Пришли плохие вести о мятежниках севера. Суссекс преследовал их. Мария заплакала, услышав, что Нортумберленд, которого она считала своим старым другом, сбежал вместе с Вестморлендом в Шотландию. Армия Елизаветы, упустившая лидеров мятежа, не колеблясь, обрушила свою месть на их последователей, и вдоль северных дорог появились виселицы с изуродованными жертвами — мрачное предупреждение всем, кто решит последовать примеру мятежников.
Теперь, когда восстание было подавлено, больше не было надобности оставлять Марию в Ковентри. Елизавета прислала приказ вновь отправить королеву Скоттов в Татбери, а если вдруг будут предприняты попытки освободить ее по пути и возникнет опасность успеха подобного мероприятия, то Марию следует скорее убить, чем позволить ей бежать.
Елизавета, глубоко встревоженная восстанием на севере, теперь окончательно уверовала, что в ее королевстве не будет мира, пока жива Мария. Она жаждала ее смерти, но все-таки не желала стать известной как личность, приказавшая убить королеву Скоттов.
Если бы Мария внезапно умерла в каком-нибудь английском замке, многие связали бы это событие с именем Елизаветы. И какие бы ни приводились доказательства, подозрение навсегда пало бы на нее.
Письмо от Джона Нокса, написанное Сесилу, который, как хороший и верный слуга, немедленно принес его своей госпоже, дало Елизавете идею, которую она решила изучить. Джон Нокс обрушивал гнев на королеву Скоттов и поздравлял Сесила с подавлением восстания на севере.
«Но, — писал он, — если не подрубить корень, то ветки, кажущиеся сломанными, могут вновь пустить ростки».
Все было предельно ясно. Корнем была Мария, королева Скоттов.
Елизавета могла доверять Морэю, который знал, как поступить с Марией, своей сводной сестрой, если бы она вернулась в Шотландию, поскольку он жаждал ее смерти не меньше, чем Елизавета. Он узурпировал ее королевство, так что вряд ли его могло бы волновать, если бы он стал известен всему миру как ее убийца.
Прежде всего пусть она вернется в Татбери. Затем можно продумать план возвращения ее в Шотландию, к нещепетильному брату.
В январе Мария покинула Ковентри, направляясь в Татбери.
Морэй воспринимал известия из Англии с невозмутимостью, которая была его второй натурой. Мария являлась препятствием, от которого он мечтал избавиться. Он не испытывал к ней личной злобы; и, не представляй она угрозы его собственной власти, он мог бы даже любить ее, насколько он вообще был способен любить. Он хотел видеть Шотландию мирной и процветающей, но вряд ли это было возможно, когда постоянно появлялись мятежные фракции, наносившие вред Шотландии и представлявшие явную угрозу для него самого.
Елизавета была не лучшим союзником. Он считал, что может доверять Сесилу, разумеется, только в той мере, в какой можно доверять государственному деятелю. Они оба были ярыми протестантами, и это объединяло их.
Если бы Мария вернулась в Шотландию, то доказать, что она заслужила смерть, — первое, что ему следовало бы сделать. Конечно, против нее говорило многое. Она убила своего мужа, а убийца — будь то королева или простолюдинка — достойна смерти. Правда, в Шотландии совершалось множество безнаказанных убийств. Но, размышлял Морэй, если бы казнить убийц было необходимо для блага государства и в этом были заинтересованы весьма высокопоставленные лица, то этих преступников постигала бы та же участь, которую он сейчас готовит для Марии.
Зная Елизавету, он понимал, что та скоро, якобы проявив великодушие, предаст Марию своему незаконнорожденному брату. Он понимал, что ему придется выполнить то, обо что Елизавета не хотела марать руки.
У Морэя в Шотландии было много врагов. Он, не колеблясь, поступал безжалостно, если этого требовали обстоятельства. Был один характерный случай, продемонстрировавший людям твердую решимость Морэя заставить их подчиняться ему. Случилось это осенью того года, когда в Эдинбурге свирепствовала чума. Регент приказал, чтобы все члены семьи заболевшего тотчас выезжали вместе с больным за пределы Эдинбурга, бросая свое имущество. Один человек, недавно женившийся, утаил тот факт, что его жена заболела. Он ухаживал за ней в уютных домашних условиях, вместо того чтобы отвезти ее умирать в жалкой обстановке в одну из близлежащих деревень. По приказу регента молодого мужа оторвали от постели больной жены и повесили перед дверью собственного дома.
