— Это подло.
Князь сделал вид, что не услышал. Иногда Алексей не понимал своего отца.
Отправив телегу-приманку вперед, князь повел дружинников с отставанием саженей в триста — четыреста. Дорога шла лесом, часто заворачивала, и расстояние до телеги колебалось.
Верст через десять князь подозвал сына к себе. Владислав ехал в молчаливом окружении. По его распоряжению ни кто не произносил ни слова, чтобы не спугнуть разбойников. Для сына князь сделал маленькое исключение:
— Ну, как настроение? — Князь склонился к Алексею. — Боевое?
Княжич мрачно глянул из-под лобья:
— Негоже русичам использовать недостойные приемы. Не сделает нам чести такая победа.
Князь бросил гневный взгляд на сына, хотел было вспылить. Но передумал и выпустил воздух:
— Главное результат, сынок. А как его добиться, если с честными рожами по этим лесам шастать? Хотя…, - он сделал паузу. — Может, ты и прав. Но с другой стороны, сам подумай, как еще выманить этих татей из леса. Никифор, конечно, сволочь последняя. Но это наша сволочь. И сейчас он с нами по одну сторону. Одно дело делаем.
Княжич упрямо мотнул чубом, выглядывающим из-под нахлобученной шапки:
— Негоже…
— Да что ты заладил: «негоже, негоже». Я и сам знаю, что негоже. Но ты пойми… — князь поймал упрямый гневный взгляд сына и осекся.
Он вздохнул и обреченно махнул рукой:
— Станешь взрослым, поймешь меня.
Алекей промолчал.
Тати выскочили из леса внезапно, словно тени материализовались. Они мигом скрутили трех гораков, едущих рядом на лошадях. Те даже не успели достать оружие. И бросились разрезать веревки на руках пленников. Варяги тут же выхватили из-под сена клинки. Трое татей, не ожидавшие таких подарков от пленников, враз напоролись на мечи и сползли мертвыми в траву. Остальные четверо, сообразив, что попали в ловушку, выхватили топоры. Но уже приближались к ним на всем скаку дружинники. Тати встали посередине дороги спина к спине и, наблюдая, как их окружает многочисленный отряд княжьих людей, только молча поводили грозными клинками.
Князь подъехал в числе последних:
— Сдавайтесь. Будете себя хорошо вести и я, может быть, сохраню вам жизнь.
Тати словно не слышали слов князя. Крепко прижавшись спинами, они стояли твердо с мрачной решимостью на лицах. Один — молодой, годов тридцати, с растрепанным светлым волосом, подобранным под обычным для староверов головотяжцем, с рунами на лбу, тихо, но слышно всем молвил:
— И зачем нам такая жизнь?
— Ну, как зачем? Жизнь — это же самое дорогое, что есть у человека, — князь подъехал на пару шагов ближе.
Разбойник усмехнулся:
— Жизнь — это не самое дорогое. Дороже ее душа и память предков и Богов наших. Мы перед ними с честью предстанем, а ты?
Князь внимательно всмотрелся в твердые, словно каменные, лица татей и отвернулся, сообразив, что переубедить их невозможно.
— Фанатики, — рядом остановил лошадь Никифор.
— Убейти их, — стиснул зубы князь и повернул лошадь.
Глухо стукнули стрелы, пробивая тела русичей. Гораки опустили луки и начали слезать с коней. Дружинники дружно отъехали в сторону.
Алексей не мог понять, что случилось с его отцом. Он точно знал, раньше он таким не был. «Это все Никифор», — бормотал он про себя, невидящими глазами наблюдая, как гораки раздевают трупы и, ухватившись за ноги и за руки, закидывают их в кусты.
Когда все было закончено, собрались уже трогаться дальше, как Глеб, которому предстояло снова лезть в телегу и изображать связанного русича, вдруг наотрез отказался это сделать. Тагр прикрикнул на него. Глеб блеснул на него глазами:
— Мне за работу наживкой деньги не платят. Добавь монет, и я подумаю.
Сотник взбесился:
— Монет ему добавь! А плетей тебе не добавить?
Глеб молча надел рубаху и пошел прочь от телеги. Тарг обернулся к священнику:
— Что делать будем?
Никифор кивнул, мол, сейчас решим, и быстро подозвал одного из Ярькиных.
— Раздевайся, полезешь в телегу.
Ярькин замялся, оглядываясь на брата.
— Бегом, или ты у меня точно плетей получишь.
Тот с неохотой потянул через голову рубаху. Глеб, облегченно вздохнув, скрылся в хвосте колоны. Наконец двинулись дальше. Также впереди поскрипывала несмазанным колесом телега, а в ней покачивались в такт движению трое «связанных русичей».
