Молодая дѣвушка взяла Франца за руку и вошла въ домъ; тяжелая дверь на блокѣ съ шумомъ захлопнулась за ней и глухой гулъ раздался въ обширныхъ сѣняхъ. Подъ ногами вошедшей сильно трясся полъ; бурчаніе и стукъ мукомольной машины проникалъ сквозь небольшую, плохо затворенную дверь каменной арки и запахъ свѣжаго, смолотаго зерна наполнялъ комнату нѣсколько тяжелою атмосферою. Цѣлый потокъ воспоминаній тѣснился въ головкѣ молодой хозяйки; она поблѣднѣла отъ внутреннаго волненія, сложила руки и остановилась на минуту. Да, она очень любила мельницу и съ удовольствіемъ всюду тамъ ползала, какъ выражалась президентша, а доброму отцу не разъ приходилось стряхивать мучную пыль съ ея волосъ и платья. Строгій-же старикъ, ея дѣдушка, который большую часть времени сидѣлъ на верху и отдавалъ свои приказанія браннымъ, ворчливымъ голосомъ, никогда не любилъ ее. При его появленіи она обыкновенно старалась убѣжать въ чистенькую кухню Сусанны, или къ Францу, а между тѣмъ она все таки сожалѣла о немъ и желала, что-бъ его тяжелые шаги опять раздались по лѣстницѣ. Ее теперь не страшило его лицо, которое отъ жажды къ деньгамъ и большімъ процентамъ, сдѣлали такимъ отталкивающимъ; можетъ быть теперъ, увидѣвъ ея сходство съ бабушкой, онъ былъ-бы добрѣе и снисходительнѣе.
Дверь въ боковую комнату была заперта, но изъ узенькаго коридора, соединявшаго заднее строеніе съ переднимъ фасадомъ, слышался жалобный голосъ плачущей Сусанны. Тамъ была спальня старой дѣвушки, темная комнатка съ круглыми стеклами, оправленными въ олово, выходившими во дворъ и открывавшими видъ прямо на сѣрую крышу дровянаго сарая и никогда не высыхавшія лужи возлѣ воротъ. Молодая дѣвушка съ неудовольствіемъ покачала головою и вступила въ коридоръ.
Теплая, душная атмосфера пахнула ей въ лицо, когда она отворила дверь и вошла въ комнату, гдѣ при слабомъ полусвѣтѣ, происходившемъ отъ блѣдно-зеленоватыхъ стеклъ, она разсмотрѣла фигуру мужчины, стоявшаго къ ней спиною. Онъ былъ очень высокаго роста и широкъ въ плечахъ; видимо собравшись уже уходить молодой человѣкъ взялъ шляпу и тросточку… Такъ вотъ докторъ Брукъ, о которомъ нѣсколько мѣсяцевъ тому назадъ писалъ Морицъ и объявлялъ его женихомъ Флоры, говоря между прочимъ, что Брукъ еще гимназистомъ былъ влюбленъ въ ея сестру, но тогда не смѣлъ выражать своихъ чувствъ, а теперь достигнулъ цѣли, послѣ долгой и тяжелой борьбы. Съ тѣхъ поръ она ничего болѣе не слыхала о помолвкѣ, совсѣмъ про нее забыла и во время всего пути ни разу не вспомнила, что найдетъ въ семьѣ еще одного новаго члена.
Шуршанье-ли ея шелковаго платья, или ворвавшійся потокъ весенняго, чистаго воздуха, разлившій въ комнатѣ запахъ мартовскихъ фіалокъ, но докторъ быстро обернулся.
– Докторъ Брукъ? Я Катерина Мангольдъ, – сказала она поспѣшно представляясь, потомъ подошла къ Сусаннѣ, сидѣвшей въ креслѣ и протянула ей обѣ руки. Старушка посмотрѣла на нее подслѣповатыми глазами.
– Я явилась къ вамъ какъ снѣгъ на голову, не правда-ли Сусанна? Но, мнѣ кажется, во время, – сказала она подбирая разсыпанные, сѣдые волосы больной подъ ночной чепчикъ. – Какимъ это образомъ ты находишься здѣсь, въ этой темной задней комнатѣ? Печь дымитъ и, не смотря на ужасную жару, на стѣнахъ видны слѣды сырости. Развѣ тебѣ не передали, что-бъ ты заняла угловую комнату и спала за перегородкою?
– Да, коммерціи совѣтникъ сказалъ мнѣ это, но я еще не потеряла разсудка и не могу поселиться одна въ большой комнатѣ, точно я барыня, или сама покойная мельничиха.
Молодая дѣвушка улыбнулась.
