Ле Сур рассматривал найденное укрытие с безопасного расстояния, когда перед особнячком куртизанки остановился экипаж.
Не может быть, чтобы де Синь заявился так рано. Ле Сур еще не был готов. Но оказалось, что все в порядке: из экипажа с огромным букетом цветов вышел человек, показавшийся Жаку Ле Суру смутно знакомым. Прибывший без колебаний направился к боковой двери, которую ему открыла горничная. Жак увидел, что посланец с цветами обменялся с горничной парой фраз, отдал цветы и развернулся, чтобы идти обратно. И в этот миг Ле Сур узнал его: это был тот официант, с которым он вчера беседовал в «Мулен Руж». Ну или кто-то очень похожий на него. Человек глянул в ту сторону, где стоял Ле Сур, но без задержки проследовал к экипажу, и тот немедленно тронулся с места. Скорее всего, случайное сходство. А если это в самом деле тот официант, то он явно не вспомнил Ле Сура. И Жак выбросил происшествие из головы.
Разведав все, что необходимо, он покинул улицу Бель-Фёй. Ведь ему предстояло выполнить еще одно не менее важное дело. Нужно было спланировать, как скрыться с места убийства.
О самом моменте убийства он не беспокоился. Если на улице будут люди, которые смогут опознать его или броситься в погоню, то он просто не станет стрелять. Тогда де Синь умрет в какой-нибудь другой день. Однако высоки были шансы, что улица останется пустой. Коли судьба подбросила ему такой удобный случай, на это должны быть причины.
Затем, допустив, что де Синь прибудет не пешком, а в карете, надо было подумать о том, что делать с кучером. Скорее всего, тот будет настолько ошарашен, что не успеет ничего предпринять. Но если попытается что-то сделать, тогда, решил Жак, придется пристрелить и его. Так будет проще.
Он бродил по округе около получаса. Главное – пистолет. Жак нащупал его под пальто. Он был надежно спрятан и привязан шнурком к поясу. Ле Сур намеревался поскорее избавиться от него после выстрела. Бросить пистолет можно почти в любом месте, но в тридцати метрах от дома он заметил высокую стену, огораживающую сад какого-то особняка. Пробегая мимо, он запросто сможет закинуть оружие через стену, в гущу деревьев. Логично будет бежать дальше, не меняя направления, тем более что дорога идет там под уклон. Огромная авеню в этот час будет безлюдной. Если достичь ее конца, до которого совсем недалеко, то можно укрыться в Булонском лесу. Имелось только одно «но»: если кто-нибудь заметит бегущего человека, то это неминуемо вызовет подозрения, а полиция умеет неплохо прочесывать ночной лес.
В нижней части Бель-Фёй, не доходя до авеню Виктора Гюго, Жак Ле Сур свернул на узкую улочку, от которой разбегалась сеть переулков. Довольно быстро он нашел маршрут, выводящий его по этим переулкам на авеню Виктора Гюго, где всегда было людно, много кафе и кондитерских. Там он сможет легко поймать наемный экипаж или зайти в кафе.
Довольный планом, Жак Ле Сур медленно направился обратно по улице Бель-Фёй. На пути ему никто не встретился. Наконец он дошел до неосвещенной двери, которую присмотрел для себя ранее, и прижался к ней спиной. Затем осторожно извлек из-под одежды пистолет. Теперь оставалось только ждать. Он нисколько не волновался.
Жак Ле Сур всегда знал, что убьет Роланда де Синя, ведь он дал матери клятву, и этого было достаточно. Но также ему было очевидно, что произойти это может не скоро. Он выполнит клятву, когда подвернется случай сделать это без риска. Потому что в его жизни есть и другие, более важные задачи. Мальчиком Ле Сур не мог осознать этого, а теперь понимал.
Как и Роланд де Синь, он верил в высшую цель, в чистый идеал, в свободу человеческого духа. Как и Роланд де Синь, он гордился Францией, матерью революции. Да, американская революция была благородным предшественником, буржуазной революцией для капиталистической страны, шагом на пути, но не более. Истинные идеалы – запятнанные с тех пор диктатурой, компромиссами, коррупцией – были рождены во Франции. А когда установится новый, интернациональный порядок, Франция займет свое почетное место в истории мира.
Основополагающим убеждением Жака было то, что долгая историческая борьба неизбежно приведет к финалу. Возможно, не сразу, но земной апокалипсис, когда все люди станут свободными – свободными от угнетения, от ложного буржуазного комфорта и предрассудков, – настанет. Это предопределено. И такая уверенность давала ему силы и душевный покой.
Смерть Роланда де Синя – лишь крошечная часть этого процесса, не обладающая особой важностью. Но это долг чести перед его отцом и перед памятью Коммуны, и, когда наступит подходящий момент, он исполнит его.
