Лина ТриЭС - Третья истина

— Ай! — вскрикнула от неожиданности Таня.

— Татьяна! Если ты еще один раз от меня отойдешь, я отучусь вести любые разговоры, кроме дурацких!

— Ну, тебя, Шура! — Таня засмеялась, но тут же посерьезнела. — Знаешь, я не вернусь сейчас в гимназию, дома дела, сама понимаешь…

— Понимаю! — У Лулу загорелись глаза. — Скажу, зуб заболел, пошла к доктору. Это не ложь, — быстро добавила она, — у тебя ведь действительно вчера болел.

Таня кивает и уходит. Без нее Лулу плохо сидеть, скучно. Но на призывы Лели она дипломатично не отвечает, якобы, рассеянно не замечая их. Может быть, она и неправа, но ей надо «перекипеть». Однако время проходит не так уж медленно, тем более, что Лулу спрашивают на обоих уроках — отлично и по арифметике, и по истории, удача! Действительно, только взяться. Лулу с ликованием понеслась по лестнице.

— Курнакова! Опять бегаете? Не забывайте, вам надо быть осторожной! Идемте со мной! — классная придержала Лулу за руку.

Неужели за припрыжку будут пробирать? Хотя голос такой участливый. Похоже, она ведет ее в учительскую.

— Курнакова, вы сидите за одной партой с Грицининой, случайно не знаете, почему она отсутствовала на уроках?

Лулу ответила про врача и зуб.

— Так… Их семья, кажется, переехала, она не говорила, где теперь проживает? Скажите адрес швейцару, если знаете, он будет послан к Грицининым с письмом.

А Танины «дела»? Она так же попадется на лжи, как и с Лулу в первый раз.

— Адрес… я не помню… Да! Я знаю зато, как идти, я передам, если хотите. Пойду, заберу свои тетради, они как раз случайно остались у Грицининой. А вдруг она и дальше будет болеть? Мне самой это нужно.

— Это вам не повредит? Но если все равно пойдете, передайте. И учтите, что это важно для нее, иначе она будет исключена. Господа попечители, в связи с расходами в пользу армии, ликвидируют бесплатное обучение, даже для отличников.

Лулу взяла конверт и, попрощавшись, направилась к двери. Неприятно, конечно, заявляться к Тане с такими вестями. Но что поделаешь? Главное — избавиться от швейцара, которого начальница послала-таки ее сопровождать. К счастью, все получилось, как по нотам. Услышав, что ей предварительно надо посетить домашний молебен «За спасение русского воинства», и что продлится он часа два, швейцар, как она и надеялась, нарушил приказ. Спросил у нее, ходила ли она уже сама по этому адресу и, наказав не попасть под извозчика, ушел восвояси.

Лулу, довольная успехом своей хитрости, тут же села в трамвай и, как всегда, аккуратненько отсчитала остановки. Она плохо ориентируется, легко теряется в городе, хотя ходит по нему немало. Даже, идя по тысячу раз хоженому пути из гимназии на Береговую, она всегда не уверена, что попадет, куда надо. Всматривается в дома, выискивая знакомые вывески.

…Лулу могла поручиться — хвоста она не привела. Но, чтобы удостовериться, прошла мимо Таниной двери, не только не останавливаясь, но даже не взглянув на нее. Поднявшись на пролет, остановилась, выждала минуты три, осмотрелась и только потом, непринужденно напевая, спустилась. Как жаль, ну, как жаль, что никто из товарищей не видит ее остроумных маневров!

— Шура, здравствуй! — Таня, открыв дверь, словно забыла, что они виделись сегодня. — Папа! Шура пришла! — в голосе Тани уже знакомые Лулу растерянность и смущение. Вот уж, действительно, здравствуйте! Забыла она, что ли, Лулу же все уже известно!

— Ох, Танюшка, — раздался голос Танинного отца, — беда с тобой, что ты, как в графском доме объявляешь? Ну, пришла и пришла, милости просим! Веди к столу.

Лулу, скинув пальто, поправила слабо сплетенные косы, пригладила волосы сверху (у нее всегда из массы крупных кудрей выбивалось несколько маленьких и более тонких, которые обрамляли лицо и лезли в уши и глаза) и вошла в комнату. Там за столом сидели Ваня, тут же подавший ей руку, и незнакомый мужчина с небольшой округлой бородкой. Он сидел, немного ссутулившись и наклонив подстриженную ежиком голову. Ладони больших рук неподвижно лежали перед ним на скатерти. Мягкий пиджак был накинут на плечи.

Танин папа положил на сложенные руки незнакомца свою ладонь и сказал:

— Знакомься, Шурок, это дядя Север. Мне — ближе родного брата, стал быть, Татьянке с Ваней, вроде, дяди.

