К концу восьмидесятых годов XVII столетия П. А. Голицын уже сам хозяйствует на перовских землях и получает разрешение на строительство каменной, поныне существующей церкви Знамения (Советская улица, 54). В датировке этого интересного памятника так называемого московского барокко существуют расхождения. Годами возведения церкви одни исследователи называют 1690—1705-й, другие — 1705-й, третьи — 1705—1708-й. Однако документы Патриаршего приказа свидетельствуют, что, получив разрешение, П. А. Голицын к строительству не приступил. Оно началось после его возвращения из Великого посольства и вторичной женитьбы, в 1699 году, но не было доведено до конца. В течение 1700–1701 годов П. А. Голицын находился в Вене в качестве русского посла, первого здесь, и лишь по возвращении в Москву завершил затянувшееся строительство. В 1708 году в Знаменскую церковь впервые назначается поп и на нее начисляются окладные деньги.
Стилистическое сходство с церковью Петра Митрополита в московском Высокопетровском монастыре — родовой усыпальнице Нарышкиных, — бывшем предметом особых попечений Натальи Кирилловны, позволяет предположить, что строил Знаменскую церковь тот же выбранный матерью Петра зодчий. Связь с Нарышкиными П. А. Голицыну удается закрепить и иным способом.
Хотя многие генеалогические справочники и утверждают, что брак П. А. Голицына с Н. И. Воротынской остался бездетным, в действительности у супругов был сын Василий, родившийся в 1680-х годах. Его-то отец и женит в 1711 году на племяннице Петра — Наталье Мартемьяновне Нарышкиной. Одновременно П. А. Голицын назначается третьим по старшинству членом вновь учрежденного Сената. Он последовательно состоит наместником Архангельским, Рижским, Киевским и президентом Коммерц-коллегии.
Ко времени завершения Знаменской церкви перовские земли приходят в цветущее состояние. В деревне Тетеревники при тех же трех бобыльских дворах число крестьян увеличивается до двадцати шести человек, но особенно разрастается Перово. В нем числятся дворы вотчинников и приказчиков с тринадцатью дворовыми людьми, четыре двора задворных, два вдовьих, два садовниковых, четыре конюховых, в которых жили двадцать четыре человека. Границы обоих селений настолько сближаются, что в дозорных книгах церковь Знамения с 1708 года начинает обозначаться «в селе Тетеревниках».
Из многочисленных детей умершего в 1722 году П. А. Голицына перовские земли наследует сын Николай. Сержант Преображенского полка, он просит в 1730 году разрешения на пристройку к церкви каменного придела, но спустя два года закладывает «село Перово с деревнею Тетеревниковою» былому ближайшему сподвижнику Петра I Я. В. Брюсу. Средств на своевременный выкуп перовских земель не оказывается, и они переходят в собственность брюсовской семьи. И любопытная подробность из семейной хроники Голицыных: младшая дочь Петра Алексеевича Голицына, Елизавета, стала женой вернувшегося из ссылки сына А. Д. Меншикова, владелицей двора и дома на Старом Ваганькове.
Я. В. Брюс оставил по себе память не только как государственный деятель, но и как выдающийся ученый. Один из образованнейших людей своего времени, отличался он редкой широтой интересов. В 1726 году, непосредственно после смерти Петра I, Я. В. Брюс вообще отказывается от государственной деятельности ради научных занятий, выходит в отставку в чине фельдмаршала и поселяется в любимом своем поместье Глинки Богородского уезда, в сорока с небольшим верстах от Москвы (ныне Балашихинский район Московской области), при впадении реки Вори в Клязьму. Он выступает как автор и переводчик трудов по астрономии, математике, артиллерии, инженерному делу, географии, минералогии, ботанике. В свое время ему было поручено Петром I надзирание за общим ходом типографского дела в стране, и в 1709 году «библиотекарь» Киприанов Василий выпустил под его наблюдением первый русский календарь, оставшийся в истории под названием Брюсова. Я. В. Брюс оборудует на Сухаревой башне в Москве обсерваторию, где занимается астрономическими наблюдениями. Не исключено, что приобретение Перова было вызвано желанием оказаться ближе к Москве и к обсерватории. Во всяком случае, в перовский дом начинают свозить оборудование для научных занятий.
