Черный Дьявол унес в забоку одну овцу, там съел половину туши и ушел в Пятигорье. В последний раз обнюхал старое логово, кособочась затрусил по хребтам и распадкам навстречу солнцу. Оно, большое, от метели ушастое, медленно выползало из моря.
Утром в деревне поднялся переполох. Всякое бывало: уносили тигры коров, коней, собак, нападали волки, тоже резали скотину, но добычу всю поедали. Но чтобы вот так сразу один волк зарезал десять овец – такого не было. Гурин молча рассматривал следы зверя. Нашел четкий отпечаток лапы без среднего когтя, показал след охотникам, а потом коготь, который остался в капкане. Хмуро сказал:
– Поделом мне, хотел поймать незнакомого зверя, а поймался сам. Слушайте, мужики, а уж не Черный ли это Дьявол? Не тот ли пес, что жил у Макара? Не безродновский ли это пес? А?
– А ить, знаешь, все могет быть, – почесал затылок Розов.
– Может быть, он, – согласился Ломакин. – Сказов об его уме ходит много. Ить не здря люди прозвали его Черным Дьяволом. Не здря его боится Безродный. Ему будто какой-то цыган через этого пса судьбу нагадал.
Пришел на шум Безродный. Он также долго и внимательно осматривал следы.
– Похоже, он. Его след. – Подумал: «Обманул меня Булавин. Знай я, что он жив, то убил бы пса. Черт принес его в наши края!..»
– Ежели этот зверь пришел раз, придет и вдругорядь, – высказал свое предположение Ломакин. – С сегодняшнего дня надо ставить охрану.
– Верно. Пусть Розов соберет всех охотничьих собак и сторожит деревню. За работу заплачу. Надо убить этого зверину. Мало ли что, – хрипло сказал Безродный.
– Ты, Степан Егорыч, только и меряешь жисть каждого на деньгу, – недовольно бросил Ломакин. – Все будем сторожить по жребию. И ты тожить.
– Да зачем же Егорычу-то сторожить, уплатит мне, я уж посторожу за него, – вмешался Розов.
– Сторожи. Ты тоже за деньгу родную мать заложишь и перезаложишь. Оборзели люди. Вся и мера-то у них – что, кто и сколько стоит. Почни я купать ваши души, ить ломаного бы пятака не дал. Тьфу! Обуяла всех жадность. А ты, Гурин, чего не голосишь, чего не клянешь Черного Дьявола? Его ить весь мир уже проклял, – зло загремел Ломакин.
– Думаю. Ежли и впрямь это Черный Дьявол, то, братцы, ить ему цены нету. Вы тогда приняли за байку мой сказ. Теперь сами видите. Он не пошел на подворье Розова, например, аль Козиных. Он пришел ко мне, чтобы отомстить за свою боль, за потерю когтя.
– М-да… А Безродный его хотел кнутом обучить. Трепещи, Егорыч, Дьявол пришел по твою душу, – захохотал Ломакин.
– Ладно точить языки. Ставь охрану, староста, – хмуро бросил Безродный и пошел домой.
Несколько дней ждали охотники Черного Дьявола. В том, что в гостях был он, теперь никто не сомневался. И он снова пришел. В полночь раздался с пригорка угрожающий вой.
Охотники были настороже. Собаки подались назад, заметались в страхе, рвались с поводков, лишь розовский Волчок не струсил на этот раз. Ощетинился, зарычал. Розов, которому Безродный за Дьявола обещал хорошо заплатить, спустил своего кобелька. Волчок был куплен у Терентия Макова от помета Найды. Дорого заплатил за него Розов. Но это была самая лучшая собака в деревне. Охотник хоть куда.
Волчок смело бросился на вой. Увлек за собой еще несколько собак посмелее. За собаками, подбадривая их выстрелами, побежали охотники.
Лай собак удалялся. Дьявол легко уходил от них, заманивая в сопки. Волчок почти висел на хвосте у Дьявола. Он был молод, азартен и, главное, смел. Но откуда было знать Волчку, что он идет за хитрым и матерым псом, за своим братом. И вот Черный Дьявол резко затормозил лапищами, бросился в сторону. Волчок проскочил мимо, Дьявол прыгнул ему на спину, челюсти сомкнулись на шее. Рывок – и Волчок отлетел в сторону в предсмертной агонии. Собаки кинулись на Дьявола кучно, дружно, но через несколько секунд откатились; кто с порванным горлом, кто с вывороченными внутренностями, кто с рваной раной на боку. Уцелевшие с визгом припустили назад, к деревне. Дьявол нагонял их, рвал насмерть. Показались охотники. Дьявол круто забрал в сторону, выскочил на речку и широким наметом ушел в низовье. Охотникам ничего не оставалось делать, как подобрать зарезанных собак, хоть рукавицы бабы сошьют.
Безродный проснулся от выстрелов, выбежал встретить охотников и наконец-то увидеть мертвого Черного Дьявола. А то стали сниться плохие сны: Дьявол приходил к нему и грозился убить. Увидев порванных собак, поежился в своем тулупе, чуть заикаясь, спросил у Ломакина:
– Как же это ты, староста, столько собак загубил?