Регент был убежден: чтобы править, человек должен быть сильным. Мария потерпела поражение из-за своей сентиментальной слабости.
Он твердо решил поступить со сторонниками Марии так же беспощадно, как с тем молодым мужем. Своим приказом он безапелляционно отнял у них все владения, а сэру Джону Беллендену, судебному исполнителю, поручил проследить за выполнением приказа.
В такой стране, как Шотландия, где не всегда знаешь, кто твой друг, необходимо было хорошо платить тем, кто брал на себя наиболее неприятную работу, освобождая регента от этого бремени. Поэтому Белленден ожидал вознаграждений, и в качестве платы за услуги Морэй подарил ему поместье Вудхаусли, принадлежавшее одному из самых пылких сторонников Марии — члену семейства Гамильтонов, Джеймсу Гамильтону Ботуэллховскому.
Алисон Синклер, жена Джеймса Гамильтона, лежала в постели рядом со своим ребенком, родившимся несколько дней назад. В камине жарко пылал огонь, поскольку в такую погоду было трудно поддерживать тепло в комнатах. За окном падал снег.
Алисон думала о тех далеких временах, когда они с сестренкой, стоя у окна их дома, часто любовались заснеженным пейзажем. Она вспоминала, как в плохую погоду они скрашивали свое невольное затворничество игрой в прятки, поскольку в этом замечательном доме было где прятаться. Куда бы ей ни приходилось уезжать, всегда думала о Вудхаусли — своем родном доме.
Она унаследовала его, и он стал ее приданым, когда она вышла замуж за Джеймса Гамильтона; она была уверена, что он и сейчас принадлежит ей. Джеймс был отчасти вне закона, поскольку относился к сторонникам королевы, и потерял большую часть своих владений, и она постоянно благодарила Бога, что Вудхаусли, являвшийся ее наследством, оставался неприкосновенным.
Сейчас Джеймс скрывался у своего родственника, Арчибальда Гамильтона. Было грустно, что тревоги нынешней поры сулили так много разлук, но она была уверена, что, узнав о рождении их ребенка, он найдет возможность приехать к ней.
Лежа и мечтая об этом, она услышала, что во двор кто-то въехал. Она позвала горничную:
— Он здесь! Я знала, что он приедет. Иди и тотчас приведи его ко мне и проследи, чтобы никто не покидал дом, пока он здесь. Надеюсь, что все слуги верны мне, но в такие времена ни в чем нельзя быть уверенным. А если люди Морэя узнают, что он здесь, то непременно придут, чтобы схватить его.
С улыбкой глядя на своего новорожденного, она попросила подать зеркало. Она давно не видела мужа и хотела выглядеть как можно лучше. Алисон с радостью отметила, что беременность не изменила ее внешности, и она стала выглядеть даже моложе. Возможно, потому, что она была так счастлива, что у нее родился ребенок… а теперь и Джеймс приехал посмотреть на них.
Дверь резко распахнулась, и на пороге появился мужчина. В первый момент она скорее удивилась, чем встревожилась.
— Но… — она запнулась, — кто вы?
— Сэр Джон Белленден, — прозвучало в ответ. — Судебный исполнитель и владелец этого дома.
— Вы ошибаетесь. Этот дом принадлежит мне. Я получила его в наследство от моего отца.
— Вы не правы, мадам. Он принадлежит мне. Владения Джеймса Гамильтона Ботуэллхофского конфискованы регентом, а Вудхаусли — его подарок мне за мою службу на благо Шотландии.
— Этого не может быть. Этот дом не является собственностью моего мужа, он мой.
— Мадам, после свадьбы ваша собственность перешла к вашему мужу, и, повторяю вам, все его владения конфискованы.
— Если бы мой муж был здесь…
— Но его нет. А то мы бы знали, как поступить с предателем.
— Он не предатель.
— Но, мадам, он выступал против короля и хотел помочь Марии вернуться на трон.
— Но вы видите мое состояние. Мой ребенок родился всего несколько дней назад. Оставьте меня в покое, а это дело, несомненно, будет улажено.
— Я приехал сюда, чтобы вступить во владение имуществом, и должен попросить вас немедленно покинуть мой дом.
— Вы же видите, в каком я положении.
— Я вижу только, что вы нарушаете закон, отказываясь покинуть мои владения.
— Пожалуйста, оставьте меня. Я еще слаба… и мне нехорошо.
— Свежий воздух пойдет вам на пользу. Ну же, мадам, вставайте. Даю вам пять минут, чтобы собраться и покинуть дом. Если за это время вы не уйдете, вас выставят силой.
