— Ты, Север, не разбрасывайся. И без гимназии проживет. Курсы какие-нибудь…
— Нет, нет, — горячо, со знанием дела вступила Лулу, — гимназическое образование — это не обсуждается, это необходимо, даже если много плохого. Никто не даст столько, это сис-тем-ное.
— До чего умный малолетний товарищ! — изумился Север. — Все правильно! Лучше не скажешь!
Лулу смутилась, опустила глаза, но улыбнулась в ответ на эту приятную похвалу. Теперь она с успокоившейся совестью пошла на кухню, Тане в помощь, до этого как-то не решалась остаться с Таней и своим противным поручением наедине. На кухне вовсю кипели две кастрюли, а Таня нарезала хлеб и сыр. Лулу пристроилась помогать и узнала из рассказов Тани об этом необычном госте, что он приехал из Москвы, и будет жить у них долго. Поэтому, шепотом добавила Таня, они и сняли такую большую квартиру, надеялись, приедет. Больше всего понравилось Лулу, что, как оказалось, дядя или «товарищ» Север любит читать детские книжки. И так это подходило к нему, несмотря на крупные руки и широкие плечи, что Лулу не только не нашла пристрастие странным, но ей даже показалось, что сама могла о нем догадаться. Когда они вернулись в комнату с кастрюлей и тарелками, там шел разговор о студентах.
— …Удалось перевести из Казани в Москву, но и тут, под присмотром, они не угомонились. Двенадцать кружков за три месяца, каково? И все это с пылкостью, безоглядностью молодости… Вот так, граждане-товарищи…
— Как же второй эшелон? Кому университеты недоступны? — сердито заговорил Ваня. — Разве есть возможность их охватить, если они — по хозяйчикам, да по мастеровым разобраны?
— Нужно пробивать, где только можно, школы для обучения ремеслам. Вот я, прошлым делом, — Север заметил, что девочки вернулись и, мягко улыбаясь, закивал им, — когда работу потерял и переселился в Сибирь, добился ведь создания такой школы для подростков. От одного начальника к другому с прошениями ходил, два года ушло на уговоры. Зато, когда добился, стало ясно, это вырастут наши люди, понимающие. А уж тут, в больших городах, как говорится, сам Бог велел…
Лулу прислушивалась с большим интересом. Вот бы такой преподавал у них в гимназии! При этом она, стараясь не пролить, распределяла по тарелкам суп, потом нарезала какую-то зелень и для красоты и запаха присыпала тарелки.
— Любуюсь я нашими девчушками, Арсений, просто любуюсь, откуда что берется, смотри, как красиво все делают, причем и процесс и, так сказать, результат.
Захваленные Севером девочки, испытывали большое удовольствие от своей роли «главных хозяек». Но как раз в это время вошла тетя Поля и, едва переступив порог, ахнула:
— Господи, господи, это же Север, а говорил, ждите еще года через три. Стало быть, не ошиблись мы…
— Да, Полюшка, — крепко, троекратно целуя ее, сказал Север. — Такие мы ходкие. Стало быть, Полюшка, гостей не ждала?
— Ну, ты скажешь! Видишь же — ждала. Но другого кого. А ты просто подарок нам.
— Да-а-а-а, птицу даже моей комплекции весной на Родину тянет.
— А если птице, вдобавок к комплекции еще и характер твой… то встреча состоится. А ты был в Москве?
— А как же? Олюшка, вообразите, там и обосновалась. И отсель — ненадолго туда же. И Ивана Арсеньевича прихвачу.
— Молод еще, чтобы по имени-отчеству величать. — Тетя Поля положила руку на затылок сына.
— Не скажи. Ваня — человек сложившийся, не по возрасту силен духом и может сделать в жизни немало. Возраст — не главное в оценке человека.
Лулу в душе горячо согласилась. Хотелось рассказать Северу и о своих достижениях, но он, забрав Ваню, отправился на кухню разговаривать и пить там чай. О девочках, кажется, забыли. Таня стала показывать открытки, которые собирала. Но Лулу все вслушивалась в речь Севера: приятно как говорит. Как будто голос на самом деле сильный-сильный, а он его нарочно сдерживает, чтобы не напугать никого… Среди многих слов, Лулу уловила:
— …нет, девчушку пока задействовать не надо, можно испортить дело, да и жалко, красавица такая малолетняя, будто с картинки. А вообще, придумано остроумно… Только яркая слишком, запоминающаяся. Это помешать может…
О ком это он интересно, о ней или о Тане? Кажется, все-таки о ней. Неужели он тоже считает ее «незрелой», как Сергей и Валентин? Конечно, в его глазах она, наверное, совсем маленькая. Он весь такой сильный, могучий, сразу видно… Руки огромные, а когда знакомился с Лулу, почти не сомкнул пальцы, как будто боялся раздавить.
Лулу устала от разнообразия сегодняшних впечатлений. Вообще, когда их слишком много, ей всегда хочется спать. Только выспавшись, она может поразмыслить, соединить все увиденное и услышанное в единое целое, превратить сумбур, крутящийся беспорядочно в голове, в стройные мысли.