– А вот так. Осечка вышла. Хотели собаками затравить Дьявола, но он их порезал.
– Ушел? Не убили?
– Тот еще не родился, кто убьет Черного Дьявола. Ежли Дьявол Гурину за коготь отомстил, то кое-кому и совсем может не поздоровиться, – сказал Федька Козин. Он тоже волочил за собой своего кобелька. Добычливый был песик, хорошо шел за белкой, соболем. Теперь Федька остался без собаки.
– Не каркай. Просто Дьяволу жрать стало нечего, вот и потянулся к деревне, – оборвал Козина Безродный.
– Есть байка, что будто этот Дьявол от пули заговоренный. Его колдун Макар заговорил. Ежели это так, то пропали мы, мужики, натворит он бед, – с опаской заговорил Розов.
– Знамо, натворит, – поддержал Розова Безродный. – Не ругаться нам надо, а добыть этого дьяволину. А мы только тем и заняты, что валим друг на друга всякую несусветчину. Надо жить дружно. Мы же свои люди.
– Гля, какой Исусик нашелся, – зло бросил Федор Козин. – Жить дружно. Где я теперь такого пса найду? Сгинул в самый разгар охоты. Ты мне дашь? Дружили кошка с собакой, да собака ей хвост откусила, когда была голодна. Друг нашелся. Такой друг в голодный год уши пообъедает.
Остальные охотники пока молчали. Чего шуметь? Собак не вернешь. Однако жаль было убитых псов. Но вдруг зашумели, начали матюгать Розова. Нашли козла отпущения.
– Это Розов виноват, он подговорил пустить псов. «Волчок возьмет». Взял!
– Безродному хотел подсеять, а вышло, что мы остались без заглавных собак. Теперь и половины той пушнины не добудешь, что могли бы добыть. Это точно!
– Они с Безродным все шушукались. Купил Розова Безродный. Ему что, спал себе, а мы тут собак стравили.
– Идите вы к черту, сами обрадовались, что вам Безродный заплатит. Пусть платит мне и вам. А на меня нечего валить все невезухи! – взорвался Розов.
– Ладно, не лайтесь. Заплачу за собак и за сторожение рассчитаюсь. А когда добудете Дьявола и шкуру его принесете, то особо заплачу, – пообещал Безродный.
– Хватит с нас, сам его убивай, – хмуро заворчали охотники.
Безродный вернулся домой. Здесь он дал выход своему гневу.
– Спишь, стерва, а Дьявол ходит у деревни! – заорал он на Груню.
– Да ты что, окстись, Степан. Я-то при чем? – пыталась успокоить мужа Груня.
– А при том, что ошейник подрезал Федька Козин. Ты с ним миловалась. Сказывали бабы, как он у тебя сарафан и исподнее украл. Потом ты с ним снова была вместе. Спелись. Зря я Ваську выгнал! Ты с Федькой снюхалась! Убью!
– Да бог с тобой, зачем мне ты его лепишь? Да чиста я перед богом и тобой. Угомонись, Степан!
– Все против меня! Ты тоже против!
– Ну и что, если против? – вдруг спокойно заговорила Груня. – Что ты мне сделаешь? Убьешь? Так я жду не дождусь той смерти. Одна ведь на весь мир. У тебя дружки, а кто у меня? Одна-одинешенька. Все обрыдло. На, убивай! Ну чего же ты мешкаешь? Будь я мужиком, давно бы тебя торскнула. Но я всего лишь баба. Убивай, но не вздумай бить. Мне добрый наганчик подарил Баулин. При случае могу пустить в ход.
Безродный притих. Долго молчал, а потом ровно заговорил:
– Разум стал терять. Народ выходит из-под моей власти. А тут еще этот псина. Ить сколько раз стрелял – все мимо. Дважды хотел убить – сорвалось. Забоишься. А потом этот Цыган, будь он проклят со своей ворожбой…
– Не понимаю я тебя, Степан. И чего ты трусишь? Сам дома, собака в тайге, да не тронет она тебя, она и запах-то твой забыла.
– Ты думаешь? Нет, не забыл пес…
Хотел Безродный рассказать о своих встречах с Макаром и о том, как через много лет узнала его собака, но смолчал.
– А лучше кончал бы ты шастать по тайге…
– Замолчи, Груня. Не можешь ты меня понять. Или не хочешь… Ты ведь единственный человек, которому я хотел бы верить, ради которого живу. Разлюбила? Скажи! – запальчиво выкрикнул Безродный.
– Не смеши. Единственная?! Разлюбила? Разве это любовь? Было время, когда ждала тебя, тосковала, мучилась, – ушло все. Пойми, Степан, все в жизни уходит, все проходит, с водой уплывает. А потом, можно ли тебя любить? Как ты ни крутись, как ни отводи людям глаза, а все говорят, что ты убийца. Я же в этом не сомневаюсь. Можно ли любить убийцу? Можно, если самой стать на его дорожку. Будем уж откровенны – я тебя терпеть не могу, меня тошнит от одного твоего дыхания.
– А я тебя люблю. Так люблю, что порой хочется убить тебя за то, что люблю. От ревности убить.
