Суда медленно двинулись вперед.
Спустя полчаса отряд Лефорта обогнул передовые корабли эскадры Ватранга. Шведскому адмиралу так и не удалось спокойно выкурить трубку после завтрака…
Залпы пушек нисколько не отпугнули русских моряков. Собственно, и пугаться было некого и нечего. Эскадра Ватранга не успела помешать отряду Лефорта без потерь достигнуть Гангута.
«Тот час вслед за ними явилась вторая флотилия галер в 15 штук, которая держалась еще дальше в море, и, несмотря на то, я и другие корабли стреляли по ним. Они все-таки прошли мимо нас. Мы же задерживались из-за штиля и находились в том, более невыгодном положении», — с унылым настроением отметил в своем журнале Ватранг.
…Убедившись, что все идет как задумано, Апраксин и Петр спешили к Твермине. На рейде их ожидала флотилия галер и скампавеи. На их борту десять тысяч войска.
— Одно сумлеваюсь, Петр Лексеич, — высказался в пути Апраксин, — навряд Змаевич поспеет азардировать до ночи. Понеже люди на веслах поустали. Без силенок в опаске к неприятелю подступиться.
На рейде Твермине весь день прошел в тревожном ожидании. Пушечная стрельба, доносившаяся от Гангута, возвещала о разгорающемся сражении. Но кто кого одолел, оставалось до сих пор неизвестным. Напряжение разрядилось с прибытием вечером скампавеи под синим флагом генерал-адмирала. Не теряя времени, генерал-адмирал собрал военный совет.
— Нынче Бог в помочь, сызнова штиль на море определяется. Неча вам лапу сосать. Ватранг отошел в море, освободил шхеры. Там проход нами промеряй с прошлой осени. К тому же швед пальцы растопырил, нам сподручнее их лопать по одному.
В этот раз Апраксин излагал свои мысли в доводы с легкой душой. Прорыв Змаевича и Лефорта свидетельствовал о некотором замешательстве у шведов.
— Потому сей же час бить поход. Выступаем к Гангуту. В авангардии быть генералу Вейду, в арьергарде генералу Михаиле Голицыну, мой флаг в кордебаталии.
Слушая Апраксина, генералы недоумевали: «Где наш государь станет обретаться?»
Словно угадывая их мысли, Апраксин повернулся к сидевшему рядом Петру. Еще по пути к Твермине царь хотел идти вместе с галерной флотилией, но генерал-адмирал наотрез отказался, думая про себя: «Видимо, Прутское дело ему не впрок».
— Неча тебе, Петр Лексеич, в пекло соваться. О державе твои заботы. Контр-адмиралу Петру Михайлову быть поначалу в Твермине. Гонец от Змаевича повестил, что шведы блокированы у переволоки. Там тебе и разобраться по делу в ожидании нашего успеха.
Совет закончился, а генерал-адмирал вдруг вспомнил:
— Ты, Петр Лексеич, попомни: на Аландах шаут-бенахт Таубе шастает. Надобно и его остерегаться.
— Добро, а то я, грешным делом, позабыл, — признался Петр. — Вышлю непременно дозоры от Змаевича.
Зря тревожился Апраксин. Еще накануне сражения Таубе получил приказ Ватранга направиться к Гангуту, но исполнять его не спешил. Когда же он приблизился к Гангуту, то его обуял страх. Вслед за услышанной канонадой он впервые лицом к лицу столкнулся с русскими. «…Подойдя на расстояние полумили от Гангута, я сначала услышал стрельбу, а затем увидел, как русский флот огибает Гангут. Вследствие этого я принужден был повернуть немедленно назад, чтобы не быть взятым, что могло произойти при дальнейшем моем движении и сближении с неприятелем».
С наступлением темноты флотилия галер приблизилась к шхерам. Ночью отправляться к шхерам было рискованно.
