— Сударыня, я так виноват перед вами, из-за меня этот мерзавец ударил и оскорбил вас.
Нано передохнула.
— Вот в каких условиях я познакомилась с Гоги. Только мы не знали имен друг друга. А встретились только сегодня, — под общий хохот досказала она.
Гоги обошел весь стол и, церемонно поклонившись, поцеловал руку Нано. Все стали перебивать друг друга, но Нано заговорила снова:
— Об остальном я постараюсь поведать вам короче, чтобы вы все же знали, как закончились наши приключения… Туташхиа подозвал к себе ограбленных и велел им разобрать свои вещи. Когда разбойники увидели толпу людей, направившихся в их сторону, они бросились наутек. Не знаю, кого больше они испугались — разъяренных мужчин или разъяренных женщин. Во всяком случае было совершенно ясно, что они не хотят попасться в руки ни к тем, ни к другим. Сарчимелиа бежал проворнее всех, но, когда деревья закрыли его от нас, мы услышали его голос:
— Дата Туташхиа! Понимаешь ли ты, кого берешь под свою защиту? Запомни мои сЛова: когда придет время умирать, ты умрешь от их руки!
А Ширер разыскал свою золотую табакерку, всю усыпанную драгоценными камнями, — и протянул Туташхиа — возьмите, мол, на память о нашем избавлении. Туташхиа поблагодарил, но табакерку взять не захотел. Тогда я стала его упрашивать, уламывать, но он был непреклонен. Так и не взял. Уехать сразу мы не смогли, пришлось сдерживать пострадавших, желающих поживиться чужим добром. А потом сели на наших лошадей и поскакали…
Так Нано закончила свой рассказ.
— Извините, что получилось так длинно, — сказала она. — Но я надеюсь на то, что история эта не наскучила вам… А теперь я хочу поднять тост, и не один, а сразу два… Гоги и Туташхиа бросились нам на помощь во имя добра и человечности. Они двигали их поступками, когда мы, ограбленные и униженные, сидели в лесу. Добро явилось нам в образе этих двух людей. Я пью за реальное добро, которое раскрывает себя в реальном деле таких вот реальных людей!
Должен сказать, что Нано была очаровательна, и все мы были в восторге и от нее и от ее рассказа. Мы зааплодировали ей так громко, что все сидящие в зале повернулись в нашу сторону. Нано поднесла свою чашу к губам, но отпила лишь половину.
— Лаз, — сказала она. — Мне нужна вторая чаша. Элизбар сказал, что мы будем пить двумя чашами… Вахтанг, долейте мне. — Нано протянула Шалитури недопитую чашу. — А, кроме того, мой рассказ рассчитан на две чаши.
— Скажите, пожалуйста, госпожа Нано, — почтительно, негромко, скрывая неловкость, обратился к ней Шалитури. — Тот человек, который вел разбойника в рубахе… Как его фамилия? Вы сказали…
— Туташхиа.
— Откуда он взялся?
— Он услышал мой крик и пришел на мой голос.
— Совсем как сказочный принц? Не так ли? — Шалитури покачал головой. — Это не тот ли Туташхиа… Разбойник?
— Абраг, — ответила Нано.
Элизбар снова начал нас утихомиривать:
— Не мешайте Нано говорить!
Она продолжала:
— Здесь не место выяснять, как сложилась, откуда пошла легенда о святом Георгии. Никто не станет спорить, что этот культ идет еще с дохристианских времен и укоренился с такой неколебимостью, что мы, грузины, празднуем день святого Георгия триста шестьдесят пять раз в году… Спаси попавшего в беду, спаси его любой ценой, даже ценой своей жизни… Таков смысл легенды. Знаете, я никогда не любила странствовать по святым местам. Единственный раз, в детстве, попала в Атоци на праздник святого Георгия. И больше не была нигде. Но сегодня, если говорить словами поэта, «я храм нашел в песках. Средь тьмы лампада вечная мерцала…» 9 Прекрасный храм, исполненный чудес, украшением которого является человек, а не икона. Обещаю господу богу приходить сюда как можно чаще, чтобы принести благоговейную молитву живому — на все триста шестьдесят пять дней — святому Георгию! У меня есть старинная икона, а на ней надпись, приблизительно такая: Святой Георгий! Непобедимый воин за справедливость, великомученик во имя народа, будь заступником перед небом, укрой всемогущей силой твоей недостойную слугу свою Нано Тавкелишвили!.. Вот слова моей молитвы!.. Итак, за здоровье Гоги, господа, нашего хозяина, истинного сына своей отчизны, рыцаря и выразителя нашей застольной государственности… И моего спасителя!
Мы кричалй во весь голос, приветствуя Нано. Но она подняла руку, показывая, что еще не кончила.
