И Ги де Синь залился румянцем.
Ле Сур оглянулся на сына. Судя по лицу юного Ришара, он ловил каждое слово. Он учился жизни. Разумеется, от него не укрылось, как де Синь зарделся от смущения, и теперь ему самое время увидеть, как его отец избавит аристократа от дальнейшей неловкости, сменив тему разговора. Не переставая восхищаться собственной утонченностью, Ле Сур перевел взгляд на поэта.
– Прочитайте нам одно из своих произведений, месье Вийон, – произнес он, словно король, обращающийся к придворному.
– Как пожелаете.
Поэт потянулся к кожаной сумке у ног и достал несколько листов бумаги, на которых можно было разглядеть длинные столбцы, написанные четким вытянутым почерком.
– В прошлом году, – в качестве вступления произнес Вийон, – я закончил большую поэму под названием «Завещание». Она состоит из нескольких частей. Я прочитаю вам пару баллад из нее.
Первая баллада была короткой. В ней поэт задавался вопросом о том, что сталось с классическими богами, с Абеляром и Элоизой, с той же Жанной д’Арк. В конце каждой строфы звучал рефрен: «Но где же прошлогодний снег!»[1]
Mais où sont les neiges d’antan?
Вторая баллада походила на первую по форме и не без юмора повествовала о былых властителях. Где теперь знаменитый папа Каллист, где король шотландцев, где бурбонский герцог? Где теперь достойный король Испании, чье имя он запамятовал? И опять каждый стих в балладе заканчивался одной и той же строкой: «Там, где и Карл Великий ныне»[2].
– Превосходно, – сказал король воров. – А есть ли у вас что-нибудь новое?
– Я начал кое-что. Пока у меня только фрагменты. – Поэт пожал плечами. – Надеюсь закончить, пока жив.
Frères humains qui après nous vivez
N’ayez les cœurs contre nous endurcis
Car, si pitié de nous pauvres avez
Dieu en aura plus tôt de vous mercies.
Прохожий, здесь присевший отдохнуть,
Не вздумай нас насмешками колоть.
К нам, бедным, сострадателен ты будь,
Чтобы и к тебе был милостив Господь![3]
Это было стихотворение о заключенных, в тюрьме ожидающих казни. Поэт успел сложить всего лишь пару строф. Но пока Вийон читал их, в таверне установилась странная тишина. Все умолкли и погрустнели, потому что именно эта судьба была уготована им почти наверняка, и слова поэта наполняли печалью, горечью и в то же время состраданием.
Слушая стихи, Ги де Синь проникся их ритмом и мелодичностью. Кем бы ни был этот странный человек, учености ему было не занимать, а вот гляди-ка – общается с убийцами. Может, он и сам отъявленный вор, но при этом слагает произведения, которые трогают сердца других преступников.
Когда Вийон закончил, некоторое время все молчали.
– Господин Вийон, – наконец сказал Ле Сур, – ваши стихи следует печатать в книгах.
– Не возражал бы, – иронично усмехнулся поэт, – но мне это не по карману.
– Ваш родственник-профессор не мог бы вам помочь?
– Он терпит меня иногда. – Вийон пожал плечами. – Это все, на что я могу рассчитывать. И виноват в этом только я сам.
Ле Сур кивнул, отхлебнул вина, затем снова направил внимание на де Синя:
– Наш Вийон – прекрасный поэт, вы согласны?
– Согласен.
Ле Сур задумчиво обвел глазами комнату и шумно вздохнул.
– Такова наша жизнь, – проговорил он, словно отвечая каким-то своим мыслям. Затем, после нового глотка вина, занялся не решенным еще делом. – Итак, месье де Синь, давайте вернемся к вашей пропаже. Вы можете описать мне ваш медальон?
– Он из золота. На нем узор – как мне кажется, византийский. Бабушка всегда говорила мне, что медальон привез из Святой земли ее отец.
– Не могу сказать вам, где сейчас этот медальон, месье, но если я поспрашиваю кое-каких людей в своем квартале, то смогу кое-что разузнать. Однако кража подобна войне. Кто бы ни завладел вашей вещицей, он не расстанется с ней без выкупа.
– Могу предложить сотню франков, – сказал де Синь.
Когда один королевский франк официально равнялся старомодному ливру, то есть примерно полукилограмму серебра, сто были целым состоянием. Но время и девальвация сделали свое дело, значительно понизив стоимость этой суммы.
– Мне показалось, что ваш медальон стоит дороже, – заметил Ле Сур.
– Вероятно, но дать больше я не могу.
– Ну что же, – принял решение король воров, – ничего не обещаю, но посмотрю, что сумею сделать. В этом квартале я имею некоторое влияние. Что скажете?