«И в 27-й день поутру генерал-адмирал граф Апраксин со всем при нем бывшим флотом с полуночи пошел и того же утра приближался к неприятелю. Указ дал пробиваться сквозь оного, не огребая кругом, что с помощию Божею и учинено… В 4-м часу пополуночи пошли все скампавеи одна за другой; в авангарде шел г. генерал Вейде, за ним следовал г. генерал-адмирал, потом в арьергарде генерал князь Голицын. И когда неприятель наши скампавеи усмотрел, тот час с адмиральского — шведского — корабля учинен сигнал из двух пушек… Дальние их корабли, распустя свои паруса, трудились, чтобы приблизиться, но за наступающею тишиною не могли скоро прибыть… Три корабля их буксировались к нашим скампавеям шлюпками и ботами зело скоро и, приближаясь надмеру, стреляли из пушек жестоко… Могли счесть 250 выстрелов. Однако ж… наши скампавеи прошли счастливо и так безвредно, что только одна скампавея села на камень… Несколько людей с оной шлюпками сняли, а досталь-ных неприятель взял, понеже их один линейный корабль к оной скампавее приблизился. К тому же 2 неприятельских бота и несколько шлюпок атаковали, так что отстоять скампавею с достальными людьми было не мочно… Прочие все, как суда, так и люди, без вреда прошли, только у одного капитана ногу отбили. О половине 10-го часу, когда, прошед неприятельский флот, вошли в шхеры, получили ведомость, что капитан-командор Змаевич с первыми скампавеями атаковал неприятельскую эскадру и не далее мили обретается… Генерал-адмирал рассудил за благо и трудился, чтоб со всеми скампавеями идти и случиться с ними… Прибыли о полудни и увидели неприятельский атакованный фрегат, стоящий на якоре, и при нем по обе стороны в линию по одному шхерботу и по три галеры».
Так запечатлели скрижали российские продолжение начавшегося сражения.
А что же противная сторона? Каким образом представились эти же события взору шведского флагмана?
«…27-го числа, вторник. Мертвый штиль и туман. Мы опять увидели большое количество галер, числом 60, под берегом; они старались со всеми силами пройти со стороны берега мимо наших кораблей к Гангуту. Некоторые из наших кораблей, которые находились поближе, с помощью буксировки пустились им вдогонку, причем я оказал им возможное содействие, предоставив им столько шлюпок, сколько при всей спешности можно было достать, для каковой цели был дан особый сигнал. Но так как опять господствовал мертвый штиль, а малый ветер, который дул, был с севера, то, к нашему величайшему огорчению, и эта масса галер прошла мимо нас, несмотря на то, что наши корабли довольно близко подошли к ним и обстреливали их из пушек. Лишь одна галера была простреляна нами и попалась нам в добычу. На ней оказались один майор, капитан, два прапорщика, один комиссар, один казначей и один пастор, а равно мешок с деньгами и 479 нижних чинов. Тот час после того было созвано общее совещание для обсуждения вопроса — как ныне следует поступать с флотом».
Итак, адмирал Ватранг добыл первый трофей в противостоянии с русскими. Но относительный успех и добытый мешок с деньгами, видимо, не располагали шведских моряков подвергать себя риску. Поэтому они «единогласно признали необходимым оставить Гангут и отправиться на защиту шведских шхер, ввиду чего всем офицерам держаться наготове». Не ограничившись этим, старший флагман распорядился командиру корабля «Верден»:
— Изготовьте корабль для следования в Стокгольм. Вам предстоит отправиться с моими письмами его королевскому Величеству, ее королевскому высочеству и королевскому сенату.
Следовало Ватрангу каким-то образом известить высоких лиц о неприятном событии. Эскадра флота его величества не выполнила приказ, и русские галеры прорвались-таки в Ботнику. Теперь их вряд ли изгонишь из шхер и они получат свободу действий против побережья королевства.
Ватранг со своими флагманами и капитанами заботились о своей участи и как-то на время позабыли о своем собрате по ту сторону полуострова.
В эти самые часы шаутбенахт Эреншильд давал последние наставления своим капитанам:
— Нас мало, но мы вдвое превосходим русских пушками. В этом наше спасение. Отступать нам некуда. Надеюсь, что вы внушите свои храбрым матросам необходимость сражаться до конца. Мы должны исполнить свой долг перед королем и отечеством.
Шаутбенахт подозвал капитанов к столу, на котором была разложена карта:
— Наша позиция неприступна. Фланги упираются в скалы, — Эреншильд кивнул капитану Сунду, — «Элефант» стоит в центре. Два десятка орудий перекрывают огнем подходы с флангов. Галиоты располагаются справа и слева от фрегата впритык к шхерам. Место шхерботов во второй линии сектора обстрела, каждому судну здесь помечено. — В голосе флагмана не звучало ноток сомнения. — Главный козырь русских — абордаж. Тысяча наших бойцов и сотня с лишком пушек опрокинут неприятеля. Пороха и ядер у нас в достатке. Покажем русским нашу выучку. Надеюсь, адмирал Ватранг нас выручит. Да поможет нам Господь.
В полдень 27 июля на галеру генерал-адмирала первыми прибыли контр-адмирал Петр Михайлов и капитан-командор Змаевич.
— Поутру пытался азардировать шведов, — доложил Змаевич, — одначе пальба картечью сильна. С одной пушкой на носу скампавеи подступиться нет силы.
Апраксин перевел дыхание. Только что он со своей флотилией прорвался сквозь неприятельский огонь и обошел Гангут. Генералы Голицын и Вейде доложили ему о потерях.
