— Ты кто такой? — спросил Слащов. — Задержанный? Дезертир?
— Никак нет, ваше превосходительство. По случаю грыжи освобождён. Вот и бумаги. А работаю в фирме «Русский хлеб». Скупаем зерно, чтобы кормить население Крыма и нашу армию. А нынче не работаю — нельзя. Борис и Глеб. Но не успел выпить, как положено, — ваши меня забрали.
— Православный человек. Праздники знаешь. Налейте ему кружку побольше. Русский хлеб — это правильное дело. А то продают всю Россию иностранцам. Я говорил Кутепову, что надо навести порядок. Не послушал меня...
В этот момент загремели винтовочные выстрелы. Опытное ухо определило — не менее роты, а то и больше. Сразу же заработал пулемёт. Совсем близко раскатилось «ура-а!»
Около часа, в ночь на 7 августа, Правобережная группа войск 13-й Красной армии начала форсирование Днепра. Первые атакующие скрытно подплывали на лодках. В 5.30 утра инженерные части 52-й Латышской дивизии приступили к наводке моста.
Дьяченко всю ночь прятался в ямах, за крепкими заборами, за сараями и домами. Утром, когда стрельба поутихла и переместилась от реки к другой окраине посёлка, а через понтонный мост бежали красноармейцы, перекатывали лёгкие орудия и пулемёты, он осторожно начал пробираться к дому, где оставил лошадь. На небольшой улочке собралось человек 20. Что-то возмущённо выкрикивали мужчины, плакали в голос женщины. Дьяченко услышал: «Девочка Белоус побежала к нам за маленьким братцем, а какой-то солдат в неё гранатой...»
Окружённое потрясёнными людьми в дорожной пыли лежало тело девушки, разорванное пополам. Отдельно — голые ноги, забрызганные кровью, отдельно — остальное: кровавое месиво в лоскутах платья. Мёртвое личико девушки было чисто и печально.
Кутепов смотрел на карту с неподдельной озабоченностью и злобой.
— Тет-де-пон, — сказал он. — Уже более 10 километров. Великий стратег Слащов показал, что даже такую мощную водную преграду, как Днепр, под его руководством защитить нельзя. Я потребую издания приказа о том, что каждый военачальник, не выполнивший боевую задачу, предаётся военно-полевому суду.
«Приказ Главнокомандующего:
В связи с болезнью генерал-лейтенанта Слащова, вызванной его самоотверженным участием в боевых действиях, предоставить генерал-лейтенанту Слащову отпуск на время лечения.
С горстью героев он отстоял последнюю пядь русской земли — Крым, дав возможность оправиться русским орлам для продолжения борьбы за счастье Родины. России отдал генерал Слащов свои силы и здоровье и ныне вынужден на время отойти на покой. Я верю, что, оправившись, генерал Слащов вновь поведёт войска к победе, дабы связать навеки своё имя с славной страницей настоящей великой борьбы. Дорогому сердцу русских воинов — генералу Слащову именоваться впредь Слащов-Крымский.
П. Врангель».
С утра Марыся и Ядвига шли в костёл, куда набиралось довольно много поляков и других католиков, и истово, вместе со всеми молились о спасении Варшавы, о победе польского оружия. Поздно вечером, даже ночью Марыся, стоя в одной сорочке, со слезами упрашивала Деву Марию спасти её город от нашествия русских варваров.
— И ты помолись, Леончик, — просила она. — Врангель ведь наш союзник.
— Я же православный, а ты хочешь, чтобы я за католиков молился. Давай лучше Пушкина почитаем про спор славян между собою.
— Твой Пушкин пошляк и бабник. Ревновал Свою жену, как последний мещанин. Знаю я то стихотворение: «кичливый лях иль верный росс». Ты — верный, а я — кичливая?
Приходилось прибегать к объятиям и ласкам.
— Марысенька, пусть Бог спасёт твою Варшаву от красных. Я буду молиться за победу христиан над вероотступниками. Но Пушкина не брани. Скажи, что он хороший поэт. Мицкевич его любил.
— Хороший, хороший. И ты у меня хороший, но зачем опять на фронт к своему Кутепову?
— Мы же союзники. И я буду сражаться за Варшаву.
— Без тебя есть кому сражаться. А ты заболеешь. Мы с тобой заработали столько денег, что можем купить у военных врачей любую болезнь. Даже сифилис. Вот сифилис мы и купим — тогда к тебе ни одна женщина не подойдёт.
— На фронте друзья-офицеры, с которыми я прошёл столько боев, столько дорог. Я не хочу быть в их глазах дезертиром.
— Наверное, ты прав, Леончик. Придётся тебя отпустить. Ты же в конвое генерала — там спокойнее. А я буду к тебе приезжать. И зерно там посмотрю. Ещё не всё скупили.