Снова потянулась малоезжая колея бесконечной дороги. В этих краях, выворачивая с одной на другую, можно было сутками передвигаться полевками, лишь иногда останавливаясь в попутных деревнях. Сколько князь собирается тянуть поход в этот раз, никто не знал. Продуктов взяли на три дня. Но вокруг в лесах бегало столько дичи, что это ни о чем не говорило. Только что Бронислав выпустил стрелу по выскочившей из леса прямо на людей серне. Убитое животное кинули во вторую телегу с вещами князя, двигающуюся замыкающей.
В обед перекусили, не слезая с лошадей. Князь, казалось, решил заморить всех, и людей, и животных. Дорога втянулась в длинное ущелье, заваленное по откосам огромными мшистыми глыбами. Бронислав с тревогой поглядывал вверх на зубчатые увалы. Князь окликнул его:
— Чего башкой крутишь, боишься что ли?
— Тревожно как-то. Место такое, опасное. Засаду сделать проще простого.
Владислав хохотнул:
— Ты, правда, веришь, что среди разбойников найдутся сумасшедшие, чтобы напасть на хорошо вооруженный отряд княжеских дружинников?
— Кто их знает, этих татей. Не божеское дело мы затеяли с этими, — он кивнул подбородком на скрывшиеся за следующим пригорком голые спины варягов.
— Хватит мне про этих. Еще один моралист нашелся. Задачу-то они выполнили, признай.
— Раз выполнили, а что в другой раз случиться, один Бог ведает.
— Не заморачивайся. Хочешь смотреть по сторонам — смотри. Только не зуди.
Бронислав натянул повод и приотстал от князя.
— Ух, и печет, — он расстегнул ворот косоворотки и снял шапку со вспотевшей головы. Инок покосился на него неодобрительно.
Здесь внизу, стало еще жарче. Как назло, на небе ни облачка. Тут еще эти комары! Алексей, как и большинство дружинников, отмахивался от них сорванной веткой. Друзья рядом в пол голоса поругивались на летающую тварь.
— Что, донимают кровопийцы? — хриплый голос Никифора раздался неожиданно близко.
Княжич слышал приближающийся топот копыт, но не придал ему значение, решив, что это кто-то из дружинников меняет ряд.
Алексей сделал вид, что не слышит. Нет, священник, явно не собирался оставлять его в покое.
— Поговорить хочу с тобой.
Княжич равнодушно поднял плечо:
— Говори.
Священник ударил коня пятками, и жеребец боком подгарцевал вплотную к Алексею. Некоторое время ехал молча, собираясь с мыслями:
— В церковь когда последний раз заходил? — нарушил он молчание.
Алексей приподнял лицо, вспоминая:
— Неделю назад, кажется…
— Грешно это. Сын первого человека в княжестве должен показывать пример благочестия. А ты, что?
— А я что? — Алексей сделал невинные глаза.
— Перестань дурачиться, — от раздражения брызги слюны с губ Никифора полетели во все стороны. — Отвечай, когда тебя протоиерей, ставленник самого епископа Григория спрашивает.
— А кто такой Григорий?
— Ты что, правда, не знаешь? — он недоверчиво склонил голову набок.
— Не-а.
— Григорий — большой человек. Перед ним сам князь киевский трепещет и все его посулы выполняет.
— Да, ну?
— Вот тебе и «да, ну», — Никифор сердито натянул поводья. — Ты собираешься со мной серьезно разговаривать?
— Собираюсь, конечно. Слушаю внимательно, — княжич, придуряясь, сложил руки на груди и склонил голову, чтобы священник не углядел издевательские искорки в его глазах.
Тут позади раздался голос одного из дружинников. Алексей узнал Никиту Дубинина.
— Отец Никифор.
Тот недовольно обернулся:
— Я занят.
— У нас спор возник, не рассудите?
Протоиерей заколебался. Здесь вроде разговор не закончил, но его можно и отложить… А там, в дружине появилась редкая возможность укрепить авторитет — в кои веки солдафоны обратились к священнику за советом. Приняв решение, Никифор повернул коня.
Княжич мысленно поблагодарил Никиту, постепенно приходя к пониманию, что это ведь он специально. «Меня выручал. Ай да, парень, ай да молодец. Надо будет при случае ему что-нибудь подарить, да хотя бы пряжку для ремня серебряную — мне на день рождения три штуки похожих принесли».
И тут кто-то из всадников крикнул:
— Человек.
Первые ряды смешались, и колонна остановилась. Алексей подхлестнул коня, вылетая из строя. Навстречу отряду, опираясь на посох и высоко поднимая голову, шагал длинный старик в белой рубахе до пят.
— Волхв! — общим выдохом пронеслось над ущельем.