Ле Сур продолжал следить за жизнью Роланда. Он знал, когда тот отправился в Сен-Сир, когда поступил в кавалерийскую школу, когда уезжал в полк. Но вот о том, что в последнее время полк расквартировали в Париже, он не знал. И с его стороны это было небрежностью.
Вот почему, случайно встретив де Синя в кабаре «Мулен Руж», Жак Ле Сур увидел в этом знак судьбы. Возможность была слишком хороша, чтобы упускать ее. Ничто не связывало бы его с Роландом или Прекрасной Еленой. Узнав об убийстве молодого человека на пороге дома куртизанки, полиция в первую очередь предположит, что это дело рук соперника. Париж немало гордился преступлениями, совершенными на почве страсти. Ле Суру останется лишь растаять в темных переулках.
Как показательно, что аристократ, новый представитель старого монархистского порядка, умрет во время визита к шлюхе.
Жак Ле Сур терпеливо ждал Роланда.
За первый час ожидания на улице он увидел всего полдюжины прохожих. В один из домов вошел слуга, остальные просто шли мимо.
В начале девятого появилась кошка, скорее котенок, маленький и черно-белый. Откуда он взялся, Ле Сур не заметил. Кошечка подбежала к нему и стала тереться о его ногу. Она была такой тощей, что Жак едва ощущал прикосновение легкого тельца. Однако кошка отвлекала его, и он несильно оттолкнул ее ботинком. Это только побудило зверька с азартом подскочить к его ногам снова. Должно быть, кошка решила, что это такая игра. Теперь она вцепилась коготками в его правую штанину и стала рвать зубами шнурки. Раздосадованный, Ле Сур пнул кошку сильнее – так, что она отлетела к дороге. Обиженное животное приземлилось на четыре лапы, обернулось к Жаку и издало шипение – безусловно, оскорбительное.
И в этот миг показался экипаж, который остановился у дома Прекрасной Елены.
Жак быстро оглядел улицу – ни души. Дверца экипажа распахнулась. Фонарь над парадным входом давал достаточно света, чтобы различить черты Роланда де Синя.
Вон он, момент, которого ждал Ле Сур. Роланд стал подниматься по мраморным ступеням к двери особняка. В тот же миг Ле Сур шагнул из укрытия, крепко сжимая под пальто рукоять пистолета. В мгновение ока Ле Сур уже стоял напротив дома куртизанки. Двигаясь с той же скоростью, он окажется за спиной у аристократа в тот миг, когда тот протянет руку к звонку. Ле Сур сделал еще шаг…
– Кис-кис-кис. Где ты, киска? Кис-кис-кис!
Жак оцепенел. Слуга, которого он видел ранее, вдруг возник со стороны соседнего дома и оказался прямо у него на пути. Лица слуги Жак не видел, но, судя по согбенной спине, это был пожилой человек.
– Кис-кис-кис…
Если они оба продолжат идти, то встретятся прямо у лестницы – там, где Ле Сур планировал нажать на курок. Что еще хуже, Роланд де Синь обернулся на голос. А Жак рассчитывал на то, что офицер, подставив выстрелу спину, будет легкой мишенью.
– Добрый господин, вы не видели маленькой кошечки?
Старый слуга не поднял головы, но вопрос был явно адресован Ле Суру. Де Синь обернулся, но в темноте он вряд ли сумеет разглядеть его лицо. И кучер тоже заинтересовался происходящим.
Так дело не пойдет. Ситуация выходила из-под контроля. Бормоча проклятия, Жак Ле Сур развернулся, пересек улицу и быстро зашагал прочь.
Роланду открыла горничная. У Прекрасной Елены в доме вообще не было мужчин, кроме посетителей, разумеется. Кучер и его сын, исполняющий при отце обязанности конюха, жили во флигеле в глубине сада.
Если мужественно-суровый дом отца Роланда ассоциировался с величественным барочным стилем Людовика XIV, то дом Прекрасной Елены был наполнен легкой атмосферой времен Людовика XV, преемника короля-солнца. В холле слева свернулась спиралью мраморная лестница, ведущая на галерею. Напротив, справа от входа, под позолоченным, старинным на вид зеркалом стоял пристенный столик зеленого мрамора на изогнутых золоченых ножках. На нем красовалась ваза из кремового парижского фарфора, расписанная голубыми и розовыми цветочками; в центре композиции играл на дудочке очаровательный пастушок. В вазе стоял пышный букет. Рядом с ней Роланд заметил небольшой серебряный поднос.
Приняв от него пальто и цилиндр, горничная вполголоса предложила положить на этот поднос конверт – в случае, если у него есть желание такой конверт оставить. Когда это было сделано, она провела гостя в салон. Пообещав, что госпожа скоро выйдет, служанка исчезла, прихватив поднос.
