После этого их не трогали, хотя отец был крайне удивлен заступничеством Чарли Уайта. Два дня спустя Абигейл, заметив Чарли на улице, остановила его и сказала:
– Отец хочет поблагодарить вас.
Но Чарли покачал головой.
– Дело не в нем, – ответил он грубо и отвернулся.
А через месяц, слава богу, вернулся Джеймс, ужасно довольный собой. Генерала Хау с его красномундирниками заставили покинуть Бостон и отступить в Новую Шотландию. А Джеймса Вашингтон произвел в капитаны. Но Абигейл навсегда запомнила отцовское унижение, а потому все больше переживала за родных. Однажды Джеймс беззаботно спросил:
– Ну как, Эбби, ты теперь тори или патриотка?
Она же вместо ответа сказала:
– По-моему, Уэстон простудился. Пусть посидит сегодня дома.
Иногда бывало трудно понять, кто правит Нью-Йорком. Королевский губернатор и старая ассамблея превратились в мертвую букву[36]. Как правило, действовал патриотический Провинциальный конгресс под руководством представителей старой элиты – того же Ливингстона. Нью-Йоркский конгресс остался на умеренных позициях и продолжал надеяться на урегулирование. Однако на улицах Нью-Йорка все решалось сынами свободы.
Подготовка к войне шла своим чередом. Хотя британцы окопались в Новой Шотландии, все понимали, что они вернутся. Патриотические войска прибывали, и сыны свободы ликовали, расселяя их в брошенных лоялистами домах. Королевский колледж, бывший оплот тори, практически превратился в казармы. На выгоне за домом Чарли Уайта раскинулось море палаток. Когда Чарли Уайт и его люди потребовали направить всех незанятых мужчин на строительство вдоль реки земляных валов, то даже Джон Мастер после недолгих пререканий согласился отрядить Соломона.
– Если тебе от этого полегчает, – сказал ему Джеймс, – то генерал Ли не верит, что мы удержим город. Британские корабли могут войти в бухту и разнести нас в клочья, если захотят. Но он считает, что сперва мы должны дать чертовски хороший бой.
– А Вашингтон? – спросил отец.
– Он приказывает стоять до конца.
Придя в настроение чуть приподнятое, Джон сообщил Абигейл:
– Говорят, что Провинциальный конгресс покинет город, как только появятся британские корабли.
– Куда же они пойдут?
– Наверно, в Уайт-Плейнс. Это двадцать пять миль на север, – усмехнулся он. – Оттуда, я думаю, они могут запросто податься куда угодно.
В середине июня от Альбиона пришло очередное письмо, которое на сей раз доставило торговое судно из Вест-Индии. Он подробно расписал выступившую армаду и парой слов обмолвился о британских военачальниках: главнокомандующим был генерал Хау, а флот возглавил его брат адмирал Хау. Альбион также назвал генерала Клинтона, чье детство прошло в Нью-Йорке, – знающего военного, и Корнуоллиса – тоже грамотного, но вздорного. Он сообщил Мастеру и кое-что любопытное. Братьям Хау была обещана огромная сумма за мирный договор на приемлемых условиях. «Получается, что они стремятся сразу и к миру, и к войне».
Писал ли я Вам о другом забавном обстоятельстве: о том, что братья Хау состоят в родстве с королем? Так вышло потому, что у прадеда короля была незаконнорожденная сводная сестра, с которой тот был настолько близок, что взял и в любовницы. Так оно или нет, эта леди вышла замуж, а ее дочь, ставшая леди Хау, произвела на свет наших генерала и адмирала. Король любит их и называет кузенами. Так что эту американскую экспедицию вполне можно считать семейным делом.
В письме Альбион уверял Мастера, что столь мощные силы обеспечат стремительную победу, а в Англии почему-то бытовало мнение, что колонисты слишком изнеженны для боев. Письмо заканчивалось удивительным известием:
Я должен сказать еще, что в этих войсках служит и мой сын Грей. Не вняв моим доводам, он вынудил меня купить ему офицерский патент. Я молюсь о его здравии и надеюсь, что он изыщет возможность увидеться с Вами. Кто знает – быть может, он даже будет служить бок о бок с Джеймсом.
Абигейл, когда отец показал ей это письмо, прочла его с некоторым удивлением.
– Похоже, папа, – заметила она, – мистер Альбион не знает, что Джеймс сделался патриотом. Но ты ведь писал ему с тех пор – неужели не сказал?
– Забыл, должно быть, – улыбнулся он грустно. – Я надеялся, что Джеймс передумает.
– Ох, папа, – сказала она, целуя его.
