Не препятствуйте девочке, дон Жозе,заявил давнему своему другу падре Уриа. Мне тоже трудно будет не видеть ее ясной головки, но Христос и святая Мария благословят этот брак. Может быть, он даст счастье не только вашей дочери, но и мир и спокойствие на всем нашем берегу.
Узнав про сии слова, я еще раз подивился прозорливости и уму старого монаха, неоднократные высказывания коего столь разнились от глупых и недалеких мыслей его важных соотечественников.
В тот же день дон Жозе де Аргуэлло прибыл ко мне на «Юнону». Старый комендант еще более высох и потемнел, однако же держался прямо. Сняв шляпу и с отменной церемонностью поблагодарив за салют, кои приказал дать Хвостов в честь коменданта, дон Жозе проследовал за мной в каюту.
Мое семейство и я признательны вам за честь, сеньор Резанов,сказал он, не садясь. Пусть будет так!
Суровость покинула его, он перекрестился, а потом заявил, что мне надобно хлопотать дозволение Рима и его католического величества короля Испании. Тогда же приметил я, что руки у него трясутся...
Вот, сударь мой, и весь мой роман. Завтра будет обручение, а там я снова пущусь в дальний путь и вернусь сюда через Мадрид и Мексику, и ежели не остановит судьба, могу извлечь новую для сородичей пользу личным обозрением внутренней Новой Испании и, ознакомясь с Вице-Роем, попытать открытия гаваней для судов Компании на сих берегах Америки... Ежели б ранее мыслило правительство о сей части света, ежели б уважало ее как должно. ежели б беспрерывно следовало прозорливым видам Петра Великого, при малых тогдашних способах Берингову экспедицию начертавшего, то утвердительно можно сказать, что Новая Калифорния никогда б не была гишпанскою принадлежностью, ибо с 1760 года только обратили они внимание свое и предприимчивостью одних миссионеров сей лучший кряж земли навсегда себе упрочили. Теперь вострятся еще не занятой никем интервал, столько же выгодный и нужный нам, и там можно, обласкав диких и живя с ними в дружбе, развести свое хлебопашество и скотоводство. Ежели и его пропустим, то что скажет потомство? Я искренне хочу думать, что будет лучшее. Чужого мы никогда не брали, а своим поступаться и нам не след. Широкому сердцу потребен и широкий путь...»
Обручение состоялось в церкви президии. Старик Аргуэлло хотел сохранить его в тайне, словно все еще на что-то надеялся. Торжественно звучали слова молитвы, прочитанные священником, поспешно и невпопад крестились дети, глядевшие то на священника, то на сестру, то на русских офицеров в парадной форме; плакала донья Игнасия; выпрямившись и положив руки на эфес шпаги, молился дон Жозе. Растроганный, сиял Луис.
Резанов и Конча стояли рядом. Он в белом атласном фраке с орденской лентой, широкоплечий, высокий. Она маленькая, в тяжелом гранатовом платье и черной кружевной накидке, сползшей на детские плечи. Тонкий золотой крестподарок падре Уриа являлся единственным украшением.
Оба были взволнованы. Резанов думал о прошлом и будущем, о серьезном шаге, который он совершал теперь второй раз в жизни. О том, как посмотрят еще на этот брак в Петербурге, особенно влиятельные родственники покойной жены дочери Григория Шелехова. Как будет чувствовать там себя Конча... Он сам до сих пор ощущал какую-то неуверенность перед своими офицерами и даже командой «Юноны». Словно боялся, что обвинят его в легкомыслии или расчете... У Кончи было только будущее. Оно представлялось неясной мечтой, любовью, радостью, большим открытым миром. Она верила в свое счастье.
Приняв поздравления и отпраздновав помолвку, Резанов в тот же день переселился в дом коменданта. Он не хотел пока лишних разговоров на корабле, а кроме того, на этом настояла донья Игнасия. Будущему родственнику место в их семье.
Жозе,сказала она мужу, пальцами вытирая слезы,о религии ты не думай. Господь бог поможет нам. А сеньор Резанов знатный вельможа, наша девочка увидит свет. Об этой свадьбе услышит король. Дом Морага знали в Мадриде... Конча затмит многих придворных дам, а тут не за кого выйти ей замуж... Я подарю ей свое фамильное серебро. Кстати, надо запаять кофейник. Анна-Паула вчера обнаружила течь... Жозе,закончила она беспокойно, я очень хотела бы видеть нашу девочку счастливой!
Дон Жозе не ответил.