Но в апреле 1735 года Я. В. Брюса не стало, и вся богатейшая, принадлежавшая ему библиотека, кабинет «курьезных вещей», карты, рукописи, инструменты, редкие предметы перешли, по завещанию, в Академию наук. Остальное имущество, и в том числе Перово, наследовал племянник — Александр Романович Брюс, сын первого обер-коменданта Петербурга, крестник Меншикова, отличившийся на военной службе. Принятый семнадцати лет в гвардию солдатом, он спустя восемнадцать лет становится генерал-майором, в 1736–1739 годах участвует в турецкой кампании.
Унаследованное А. Р. Брюсом Перово послужило своего рода дополнением к московскому дому его отца на Большой Никитской улице (№ 14). Но остается А. Р. Брюс владельцем перовских земель очень недолго. Пришедшая к власти Елизавета Петровна выражает в 1743 году желание приобрести именно это подмосковное село и годом позже дарит его своему морганатическому супругу, А. Г. Разумовскому. А в 1745 году в Казенном приказе делается пометка, что церковь Знамения следует обозначать: «в селе Перове, Тетеревники тож», — отныне два названия сливаются в одно. Дворец, который проектировал Растрелли, можно было с одинаковым правом назвать Перовским и Тетеревниковским. С его разборкой кончался «царский» период в истории села.
Каменные палаты существовали в Перове и до «царского» периода, но и они в свое время подверглись уничтожению. 7 сентября 1747 года по указу Елизаветы Петровны, подписанному Виллимом Фермером, «повелено сделать для Ее императорского величества приезду каменный дом перестроить по приложенному плану: каменное строение [существовавшего ранее дома] разобрать и употребить на фундамент и на том фундаменте поставить деревянные покои, пожалованные из верхних аппартаментов Анненгофского деревянного дома (стоявшего на берегу Яузы дворца императрицы Анны Иоанновны. — Н. М.), кои назначены по нумерному с московского плана за рукой обер архитектора графа Растраллия, чего ради и Московской план при том посылается». Ведать строительством поручалось московскому архитектору А. П. Евлашеву. К указу прилагались два проекта — уже существовавшего Летнего Анненгофа и собственно задуманного Перовского дворца, существенно меньшего по размерам.
Неожиданным препятствием оказалась нехватка рабочей силы: слишком много и слишком спешно строилось в Москве, а императрица настаивала на непременном окончании дворца к осени 1748 года. В результате подрядчики резко подняли цены: «…просят весьма дорогую цену, а именно ныне остановились на 23 000 рублей кроме печей, панелей и внутренних гзымсов (карнизов. — Н. М.)», а Елизавета Петровна, чтобы выйти из положения, согласилась на сокращение проекта. Весной 1748 года Перовский дворец был готов принять императрицу.
Одноэтажный, приподнятый на невысокий цоколь, он имел по фасаду двадцать одно большое окно. Центральная часть была отмечена портиком из шести пилястр, затейливым фронтоном, по сторонам которого размещались две группы амуров, и расходящейся двумя широкими маршами парадной лестницей. В свою очередь, края фасада имели небольшие двухоконные выступы с пилястрами, увенчанные картушами лучковые фронтоны. С торца к ним поднимались более простые, но неизменно двухмаршевые лестницы.
Центральную часть дворца составляла большая сквозная — от парадного до дворового фасада — зала, включенная в тянущиеся вдоль обоих фасадов анфилады. Сад был разбит по проекту Растрелли. Его аллеи и дорожки геометрически распланированы, и главная ось продолжала дорогу, ведущую на Лефортово. Другие дороги вели из перовского сада в Кусково и Измайлово. Вся усадьба так нравится Елизавете, что, поручая через несколько лет архитектору Мичурину строить дворец в Киеве, императрица указывает «держаться против фасаду того Перовского дому», для чего архитектору А. П. Евлашеву было поручено измерить и тщательно описать перовский дом с тем, чтобы этими данными мог располагать в своей работе Мичурин. Не забывает Елизавета и о своем любимом развлечении — ездить именно из Перова на охоту в Измайловский зверинец. Между тем поздняя слава Перова стала горькой славой. Дорога Носовиха, реже — по старой памяти — Вохонская… Не слишком приметная, не очень людная, разве кто собирался в путь не дальше деревеньки Крутицы или надеялся в последний раз взглянуть на угоняемых по этапу близких. С XIV века пролегла рядом дорога на Владимир, с XVI столетия прошел по ней этапный путь в Сибирь, одинаково знакомый и А. Н. Радищеву, и декабристам, и народовольцам, и революционерам. Потому так помнились строки Александра Одоевского о невесте декабриста, едущей вслед за любимым:
