Джаявар помолился богам за ее здоровье и благополучие, как делал уже не раз. Запас ее жизненных сил был не таким, как раньше, и он жалел, что она была слишком требовательной к себе. Он просил ее не напрягаться, но было очевидно, что она будет продолжать понукать себя и понукать его до тех пор, пока они не победят чамов.
Встав, Джаявар огляделся. Несмотря на все усилия по маскировке костров для приготовления пищи, по всей долине можно было различить отблески огня. Это беспокоило его. Если здесь случайно окажется кто-то из чамских разведчиков, он, конечно, сразу поймет, что кхмерская армия нашла тут прибежище. Осмотрительность требовала не разжигать костров, однако Джаявар не отдал такой приказ. Огонь отгонял комаров, змей, скорпионов и тигров. В Ангкоре люди жили в домах на сваях и спали под тонкими сетками, защищающими от москитов. Но в джунглях такой роскоши не было. Поэтому пламя костров было здесь даром небес, хотя и опасным даром.
Кто-то закашлялся, невидимый в темноте, и Джаявар обернулся на звук, опасаясь, что в их лагерь просочилась болезнь. Дизентерия была проклятием, которое преследовало его народ с начала времен, и везде, где кхмеры вынуждены были жить в тесноте, эта болезнь могла вспыхнуть в любой момент и унести много жизней. Джаявар понятия не имел, как бороться с этим недугом. Лекари рассказывали ему, что в таких случаях необходима свежая проточная вода, и он радовался тому, что рядом протекает река. До сих пор его людей эта напасть миновала, а вот от малярии некоторые страдали.
«Нам нужно возвращаться в свои дома, — думал он. — Мы здесь слишком задержались».
Он тихонько подошел к своему навесу и улыбнулся, взглянув на Аджадеви: она спала, подтянув колени к груди, как маленький ребенок. Убедившись, что она крепко спит, он обошел навес, направляясь туда, где спрятал кое-какие свои находки, сделанные днем. Первым на глаза ему попался белый голыш в форме полумесяца с гладкой, отполированной водой поверхностью. Он взял его и, стараясь не шуметь, занес под навес. Здесь он осторожно положил его возле Аджадеви так, чтобы выпуклая сторона была обращена к ней. Затем он снова вышел и взял пять перьев павлина, которые нашел на звериной тропе недалеко от реки. Эти перья, с преобладанием ярко-зеленого цвета и с синими пятнами, напоминающими глаза, на концах, были, по его мнению, самым удивительным созданием природы. Он разложил их напротив камня в виде веера. После этого Джаявар принес гранат, карамболу и манго и сложил все это возле голыша.
Просыпаясь, Аджадеви любила находить всякие хорошие знаки, и Джаявар надеялся, что эта композиция ей понравится. Он с определенной целью выбирал эти предметы, рассчитывая, что когда она будет переводить взгляд с камня на перья, а потом на фрукты, то увидит их чистоту и предназначение каждого из них. Она скажет ему, что она увидела, а потом спросит его, почему он выбрал белый камень, а не красный, или почему перья, а не цветы. Они будут разговаривать, улыбаться друг другу, и боль, терзающая ее, возможно, забудется.
Посидев еще немного, вглядываясь в лицо жены, Джаявар вышел из-под навеса. Он думал о своем еще не рожденном ребенке, пытаясь угадать, кого ему подарит небо, мальчика или девочку. Мальчик был бы лучше для империи, но Джаявар всегда приходил в восторг от своих дочерей и поэтому был бы счастлив, если бы в его жизнь вошла еще одна маленькая девочка.
«Кто бы у меня ни родился, сын или дочь, я должен вернуть мир своему народу, — подумал он. — Потому что все сыновья и дочери заслуживают мира».
В соседнем костре треснула ветка, отправив в небо яркие искры. Джаявар подумал о том, что ждет их в ближайшие дни. Сначала они проведут Праздник плавающих фонариков. Затем он обратится к своим воинам. И наконец, его армия двинется на юг. Там произойдет великое сражение, самое масштабное сражение его жизни. Он должен повести за собой своих людей, и велик шанс, что жизнь его на этом оборвется и продолжится череда перерождений в других жизнях.
Джаявар не боялся смерти, потому что верил в правоту Будды, утверждающего, что развитие души определяет карма. А Джаявар всегда старался быть добрым и справедливым по отношению к людям. Душа его, скорее всего, поднимется выше. И все же, когда он уже не сможет видеть, у него отберут Аджадеви. Этот величайший дар, который он когда-либо получал, перестанет быть частью его жизни. Аджадеви будет вместе с ним духовно, и она вернется к нему, но это дорогое ему лицо уже не будет первым, что он видит, просыпаясь, и последним — когда отходит ко сну.
