Хозяин, вполглаза наблюдая за слугами, разговаривал с крестьянами. Неподалёку дымило несколько «табунов» – маленьких печей, которые топились такими же оливковыми косточками. На внутренней стороне стенок табунов женщины выпекали лепёшки, относили их туда, где сидели крестьяне, и складывали на перевёрнутый вверх дном медный таз. Рядом с золотистыми, слегка запачканными золой горячими лепёшками стояли каменные миски со свежим маслом и глиняные – с оливками, присыпанными специями. Тут же лежали ароматные листья цатры, обжаренные в кунжуте. Набрав горсть ягод в одну руку, крестьянин другой обмакивали кусок лепёшки в масло, потом проводили им по листьям цатры и отправляли в рот, успевая выплюнуть косточки, похвалить зимний урожай и ответить собеседнику.
Мааха и её спутники спéшились, поздоровались и сели на свободные места. Вскоре им принесли воду для омовения после дороги. Они отлили немного масла на жертвенный камень и тоже начали угощаться.
Мааха рассказала, как собирают маслины в наделе племени иврим Нафтали – соседе Гешура. Крестьяне там становятся на ходули и обирают свои оливы.
– Не то что наши дикари! – засмеялся пожилой крестьянин.– Лупят палками, лишь бы поскорее, а что веток переломают без счёта, так им не жалко.
У дороги дремали ослики с висящими по бокам кувшинами, в долине урчал новорожденный ручеёк. Селения иврим после сбора маслин затихли, семейные рощи светились под призрачными небесами. Казалось, Всевышний только что снял эту картину с ладони и, любуясь, приложил её к склону холма.
***
Между тем, по Кнаану поползли слухи, будто иврим завели себе сразу двух королей, и теперь между ними идёт распря, и повеления одного тут же отменяются другим. Узнав об этих раздорах, кочевники стали подбираться к землям иврим, чтобы успеть поживиться раньше, чем смутой в Стране Израиля воспользуются его соседи – государства Заиорданья. Каждое племя иврим своими силами отгоняло кочевников, но те заключали между собой союз, и опять толпы воинов на полудиких верблюдах налетали на поля иврим, на их давильни и токи с зерном, грабили, разоряли, уводили в рабство.
В народе нарастала тревога. Давид, побывав в стане Героев возле Хеврона, был огорчён настроением боевых друзей. Он не смог убедить их, что большой поход на Маханаим, чтобы раз навсегда покончить с королём Эшбаалом и его приближёнными – биньямитами из дома Шауля – невозможен.
– Неужели то, что не удалось Филистии, довершим теперь мы? – крикнул Давид Героям, пришедшим уговаривать его повести армию на Маханаим. – Не будет этого!
***
Глава 5. Рыжий спасает Хеврон
Мрачный возвращался Иоав бен-Цруя из Бейт-Лехема.
На жертвоприношении в тридцатый день после гибели Асаэля в семейной усыпальнице Бен-Цруев, кроме братьев, Иоава и Авишая, собрались Давид и все Герои, старейшины племени Йеѓуды и друзья Асаэля. После церемонии Давид предложил Иоаву подняться вместе с Героями на Масличную гору, посмотреть, как укрепляет король Абдихиба II крепостную стену своего Ивуса.
– Если бы на Маханаим, то хоть сейчас! – прохрипел Рыжий, повернулся и пошёл к своему оруженосцу Нахраю продолжать начатый разговор.
Давид пожал плечами и направился к Героям, уже седлавшим мулов в дорогу.
Рыжий Иоав старался не показать, как взбешён. Он задумал вечером после траура серьёзный разговор с королём о потерях армии из-за участившихся стычек с обнаглевшими солдатами Эшбаала. И ещё обсудить план: внезапным налётом на плиштимское побережье сжечь ашкелонский порт, чтобы басилевс занялся строительством кораблей и оставил в покое Кнаан. Тогда у иудеев будут развязаны руки, и они смогут ударить по армии Эшбаала.
Все покинули Бейт-Лехем. Иоав просидел до полуночи у костра, там же уснул, а с зарёй проснулся, кляня всё на свете, поднялся, опираясь на копьё, умылся водой из колодца и, жуя на ходу лепёшку с луком, пошёл в Хеврон. Только оруженосец Нахрай следовал за ним. Солдаты шутили, будто Нахрай растолковывает, чего хочет Иоав, его брату Авишаю, а потом тот – самому Иоаву.
Рыжий шагал по тропе, протоптанной между холмами; она сбегала в долину, исчезала там, появлялась снова и продолжалась, едва заметная на песке. Нагретая солнцем каменистая земля и гряды холмов – картина, не менявшаяся с того дня, как Иоав научился ходить, успокоили его.
На горах близ Южных крепостных ворот Хеврона располагался стан Героев, но это не значило, что все они сейчас там находились. «Не приведи Господь, что случится, – говорил Давиду Иоав.– Поди тогда собери их! Один пасёт овец, другой в винограднике лозу подрезает, а третий просто ушёл в своё селение и неизвестно, когда вернётся».