Скоро весть о помолвке расползлась по всей Верхней Калифорнии, дошла до Лоретто и Сан-Диего. Русский сановник превратился в могущественную особу, чуть ли не вторую после императора. Американский дипломатический агент запросил конгресс, британский сообщил своему послу в Мадрид. А из окрестных деревень и усадеб приезжали в президию люди посмотреть на необыкновенную чету. Особенно много обсуждали будущий брак во францисканских монастырях, видя в нем важный политический. акт. Лишь падре Фелиппе искривил свои тонкие, веревочкой, губы и назвал Кончу «испорченной драгоценностью семейства». Бывший иезуит старался скрыть беспокойство. Посланный им нарочный с тайным донесением и инструкциями в Мексике был схвачен индейцами, и письма могли попасть во враждебные руки.
Быстрее зашагали быки и мулы, перевозившие хлеб из миссии Сан-Франциско на «Юнону», пронзительней скрипели арбы. А когда разнеслось известие, что губернатор прислал поздравление обрученным, всполошились и остальные монастыри. Расчет на войну утратил цену, появилась опасность остаться в дураках. Несмотря на тучность и нестерпимый зной, отец Винценто примчался из миссии Санта-Роза, раскачиваясь в травяной плетенке между двух мулов. Черная огромная шляпа закрывала его до плеч.
Монах вылез из плетенки, швырнул туда тыквенную бутыль со святой водой, которой освежался в пути, и, наскоро благословляя слуг, детей, статую мадонны в нише всех, кто попадался по до. роге, быстро проследовал к Резанову. Торопился наверстать упущенное. Дома, в миссии, он уже послал к дьяволу седого монаха главного своего противника. А чтобы тому далеко не ходить, посоветовал не вылезать из кельи. Винценто радовался своей решимости.
В юности я пас коров и был разбойником, сеньор Резанов,сообщил он откровенно, отдуваясь и размахивая четками.Пусть простят меня все грешные на земле... Радуюсь за вас и за сеньориту. Такой, наверное, была когда-то святая дева... Хлеб я приказал везти. Через два дня он будет здесь.
Толстяк весело подмигнул Резанову, затем пошел искать старого Аргуэлло, чтобы сообщить об исчезновении Гервасио. Приемный сын коменданта скрылся из миссии неизвестно куда в тот самый день, когда узнал о помолвке.
Обрадованный появлением монаха, Резанов приказал ускорить выгрузку балласта и сам отправился на «Юнону». Сегодня донья Игнасия и Конча собирались посетить корабль. Уходя, он еще раз перечитал письмо губернатора. Ариллага писал неофициально, шутливо сетовал, что не уберег крестницу, жаловался, что не может лично обнять обоих, поздравлял и желал счастья.
Губернатор ни слова не говорил о делах. Теперь это было лишним. Николай Петрович уже явственно ощутил результаты. Но слухи о готовящейся войне продолжали его беспокоить, они могли помешать его планам. Могли надолго разлучить с Кончей. Вчера и так она сказала грустно:
Все равно я буду ждать вас, пока не умру.
Что мог ответить он ей милому, отважному существу, дороже которого у него теперь тоже не было никого на свете?
Я постараюсь вернуться раньше, Конча. Сейчас я уеду на Ситху, передам хлеб Баранову. Правитель каждый день стоит с подзорной трубой на утесе... Оттуда направлюсь в Охотск. Затем по снежным лесам и равнинам поскачу в Петербург. Много месяцев я буду ехать и все время буду думать о тебе, моя девочка... Я буду думать, что ты едешь со мной, кругом холодная пустыня, метель, луна, а мы мчимся и не замечаем ничего, и только колокольчик звенит над головами лошадей. Тебе покажется странной эта снежная равнина.
Она слушала и, задумчиво улыбаясь, по привычке обрывала листки мадронии. Они сидели на галерее, ночной туман постепенно затоплял берег и сад, и густая, стелющаяся пелена его мерцала при звездах, как снег.
На корабле шла усиленная работа. Часть команды продолжала выгружать балласт, швыряя камни и песок в залив, часть ссыпала в трюмные закрома зерно. Пшеницу перевозили на двух шлюпках, индейцы тащили мешки к самой воде. Темные тела индейцев, цветные куртки, позументы и шляпы погонщиков и солдат, криками подающих советы, оживленная жестикулирующая толпа вокруг повозок, разлегшиеся на песке быки, суета и толчея у шлюпок напоминали ярмарку, а не погрузку. Советы и участие довели до того, что одна из шлюпок опрокинулась у самого берега, и обрадованные новым развлечением зрители с шумом и гамом принялись ловить мокрых помощников и их шляпы.
Хвостов наконец не выдержал.
Чистое представление,сказал он Резанову, с невольной улыбкой глядевшему на берег.Прямо дети. Беспечность их самою природою потворствуется. Поковырял суком землю, кинул десяток пригоршней пшеницы и собирай урожай да молись мадонне. Нашего мужичка посадить бы тут! Дона Ивана да дона Степана.