— Видите, — сказала она, — тосты вытекают из моего рассказа. Поэтому я хочу вторую чашу поднять за отважного Дату Туташхиа. Это отчаянно смелый, благородный человек, но я понимаю, что смелому человеку часто бывает тяжелее, чем трусливому. Пусть поможет ему бог и в беде и в радости. И раз мы ударились в молитвы, я хочу дать еще один обет. Если когда-нибудь случится так, что я окажусь нужна двум прекрасным людям, переполнившим наши чаши, я буду счастлива протянуть им руку… Всегда и везде… Не потому, что хочу заплатить добром за добро. А потому, что оба они заслуживают того, чтобы мы служили им.
Нано встала из-за стола и обратилась ко всем сидящим:
— И еще я пью за всех вас и благодарю за чудесный вечер… И прошу простить, что покидаю вас. Видит бог, я не хотела бы уходить, но оставаться дольше не имею права. Всех, кто сидит за столом, я приглашаю в гости через три дня, двадцать шестого, в восемь часов вечера. Покорнейше вас прошу… Ираклий, поручаю тебе привести гостей. Кроме вас, будет человека два или три, не больше…
Арзнев Мускиа и я тоже поднялись со своего места. Неожиданный наш уход, как это бывает всегда, вызвал небольшую суматоху, — все кричали, просили не уходить, взывали к нашей совести и чести. Но Нано настояла на своем. Правда, напоследок нас с лазом заставили осушить две огромные чаши, что мы и выполнили с успехом. Все хотели идти нас провожать, но Нано запретила всем, кроме Гоги.
— Лаз, откуда ты знаешь Элизбара? — спросила Нано, когда мы вышли из зала.
— Вот Гоги познакомил, хороший человек Элизбар, мне он нравится очень.
— А кто познакомил тебя с Гоги?
— Это старая история… Расскажу когда-нибудь, — уклонился от ответа лаз.
У выхода торчал Арчил.
— Вы накормили кучера барыни? — спросил его Гоги.
— И накормил и напоил. Еле на козлах держится.
— А где Ерванд?
— Вынес стул во двор, сидит и спит. Не спит, конечно, а только делает вид, свесил голову, как старая лошадь.
— Почему? — удивился я.
— Три дня назад, когда он заснул, сидя во дворе, у него вытащили из кармана шесть рублей. С тех пор он каждый вечер притворяется спящим, ждет, что жулик снова придет… Как бы не так, жди, очень нужно ему приходить.
— Придет, можешь не сомневаться, — послышался с улицы голос Ерванда.
— Нужен ты ему больно… Иди сюда, гости уезжают!
Появился Ерванд, стал водить щеткой по нашим костюмам, приговаривая при этом:
— Не дают человеку поспать… Конечно, он не сумасшедший, если я не сплю, зачем ему приходить!
— В-а-а! — возмутился Арчил. — А если ты снова заснешь? А он опять все вытащит и опять уйдет! Ну, не индюк ли ты… И как для индюка такого на белом свете кусок хлеба находится, диву даешься!
Они проводили нас до экипажа, продолжая спорить и убеждать друг друга — придет или не придет жулик. А пока Гоги помогал Нано сесть, я выбрав минуту, когда он не видел, положил Ерванду в карман деньги, чтобы он расплатился за нас в ресторане.
Мы тронулись в путь.
— Ты позвала нас на двадцать шестое? — спросил я Нано.
— Да.
— А то двадцать седьмого я занят, жду клиентов.
— Кого?
— Долабашвили, два брата. Интересное дело!
В ночной тишине приятно цокали копыта наших лошадей.
— Почему вы заспешили, госпожа Нано, — спросил Арзнев Мускиа. — Скучно стало?
— С тобой… и с Ираклием мне никогда не будет скучно! — ответила Нано.
Мы долго молчали.
— Лаз, я знаю, кто ты, — тихо проговорила Нано.
— Эх! Царица наша, я сам не знаю, кто я, — послышался его голос. — И вы, я думаю, тоже!
Ночь была лунная, светлая. Ветер трепал тополиные листья.
В ту ночь в душу мою в первый раз вселились сомнения.
РОЗОВАЯ ТЕТРАДЬ
Сначала, в первые дни нашей дружбы, каждую встречу с Нано и лазом я принимал восторженно, но проносились они обрывками, и каждый из них в сознании моем не соприкасался с другим, хотя и приносил возвышенную радость уму моему и сердцу.
Но в один прекрасный день мир в душе моей замутился и все разрозненные и клочковатые впечатления нанизались друг на друга, сплелись в цельную картину, в некое единство, состоящее из тысячи тайн.
И они навалились на меня, взывали к ответу, будоражили душу, не давали успокоения. Это острое прозрение охватило меня вчера ночью в номере Арзнева Мускиа, после того, как я задремал там, сморенный усталостью. Да и визиты к Нано заставляли терзаться, мучиться и гадать. Все лепилось в один ком, который надо было распутать и понять. И самое главное — кто такой Арзнев Мускиа и чего он ищет на земле? И госпожа Тавкелишвили-Ширер — что связывало их прежде и что связывает нынче? И почему я сам так завяз в их отношениях? Кем стал я для каждого из них и для них обоих вместе?