Кутепов объезжал войска, поступившие в его подчинение после ухода Слащова. Ездил в вагоне без своего обычного конвоя, который не удалось укомплектовать согласно штатному расписанию. Назначенные в конвой офицеры получили неожиданный отдых в самое чудесное время, когда вечера в Мелитополе цвета спелого абрикоса — днём этот цвет преобладал на городском рынке. Леонтий после отпуска попал на отдых. Его радостно встретил капитан Ларионов, сразу отвёл на хорошую квартиру, рассказал о делах в конвое. По штату — 60 кавалеристов с двумя пулемётами «Максим» на тачанках и конно-артиллерийский взвод. Командир конвоя — капитан Белевич, молчаливый и хитрый. Он так умело действует, что в Мелитополь никак не могут прийти нужные для конвоя пушки.
В эту ночь в Мелитополь приехал Кутепов, сразу вызвал начальника конвоя и весь штаб, Белевича коротко отругал я приказал завтра же быть готовыми к выезду и обязательно с орудиями. Начальнику штаба было приказано доложить обстановку на фронте и предложения о дальнейших действиях.
Развесил на стене большую карту с причудливо перепутанными цветами. Чёрная лента Днепра была перевита с обеих сторон и красными и синими полосами и знаками. Черноморское побережье в районе Новороссийска покрыто причудливыми пересечениями красных и синих стрелок. Между Азовским морем и Александровском возникли даже зелёные кружки и стрелы.
— Зелёные — это махновцы? — догадался Кутепов.
— Так точно, ваше превосходительство.
Без титулов, Михаил Максимович. По-деловому.
— По данным разведки, — кивок-поклон в сторону Кривского, — командование Юго-Западного фронта противника издало приказ от 17 августа о наступлении на Крымском направлении. Позволю себе напомнить, что Юго-Западный фронт противника охватывает и наше Крымское направление, и южную часть польского фронта. В соответствии с приказом 20 августа с Каховского плацдарма начала наступление 51-я дивизия. Неся большие потери, дивизия продвигается к Мелитополю. Наша Туземная дивизия держит оборону на линии Верхние Серогозы — Ивановка. На Перекопском направлении наступает Латышская дивизия противника. На сегодняшний день ей удалось продвинуться на 45—50 километров. Левобережная группа 13-й армии противника начала наступление 21 августа. Здесь она натолкнулась на ожесточённое сопротивление Марковской, Дроздовской, Корниловской и 6-й пехотной дивизий. Значительную роль в боевой обстановке на нашем фронте играют действия десантов...
— Про этот десантный винегрет рассказывать не надо. Позволю себе не согласиться в Михаилом Максимовичем: действия десантов не играют роли в обстановке на фронте, а если и играют, то только отрицательную — оттягивают силы с важнейших участков фронта. Продолжайте.
— Собственно говоря, я уже в основном всё доложил, — замялся начальник штаба.
— Что? Сводка газетных сообщений — это всё, что может доложить мой штаб? А где прогноз? Где предложения о перехвате инициативы, о наступлении, о перегруппировках? Может быть, разведка дополнит начальника штаба какими-либо существенными предложениями? Поручик Кривский.
— После сокрушительного поражения под Варшавой руководство противника ещё не выработало основных положений для дальнейших действий. Теперешнее наступление ведёт даже не фронт, а часть фронта, и, по-видимому, у нас есть возможность нанести поражение наступающим войскам Юго-Западного фронта противника, но это надо осуществить как можно быстрее, используя недавнее поражение красных в Польше. Тем более что пока наша разведка не имеет данных о серьёзных подкреплениях войскам, наступающим на Крым.
— Спасибо, поручик, а теперь попрошу послушать меня. Я назначен командующим 1-й армией. Главную задачу армии вижу в том, чтобы уничтожить Каховский плацдарм, а затем форсировать Днепр и совместно с польской армией уничтожить красные войска в районе Одесса—Киев—Львов. Приказ на перегруппировку получите сегодня. Кстати, уже светает, можно побриться и начинать работать.
Закончив совещание, Кутепов оставил Кривского для отдельного разговора. В течение всей прежней службы никогда не вёл личных бесед о службе ни с кем — только официально или в стиле лёгких офицерских шуток. Какой-либо критики в адрес начальства, пожеланий о том, как лучше надо было бы сделать или кого лучше надо было бы назначить, — всего этого избегал. И к себе не подпускал слишком задушевных доброжелателей. Теперь пришло время. Он стал командиром, фактически единственным военным начальником в Крыму, а для такого командира требуются не только, и даже не столько деловые помощники, советники, а искренне любящие его, верящие в его военный и государственный талант, поддерживающие и развивающие его мысли, подсказывающие то, о чём он сам втайнe думает, но не считает возможным высказаться. Есть у него такой.
