.
– Ты полагаешь, что сарацины так просто уступят тебе Дорилей? – усмехнулась Элеонора, глянув на Людовика. Она тут же громко обратилась к Фридриху Швабскому: – Любезный герцог, ты имел возможность видеть стены Дорилея. В каком они состоянии? Сможет ли наше войско взять Дорилей с ходу, без длительной осады?
– Думаю, государыня, что без осады не обойтись, – выступив вперед, ответил Фридрих. – Стены и башни Дорилея в хорошем состоянии, рвы перед стенами глубоки и наполнены водой.
– Значит, нам потребуются осадные машины? – спросила королева.
– Потребуются, государыня, – сказал Фридрих.
Людовик нервно заерзал на стуле, кусая свои толстые губы.
По лицам его вассалов тоже было видно, что они недовольны речью королевы и ответами герцога Швабского.
– У меня есть все основания больше доверять словам герцога Швабского, нежели твоим обещаниям, мой король, – проговорила Элеонора так, чтобы это услышали все присутствующие. – А посему нашему войску надлежит немедленно повернуть обратно, чтобы добраться до Антиохии через владения византийцев и Армянскую Киликию.