Ги де Синь прикрыл глаза на мгновение. Он не обманывался, нет. Этот разбойник, скорее всего, отлично знает, где сейчас находится медальон. Но если вежливость поможет вернуть украшение, то почему бы не подыграть?
– Вы очень добры, – сказал он. – Буду премного вам обязан.
– Тогда давайте выпьем за это! – воскликнул Ле Сур, вдруг оживившись. – Поднимете ли вы со мной бокал, как человек чести? Знаю, это заведение не то место, куда вы хотели бы зайти, месье, но… – Он оглядел зал таверны и закончил громко и отчетливо, чтобы услышал каждый из присутствующих: – Вам всегда будут рады за моим столом, и с этого дня все люди, которых вы здесь видите, – ваши друзья. – Он пристально посмотрел в глаза де Синю, словно желая показать, что он тоже в своем роде человек чести. – Если на улицах Парижа, месье, у вас возникнут неприятности, только упомяните, что Жан Ле Сур – ваш друг, и вам не причинят вреда.
Это велеречивое заявление, скорее всего, было недалеко от истины. Воры из других кварталов не захотят связываться с человеком, пользующимся покровительством столь известного главаря, как Ле Сур. И если бы Ги де Синь был жителем Парижа, то понял бы, что ему поднесли дар куда более ценный, чем его золотая безделушка из Святой земли.
Тем не менее он поднял свой кубок и поблагодарил хозяина за гостеприимство и дружбу. А Ле Сур глянул на сына и потом опять обвел взглядом таверну с видом довольного собой монарха. Он снова сказал себе, что короли по сути своей ничем не отличались от него. И в этом, надо заметить, Ле Сур был абсолютно прав.
– Мой сын Ришар проводит вас, чтобы мы знали, где найти вас, – сказал он.
И хотя Ги не испытывал желания показывать юному разбойнику дорогу к дому отцовского приятеля, возражать он не стал, ведь это был единственный способ получить медальон обратно. В очередной раз заверив друг друга во взаимном уважении, аристократ и вор попрощались. Ги де Синь вместе с Ришаром покинул таверну.
На следующий день состоялось знакомство с девушкой. Семейство Ренар жило в хорошем доме на правом берегу рядом с рекой. Дочь купца, по имени Сесиль, оказалась недурна собой. У нее были рыжие волосы и бледное овальное лицо. Кое-кто даже называл ее красивой. Друг старшего де Синя, хорошо знавший семью Ренар, сопровождал юношу во время визита и на обратном пути сказал Ги:
– Вы ей понравились. И родителям тоже. Так что решение за вами, молодой человек. – Интонация договаривала остальное, а именно: «Ты будешь дураком, если откажешься от такого приданого».
– Она согласна жить в деревне? – спросил Ги.
– Конечно согласна.
– Она была молчалива сегодня, но ее семья много говорила о Париже.
– Разумеется. Ничего другого они просто не знают. Сесиль полюбит деревню, когда там окажется. – Приятель отца хмыкнул. – Мы же не думаем, что, если сейчас невеста девственна, ей не понравится быть замужем!
Подойдя к дому, де Синь с удивлением обнаружил, что там его уже ждет Ришар, сын Ле Сура. Мальчик приблизился и поклонился, тряхнув косматой черной шевелюрой. Затем он поднял глаза на аристократа и улыбнулся.
– У меня хорошая новость для вас, месье, – сказал он и протянул ладонь. – Это ваше?
Да, это был медальон де Синя. Ги окончательно утвердился в своих предположениях о том, что разбойник был так или иначе причастен к краже. Но надо было продолжать ломать комедию.
– Какой потребовался выкуп? – спросил он.
– Никакого. Мой отец сумел убедить человека, у которого нашелся медальон, расстаться с ним даром. Отец сказал ему, что, возможно, это доброе деяние дарует спасение его душе.
– Будем же уповать на это, – сказал Ги.
Малолетний сын вора с таким нахальством играл свою роль, что де Синь едва сдерживал смех.
– Мой отец шлет вам свое почтение, месье. Не желаете ли, чтобы я передал ему что-нибудь от вас?
Ги де Синь задумался. С одной стороны, Ле Сур – разбойник и главарь шайки. С другой – этот преступник вернул ему украденную вещь.
– Пожалуйста, скажи своему отец, что Ги де Синь благодарен ему за гостеприимство и за помощь.
– Спасибо, месье. – Мальчик поклонился. – Да хранит вас Господь.
– И тебя тоже.
В тот вечер Ги де Синь думал долго и напряженно. Если аристократ брал в жены богатую девушку из торговой среды, в народе это называлось «позолотить фамильный герб» или даже «подбросить навоза на свои пашни».