От страха перед таким разделением у Джаявара участилось дыхание, и он пробрался под навес. Поправил одно из перьев, сдвинув его немного вправо, повернул другой стороной гранат, чтобы скрыть потемневшее придавленное место. А затем он лег возле нее и притянул ее к себе.
Два дня спустя, вскоре после того как городские петухи своими криками возвестили наступление рассвета, Воисанна направилась к королевскому дворцу. Она хотела увидеться с Асалом накануне, но он находился где-то вне города. От него не было никаких вестей вплоть до сегодняшнего утра, когда в ее дверь тихонько постучался раб и вручил ей запечатанное послание. Записка была написана почерком Асала, он просил ее прийти туда, где он жил. Она отправилась к нему немедленно, двигаясь в утреннем полумраке, словно живая тень.
Королевский дворец, с его комнатами с колоннами, уходящими ввысь потолками, вымощенным плитами полом, был освещен мерцающим пламенем многочисленных свечей. Рабы тростниковыми метлами подметали галереи. По проходам крались кошки, охотясь на мышей. Между внушительными стенами металась в поисках выхода случайно залетевшая сюда ласточка. Большинство чамских чиновников и воинов, равно как и их слуги, рабы и наложницы, все еще крепко спали.
Воисанна подошла к комнате Асала и, прижав руки к двери, тихонько постучала большим пальцем. За дверью послышалось какое-то движение, после чего она медленно отворилась. Асал протянул руку и втащил Воисанну внутрь. Она сразу заметила, что глаза у него красные, а лицо измученное.
— Когда ты в последний раз спал? — шепотом спросила она, сжимая его пальцы.
Он нагнулся к ней и поцеловал. Затем он нежно коснулся ее лица, провел пальцем по плавным очертаниям подбородка и опять прижался губами к ее губам.
— Я должен тебе многое рассказать, — тихо сказал он.
Прежде чем она успела ответить, он запер дверь на засов. Они перешли на его спальное место и опустились на шелковое одеяло, лицом к лицу, касаясь друг друга коленями.
Заметив озабоченность на его лице, она подалась вперед:
— Почему ты послал за мной?
— Потому что развязка уже близка, — прошептал он.
— Расскажи мне.
Он кивнул, но вместо того, чтобы продолжить, снова поцеловал ее.
— Я скучал по тебе, моя госпожа. Вроде бы виделись мы совсем недавно, но время без тебя показалось мне вечностью.
— Я знаю, — кивая, отозвалась она. — Для меня тоже.
— То, что было когда-то очень важно для меня, потеряло свое значение.
— Например?
— Забота о том, чтобы на моей сабле не появилось ни пятнышка ржавчины. — Он взглянул на свое оружие, стоявшее в ближайшем углу. — Раньше я натирал этот клинок, пока он не начинал сиять, как солнце. Теперь же я слежу только за тем, чтобы он был острым.
Ей нравилось ощущать прикосновение его колен и очень хотелось ощутить и все его тело.
— А теперь… когда твоя сабля уже не должна ослепительно блестеть… что притягивает твой взгляд?
— Ты, моя госпожа. Ты — это все, что мне нужно сейчас.
— Но я ведь просто женщина.
— А солнце — просто светило, льющее с неба свет.
Она поднесла его руку к своим губам и поцеловала покрытый шрамами палец.
— Я кое-что сделала для тебя, — сказала она и вынула из складок своей юбки кожаный шнурок, на котором висел кусочек необработанного нефрита величиной с ноготь, обмотанный крест-накрест серебряной проволокой. — Я нашла этот камень на берегу речки, где мы были с тобой. И он показался мне излучающим силу и мудрость, как ты.
Он улыбнулся, рассматривая камешек, а потом повесил его себе на шею.
— Благодарю тебя, моя госпожа.
— Не за что, мой большой чам.
— Я буду носить его всегда.
— Этот камень тебе идет.
— Мне идешь ты.
В комнату уже начали пробиваться первые утренние лучи. Воисанна понимала, что скоро начнут просыпаться обитатели дворца.
— Так зачем ты посылал за мной? — спросила она.
Он жестом поманил ее ближе к себе.
— Я нашел проводника, — едва слышно ответил он. — Кхмерского проводника. Мы выступаем сегодня ночью, когда над горизонтом поднимется луна.
Пульс ее участился от волнения.
— Выступаем — куда?
— А это зависит от тебя.