Вдруг Рыжий заметил тени впереди на дороге к Хеврону и, прибавив шаг, вскоре разглядел, что из-за холмов вышел великан и с ним двое мужчин – макушками бритых голов они не достигали и плеча великана. Мужчины несли огромный щит и копьё, похожее на ствол дерева. У всех троих даже издали была заметна светлая кожа, какой не бывает у уроженцев Кнаана.
Иоав и Нахрай остановились, стараясь понять, что делают здесь эти чужеземцы в треугольных фартуках. Между тем, следом за троицей из-за холмов стали выскакивать на дорогу весёлые бритоголовые мужчины. Они даже не смотрели в сторону Иоава и Нахрая, поглощённые зрелищем открывшегося впереди Хеврона. Городские ворота были распахнуты, пропуская пастухов со стадами овец, женщин с кувшинами на головах и караван купцов, возвращающийся с местного базара.
– Египтяне! – воскликнул Нахрай. – С их поста!
Рыжий тоже сообразил, кто идёт впереди них. За пояса треугольных фартуков солдат были засунуты длинные рукоятки бронзовых топориков, обмотанных стеблями травы. Каждую группу солдат сопровождала двухколёсная повозка со сложенными горкой плетёными корзинами. Повозки тащили темнокожие люди, почти нагие – очевидно, рабы. На передке повозки стоял солдат в узком фартуке и помахивал над головами рабов ремнём. Египтяне таращили глаза на большой город и радостно галдели, указывая на него пальцами. «Грабить идут! – понял Рыжий. – Хеврон сейчас и защитить-то некому, все пошли с Давидом».
Не оборачиваясь, он крикнул Нахраю:
– Беги, зови наших! Этих я задержу.
А сам уже стиснул в кулаке рукоять тяжёлого филистимского меча и понёсся на великана, крича, как кричал в детстве на своих овец: «Пшли отсюда!»
Египтяне обернулись и расступились перед мчащимся на них бородачом с выпученными глазами. Великан отпрянул в сторону, перехватил у оруженосца щит и обрушил его на рыжую голову.
Падая на спину, Иоав ещё увидел вершины гор, где разбили стан Герои, услышал, как там пропел шофар и прогудел бас Бнаи бен-Иояды:
– Сыны Израиля! За мной!
У Иоава не было сил даже раскрыть глаза, но он хрипел и корчился на земле так, будто сражался сразу против всех бритоголовых и их огромного начальника. Рядом, стараясь не наступить на Рыжего, дрались с египтянами Герои из охраны стана.
К вечеру Иоав бен-Цруя ненадолго пришёл в себя и услышал невнятные голоса.
– Выживет, – успокаивал Давида лекарь Овадья. – Ему не впервые. Ты-то как узнал, что на Хеврон напали египтяне?
– Нахрай прибежал, – ответил за короля Авишай бен-Цруя. – Вдруг догоняет нас и ещё издали орёт: «Скорее! Там Иоава убивают!»
Рыжий опять впал в забытьё, но вскоре очнулся. Овадья сидел на корточках неподалёку и обжигал в пламени костра лезвие широкого, плоского ножа.
– Ты что! – закричал Рыжий.– Уж не резать ли меня собрался?
– Обязательно,– засмеялся Овадья и приказал двум своим помощникам: «Теперь держите его покрепче».
На допросах пленных били ремнями из бегемотовой кожи, и они описали внешность иври, прибывшего к ним на пост и посоветовавшего напасть на Хеврон. Солдаты фараона считали, что их обманули: показали незащищённый город, а на горах спрятали засаду.
– Так мы и сделали! – смеялся Давид. – Да, а что с их страшным начальником?
– Бная бен-Иояда убил египтянина, человека рослого, пяти локтей. И сошёл к нему Бная с палкой, и вырвал копьё из рук египтянина, и убил его его же копьём. Вот что сделал Бная бен-Иояда! – ответили ему.
Давид велел наградить Бнаю.
Старейшины Йеѓуды, выслушав пленных, решили потребовать у племени Биньямина выдачи Срамника в Хеврон для суда.
– Его побьют камнями? – спросил кто-то.
– Это уж как решит народ, – ответил старец Бецалель.
Старейшины принялись определять размеры выкупа за пленных египтян.
– А не задержи их Герои до нашего подхода, что осталось бы от Хеврона! – повторял Ахитофель Мудрейший.
– Это Бог охранил Хеврон, – уверенно сказал Давид.
Иоав, как и предсказал лекарь Овадья, пошёл на поправку, но был ещё слаб и много спал. Однажды ему приснилось, будто он, воин Иоав по прозвищу Рыжий, умирает и будто пришёл Давид и сел возле него, как сам он сидел когда-то возле умирающего судьи и пророка Шмуэля. Этот сон излечил Иоава. Он раскрыл глаза, уселся – худой, взлохмаченный, со слипшейся бородой и сверкающими глазами – и вдруг рассмеялся, перепугав всех, кто находился в палатке.