В последнюю неделю июня у Джеймса с отцом состоялся разговор, который наполнил Абигейл гордостью за обоих.
Филадельфийский Континентальный конгресс заседал с мая, на нем обсуждалась общая декларация о причинах нынешних действий и намерениях в будущем. Когда все тринадцать колоний были призваны послать своих делегатов, Нью-Йоркский конгресс подчинился, но без большого энтузиазма. Но как оказалось, на обсуждение съехались не буйные радикалы, а здравомыслящие купцы, фермеры и юристы, многие из которых имели личные связи с Британией. Опять же многие были выпускниками лучших американских университетов – Гарварда, Вильгельма и Марии, Йеля, а также колледжа Нью-Джерси в Принстоне. Один джентльмен с Юга получил образование у иезуитов во Франции. Но три делегата закончили шотландские университеты – Эдинбургский и Сент-Эндрюсский; еще двое были выпускниками Кембриджа, один – Оксфорда, а шестеро так или иначе учились в Англии. Там был и Бен Франклин, бывший империалист, проживший в Англии почти все последние двадцать лет.
И да, теперь их маяком была независимость. Джон Хэнкок, богатейший человек в Бостоне, давно имел зуб на британскую власть, правда не из принципиальных соображений, а в связи с активнейшей контрабандистской деятельностью. Джефферсон, этот блистательный наследник английского просвещения, и Джон Адамс, дипломированный юрист, пришли к одинаковому выводу о необходимости независимости – пусть и после долгих душевных исканий. Но многие другие делегаты колебались, и в конце июня из Филадельфии было слышно, что колонии так и не достигли согласия.
Разговор состоялся после обеда.
– Прости меня, мой дорогой сын, – осторожно начал Мастер, – но скоро явится британская армия, и я должен спросить. Если прибудет огромная рать, которая наголову разобьет Вашингтона, то разве это не конец всей истории? Не кажется ли тебе, что ты поставил на самую опасную карту?
– Нет, отец, – ответил Джеймс. – Битву мы, может быть, и проиграем, но даже британские генералы предупредили власть, что никакая армия не остановит людей, которые хотят свободы.
– Пожалуй, четверть населения еще лоялисты, а многие будут держать нос по ветру. К тому же братья Хау, глядишь, и найдут компромисс, который устроит большинство патриотов.
– Возможно. Но, судя по всем признакам, Британия никогда не согласится на подлинную независимость, которой мы ищем.
– Что же вы хотите создать? Республику?
– Да. Свободную республику.
– Будь осторожен с желаниями, Джеймс. Ты учился в Оксфорде и знаешь историю лучше меня. Разве не пришла в упадок суровая Римская республика? А в Англии после казни короля Карла власть Кромвеля обернулась такой диктатурой, что англичане восстановили монархию.
– Придется сделать получше.
– Славное устремление, но это не удалось ни одному государству – ни малому, ни большому.
– Имей веру, отец.
– Не имею, но не беда. Другой вопрос: цель нынешнего собрания в Филадельфии – выработать документ, заявляющий о намерении обрести независимость?
– Разумеется.
– Почему это так важно?
– Ответить честно?
– Конечно.
– Потому что иначе нас не примут всерьез французы.
– Французы? Так это ради французов?
– Нет. Ради нас – тоже. Но французам это важно. Смотри: морями правит британский флот. У нас, колонистов, есть только приватиры. Нам не выстоять против королевского флота. Но у французов он сильный, да и оружия намного больше. Они уже, хотя и втайне, поставляют его патриотам на Юге. Но нам не справиться с Британией без помощи Франции и ее флота. Они же, как бы сильно им ни хотелось ударить по Британии, умеют считать деньги и не желают рисковать, пока не увидят, что мы настроены серьезно. Вот почему нужна декларация – показать французам, что мы не шутим.
– Тогда вы действительно враги Британии, – вздохнул отец, – раз связываетесь с ее заклятым недругом. – Джон Мастер покачал головой. – Дело не только в этом, Джеймс. Французское королевство – папистская тирания. Оно воплощает все, что вы не приемлете.
– Такова необходимость, отец.
– Сомневаюсь, что из этого будет толк. Я не верю, что колонии уживутся друг с дружкой. Больно уж велики различия, особенно между Югом и Севером. Договориться в Филадельфии им так и не удалось. Джорджия и вовсе не прислала подобающих делегатов.
– Может быть, ты и прав. Этого я отрицать не могу.
Отец печально кивнул, подлил Джеймсу вина. И еще какое-то время они обсуждали эти безнадежные дела, не переча друг другу ни словом. Зная, какое это мучение для отца, Абигейл могла только восхищаться его выдержкой.