— Добрый день! — Лулу внимательно посмотрела в его лицо, но ничего колючего или холодного в нем не заметила, наоборот, доброе выражение карих глаз, опущенные уголки мягкого рта придавали лицу выражение грусти и тепла.

— Добрый, добрый день! Вон ты, какая кудрявая! А учишься хорошо?

— Сегодня — две пятерки, — с удовольствием ответила Лулу. Вот удачно спросил! И сразу прониклась к бородачу симпатией и любопытством:

— А ваше имя — в честь Севера, который напротив Юга? Или в честь холодных стран света?

— На твои вопросы так сразу и не ответишь, а в общем и целом, наверное, в честь моей фамилии, Северов. А ты, значит, Шура!

— Полностью — Александра! Это «воительница» значит, или «защитница народа»!

— Какое-то слишком воинственное для девочки имя, — вступила Таня, — но Шуре подходит, она здорово дерется!

— Вот комедия! Такая хорошая девчушка и прямо — в кулачный бой? Пятерка-то, не по поведению, случайно? — Север рассмеялся мягко и глухо, как будто в войлок.

Лулу была очень приятна неподдельная заинтересованность гостя ее персоной. Ей захотелось рассказать о себе что-нибудь еще.

— А вы знаете, так получилось, что у меня есть еще одно имя — французское. Луиза. И совершенно случайно оно тоже значит «воительница»!

Дядя Север еще раз засмеялся и покрутил головой:

— Значит, не случайно. Ты, наверное, и в пеленках кулачишками махала, а? А французское имя откуда? Постой-ка, сейчас сам отгадаю. Значит так: на чисто русскую ты не очень похожа, да еще картавишь так славно. Ну и еще имя, конечно. Вывод — в роду французы есть, не иначе. Что скажешь?

Лулу засмеялась: как будто она и вправду загадала ему загадку, а он так здорово и быстро угадал.

— Правильно, это маман!

— А Шура как по-французски говорит! Как будто ручеек по камешкам катится, вот как красиво! — похвасталась подругой Таня. — У Марии Михайловны даже похоже не получается!

Танин папа обратился к дочери:

— Нет, дочка, Шура молодец, конечно, но ты нам зубы не заговоришь. Полинка задержалась — кто за хозяйку? Ваньку-то на кухню не отправишь, мне посуда женина дорога во всех отношениях, по той же причине и мне туда путь заказан. Одна надежда — на тебя. Корми гостей и своих не забудь!

Север, с добродушной улыбкой обратился к Лулу, видимо не замечая, что Арсению Афанасьевичу, судя по всему, хотелось пообщаться с ним без детей:

— А ты, голубчик, посидела бы с нами, рассказала б про эту самую гимназию, я ведь и сам учитель, а давным-давно не работаю по профессии…

Учитель! Прекрасное слово и еще больше красит нового знакомого.

— А чему вы учите?

— В те времена, когда работал в гимназии, — латыни, но мог позаниматься и историей, и географией, и математикой, если получше меня не находилось. Такой случай для учеников, правда, не самый благоприятный. А у вас кто историю преподает? А языки? Мария Михайловна эта, как видно, педагог не из лучших?

Лулу не без робости, крутя на лбу колечки волос, начала рассказывать об учительницах.

Добрые карие глаза в морщинках, похожие на шоколадные конфеты в приоткрытой обертке, так охотно реагировали на каждое ее удачное словцо, что Лулу вошла во вкус и начала вовсю представлять:

— И Тамара Георгиевна, когда все уже совсем разоспались от такой веселой Деревской пятины, — вот для чего она нужна? для чего? — вдруг потихоньку, потихоньку поднимает журнал… и как… бах… по столу! Мы все р-р-р-аз — подскочили и ойкнули хором …Тамара Георгиевна такого всеобщего «ой» испугалась, и ка-ак побежит из класса… — Лулу начала смеяться, присутствующие с удовольствием поддержали. — Привела начальницу, а что же произошло — объяснить не может! Ее ведь никто не обижал! Сама ни с того, ни с сего треснула журналом по столу… Кто же попросил? Все мирно покачивались и дремали.

— Сама нахулиганила, получается! Ну, Шура, я с московских времен такого театра не видал! Наверное, встречу Тамару вашу — тут же узнаю лицо ее вытянутое!

— Ой, — вдруг вспомнила Лулу, и настроение у нее мгновенно испортилось, — я ведь по делу пришла, причем по неприятному такому… Мне письмо дали, что больше бесплатно учить не будут, даже самых круглых отличников. Это ведь для Тани плохо, да?

Арсений Афанасьевич насупился, но Север потрепал его по плечу большой ладонью и обратился к Лулу:

— А мы, Шурочка, даже говорить Татьянке не будем об этой неприятности. Кто же сказал, что дети трудяг на чью-то милость рассчитывать должны? Поддержим.