отцу не с пустыми руками. А об этом должны позаботиться мы с тобой. Про себя я уже сказал. Получу согласие Калиты на княжение Наримунта в Новгороде.
– Отдать Новгород?! – в ужасе закричал монах.
– Почему отдать? Разве он принадлежит московскому князю? Ему же нужно серебро? Он его получит. А вот твое дело – проследить, чтобы все прошло без сучка, без задоринки. Поедешь сам в Новгород.
– Да там всем вертит архиепископ Василий Калика! Который от этого Наримунта под Киевом едва ноги унес. Из-за того он и в плен сюда попал.
– Вот и хорошо, – невозмутимо ответил шейх. – Вам, двум духовным лицам, будет легче договориться. Попросишь митрополита помочь. Твой князь тебе только спасибо скажет. Если он мир с Литвой учинит, у Новгорода союзника против него не станет. Серебро будут слать без задержки. А чтобы новгородцы себе рыцарей в друзья не взяли или шведов, новый князь проследит. Самое главное, закроет для них путь в полуночные земли. Сейчас только слух идет про тамошние богатства. Если выяснится, что это не слух, тогда уже никого и ничем не удержишь. Переведи, Злат. Хочет он стать новгородским князем?
После ухода Алексия эн-Номан захотел посмотреть на Юксудыр. Злата, проводившего инока за ворота суфийской обители, он спросил, можно ли тому довериться. Как ни старался московский гость, но ему не удалось скрыть колебаний.
– Чужая душа – потемки, – уклонился от ответа наиб.
Но перед этим, прощаясь с Алексием, он напутствовал его:
– Ты разочарован, что все идет не так, как тебе хотелось? Подумай. Ты ведь достиг большего, чем желал. Хочешь оставаться простым слугой своего князя, когда всевышний отдает в твои руки его судьбу?
– Видно, Господь испытывает меня, – согласился тот. – По плечу ли мне эта ноша? Дело невиданное. В Новгороде со времен Рюрика княжили только его потомки.
– Настал твой черед решать. Еще не поздно отказаться. Но что, если небо не пошлет тебе второй возможности и ты так и останешься просто слугой князя? Разве не сказано в писании: «Оставьте мертвым погребать своих мертвецов»? Нужно идти вперед.
Наримунт еще не оправился от нахлынувших на него перемен. Только что он был жалким пленником в стане врагов, которого, словно невольника, передавали из рук в руки, как вдруг перед ним открылся путь к княжескому столу. Да какому! Это ведь не удел в вотчине его отца. Это самовластный Господин Великий Новгород! Вровень с отцом сесть! Теперь Наримунт с восхищенной настороженностью поглядывал на загадочного старика, дергающего нити судеб из своей скромной обители под сенью старых груш.
Когда Злат сказал княжичу, что они отправляются на постоялый двор Сарабая, тот запросился с ними. Он хотел поблагодарить Юксудыр за помощь в трудный час. Эн-Номан не возражал.
– Никогда не нужно забывать о благодарности, – одобрительно сказал он.
Увидев въезжающую во двор повозку шейха, Сарабай изрядно струхнул. Он уже привык за последние дни к нашествиям стражников и начальников, но появление святого старца повергло его в ужас. Неужели двор действительно считают прибежищем джиннов? Если так дело пойдет, то народ станет только лошадей нахлестывать в страхе, проезжая мимо. И не продашь никому.
Однако эн-Номан даже не стал заходить внутрь. Он и с повозки не слез, поприветствовав хозяина благословляющим взмахом руки с четками. Вызванная из хозяйских покоев Юксудыр вышла с большим узлом в руках. В нем оказалась одежда княжича, которую она отстирала от сажи. От такой заботы Наримунт совсем растрогался и стал взволнованно благодарить девушку. Та смущенно улыбалась. Злат задумался над тем, как тронуло юношу простое проявление обычной человеческой заботы. Здесь, в чужом краю, среди врагов. Где все видели в нем только плененного княжеского сына. Видно, Наримунту не понравился скучный голос, которым наиб переводил его горячую речь, потому что он вдруг поклонился девушке и поцеловал ей руку. Юксудыр вспыхнула и зарделась.
Все это время эн-Номан потихоньку наблюдал за ней из своей повозки. Злат уже было решил, что шейх не станет беседовать с девушкой, но тот вдруг попросил ее приблизиться.
– Мне доложили, что ты ищешь своих родственников и у тебя есть перстень, который ты им хочешь показать.
Юксудыр вопросительно посмотрела на Злата и, получив кивок, подошла и стала доставать шнурок из-под ворота. Только тут наиб заметил, что взор шейха устремлен на шрам на шее девушки. Он даже подался вперед, как охотничий пес, учуявший добычу.
– Отдай мне этот перстень. И пока не говори никому, что он у тебя был. – Эн-Номан ободряюще улыбнулся и ласково погладил Юксудыр по руке. – Послезавтра мы с тобой поедем к твоим родным.
Когда они ехали обратно, шейх после долгого молчания произнес:
– Я узнал этот шрам.
Злату было пора возвращаться к своим делам. Юношу с девушкой он передал в могущественные руки, и их судьба теперь от него не зависла. Хотелось думать, что она окажется к ним благосклонной. Он сходил с докладом к эмиру, сам выслушал сообщения о происшествиях в городе за последние дни. В Сарае все было спокойно. Караваны ушли, корабли уплыли, купцы разъехались. Затихли роскошные сарайские базары. Летняя торговая суета закончилась. Осенняя не наступит. С отъездом хана его огромная столица погрузится в ленивое полусонное существование. Скучно.
Хотя летом все оживет. Даже владыкам не под силу повернуть древние караванные тропы, поменять местами моря и реки. Снова, как и века назад, пойдут по ним купцы. Злату подумалось: может, и к лучшему, что не будет здесь напыщенных эмиров с их свитами, хитрых чиновников и придворных интриганов? Настанет царство купцов с их сметливостью, оборотистостью и любовью к выгоде и здравому смыслу. Только танцевать весь этот мир будет под звон серебра.
Узел с Наримунтовым барахлишком напомнил наибу, что и ему не худо бы добраться наконец до дома и сменить рубаху. Бережно свернув свой коричневый монгольский халат, наиб переоделся в кипчакский кафтан и отправился в русский квартал. От дворца это было совсем недалече, поэтому двинулся пешком. Для этого и переоделся.
Наиб любил гулять пешком. Больше примечаешь, для дела очень полезно. Только ходить по улице в монгольском халате ему было трудно. Где-нибудь по узким улочкам или по базару, где все такие же пешеходы, – куда ни шло. Но стоило оказаться на проезжей улице или, того хуже, дороги – беда. В монгольском халате его узнавали издали. Встречным приходилось слезать с лошади или с повозки, чтобы почтительно приветствовать столь важную персону. Не дай бог оказаться в это время где-нибудь у въезда на