Как не хочется на Береговую! Но выбора нет. Новые «райские» условия имеют и свою обратную сторону. Она вообще может теперь пойти куда-то, только предупредив. Иначе, поднимается паника. А про ночевку у Тани не предупредишь, — Лулу вообще не афиширует эту дружбу. Укрощенные господин Петров и Софья Осиповна вполне даже могут за ней увязаться, чтоб «убедиться, что детка в безопасности». А как же конспирация? Поэтому, с этим, как ни жалко, придется покончить. Она печально сообщила тете Поле, которая прошла было с дополнительными подушками в комнату Тани, что уходит домой. Тетя Поля остановилась:
— Шура, ты как-то переменилась в последнее время. Ваня с Таней, конечно, проводят тебя, раз хочешь, но если что не так, ты прямо скажи, не отдаляйся от нас.
Тетя Поля говорила, с беспокойством глядя Лулу прямо в зрачки. В глазах Тани и Вани тоже застыл тревожный вопрос.
Подобает ли девице на четырнадцатом году жизни сидеть на дереве? Очевидно, нет, но Лулу это не останавливает. Удобно. Книга — на коленях, вишня — рядом, дорога обозревается полностью. А саму ее найти непросто, зеленая блузка и широкая, шоколадного цвета, юбка надежно маскируют в листве. Скоро тетка позовет к обеду и надо будет покинуть свой наблюдательный пост. Ей и так все время выговаривают — мало ешь, худющая, выглядишь, как десятилетняя. Ну и что? Кто из ее ровесниц, «обретших формы», взобрался бы на пятиметровую высоту? И про десять лет — это сильно преувеличено, вернее, приуменьшено… Когда она бросает взгляд в зеркало, где отражается рядом с Таней или, тем более, со случайно попавшей в орбиту, Агаджановой, то просто видит картинку под названием «разнообразие видов», как из учебника по естествоведению. Таня ростом невелика, но широкая, коренастенькая какая-то, Агаджанова — высокая, фигурой напоминающая кувшинчик с пере-хватом в талии, а Лулу… Ростом- то она не такая маленькая, нет, полтора метра уже преодолены, но вот объемы… То, что талия не больше полуметра в обхвате — это еще изящно, но то, что нет даже намека на агаджановский кувшинчик, иногда бывает жалко.
…Сидя в этом шелестящем мире, нелегко сосредоточиться на книге, а закончить «Мертвые души» до приезда Виконта просто необходимо. Позорно было, когда она не вполне уважительно отозвалась о Гоголе, а он поднял бровь, пожал плечами и синие глаза стали такими пустыми, незаинтересованными… Это одна из высших степеней неодобрения. По такому поводу ей никогда не влетает, то есть он не произносит резких фраз, не отправляет от себя «заниматься математикой» или «обдумать дальнейшее», но теряет интерес к разговору и человеку, с которым говорит. Это даже нечестно, рассказал бы, объяснил. Оказалось, вчитываться в каждое гоголевское слово доставляет огромное наслаждение, до чего остроумно! Чем больше она восхищается, тем острее ощущает свой позор. И это она обозвала скучным? Лучше честно признаться, что читала в гимназии невнимательно, хотя и это его в восторг не приведет.
…На дороге появляется невозможно тонкая фигура, перехваченная широким поясом. Дмитрий! Лето, и братья, конечно, здесь, в имении. Ожидают в отпуск и отца. Правда, говорят, положение на фронте очень тяжелое, так что неизвестно, приедет ли. Лулу чуть не слетела с ветки. Этого еще не хватало! Дмитрий тоже поджидает Шаховского, как это часто бывает в последнее время. Таскается за ним всюду! Лулу сжимает кулаки. Она видеть его не может рядом с Виконтом. Кривляка! С ним связано худшее происшествие недавнего времени. Казалось, после строгого запрещения, их драки канули в лету. Но Лулу сорвалась. Именно она кинулась на Дмитрия, когда он поднял на Ромашку хлыст, но вложила в драку и все другое накопившееся. Как смеет он мешать ее общению с Виконтом, подражать ему, да еще и видеться с ним значительно больше! Виконт и в комнаты к братьям заходит часто, а к ней теперь, практически, никогда, и в зале пропадает с ними часами… Лулу убеждена, в том чудовищном случае была и его вина. Зачем он пригласил на прогулку их обоих, зачем? Неужели, не понимает, что они ненавидят друг друга? Вот и стал свидетелем настоящего побоища, ибо Лулу кидалась на Дмитрия со всей яростью, даже после того, как вырвала хлыст, а Дмитрий, как водится, отвечал ей со всем старанием. Все началось, когда Виконт отвлекся. Снимал с лошадей припасы, ослаблял подпруги. А они… Даже вспоминать скверно, как Виконт подбежал, резко прикрикнул…. Дмитрий, схваченный за шиворот, отлетел от Лулу, на метр. Ей Виконт гневно бросил через плечо, не посмотрев: «Это безобразно! Сядь на лошадь и домой! Не смей гнать! Объяснять тебе что-либо бессмысленно!» А сам остался с Дмитрием! Правда, приехал брат поздно и буквально шатался, — от усталости что ли? Лицо мрачное, от ужина отказался. Тетка всполошилась: «Митенька, ты, вроде, избитый весь!» Дмитрий, не поднимая глаз, буркнул: «Павел Андреевич бороться учил…» — и пошел к себе. Лулу не спала всю ночь, вскакивала, несколько раз подходила к двери в мезонине, а утром, когда, наконец, так и не решившись постучать, дождалась Виконта, вся трепетала, извиняясь. Он послушал, кивнул и сказал: «Ну, допустим». И ничего больше. Ни: «успокойся», ни: «да все в порядке, Александрин!». А ведь раньше никогда долго не сердился!