– Однако при жизни дѣдушки ты всегда имѣла право сидѣть въ гостинной, Сусанна, – сказала она. – Около окна стояло твое веретено, которое я очень любила трогать, а на комодѣ твоя рабочая шкатулка. Позволите-ли вы перемѣнить комнату докторъ? – Обратилась она къ Бруку, не дожидаясь отвѣта старушки.
– Даже крайне необходимо, но до сихъ поръ больная не хотѣла слѣдовать моему совѣту, – сказалъ докторъ, пожимая плечами; у него былъ звучный и мягкій голосъ, который всегда сильно дѣйствуетъ на страдающихъ.
– Въ такомъ случаѣ не будемъ терять времени, – живо сказала Кети, снимая мѣховую шапочку и перчатки.
– Ни за что на свѣтѣ я не соглашусь перейти въ ту комнату, – настаивала ключница. – Дорогая барышня не дѣлайте вы этого; я берегла ту комнату, какъ свой глазъ, и каждый день чистила и убирала ее съ того дня, какъ совѣтникъ Ремеръ объявилъ мнѣ, что вы пріѣдете, – еще третьяго дня тамъ повѣсили новыя драпировки на окна.
– Пожалуй, оставайся здѣсь! Я надѣялась, какъ во время дѣтства, приходить сюда каждый вечеръ пить кофе, но такъ какъ ты такъ упряма, то я совсѣмъ не буду приходить, въ этомъ ты можешь быть увѣрена. Я останусь здѣсь не болѣе четырехъ недѣль и ты можешь предоставить свою убранную комнату съ новыми зановѣсями кому тебѣ будетъ угодно.
Эти слова имѣли свое дѣйствіе; въ выраженіи лица молодой дѣвушки было столько серьезности и рѣшительности, что можно было сейчасъ замѣтить, что ей не въ первый разъ пришлось справляться съ упрямой больной.
Сусанна съ глубокимъ вздохомъ вытащила ключъ изъ подъ подушки и подала его молодой барышнѣ, быстро снявшей тѣмъ временемъ бархатную кофточку.
– Угловая комната вѣрно давно не топлена, – сказала Кети и подняла корзинку съ дровами, стоявшую возлѣ печки.
– Нѣтъ, вамъ этого поднимать невозможно, – сказалъ докторъ Брукъ и бросивъ взглядъ на ея нарядное платье, онъ положилъ на столъ шляпу и тросточку.
– Это было-бы очень стыдно для меня, видите что вполнѣ возможно, – возразила она серьезно, но съ сильно покраснѣвшими щеками. Затѣмъ она вышла и нѣсколько минутъ спустя въ печкѣ пылалъ яркій огонь, а Брукъ растворилъ всѣ окна угловой комнаты, что-бъ освѣжить воздухъ.
Кети снова вошла.
– Посмотрите, докторъ, платье мое нисколько не пострадало, – сказала она, протягивая ему бѣленькую ручку въ бѣло-снѣжной манжеткѣ.
Выразительная улыбка скользнула по его серьезному лицу, но онъ молчалъ и поспѣшилъ затворить угловое окно, изъ котораго сильный сквозной вѣтеръ пахнулъ на молодую дѣвушку и раздувалъ ея каштановыя кудри. Легкая занавѣсь, толкаемая вѣтромъ, поднялась къ верху, но Кети ловко схватила ее и старалась снова привести въ порядокъ накрахмаленныя складки.
– Добрая Сусанна, – если-бъ она только знала, какъ не къ стати повѣсила мнѣ эти занавѣски, – сказала она улыбаясь. – Теперь конечно я не сниму ихъ, что-бъ не огорчать старушку, но эти узорчатыя кисейныя занавѣси вовсе не идутъ къ низенькимъ окнамъ средневѣковой комнаты. Я намѣревалась устроить ее, какъ она была триста лѣтъ тому назадъ, – съ круглыми въ олово оправленными стеклами, съ складными дубовыми скамейками по обѣимъ сторонамъ оконныхъ нишъ, а большую входную дверь, ведущую на лѣстницу, я думала украсить металлическими обшивками. Старыя были сняты дѣдомъ, но слѣды остались, такъ что можно ясно различить, гдѣ они находились. Къ довершенію всего, вообразите себѣ Сусанну у одного изъ оконъ съ веретеномъ въ рукахъ! Все это я такъ хорошо придумала, а теперь придется отказаться въ своихъ мечтахъ.
– Почему-же, развѣ не вы здѣсь полная хозяйка?
– Да, но я никогда не позволю себѣ показать себя хозяйкою въ подобныхъ желаніяхъ, я себя хорошо знаю, – громко возразила она. Контрастъ между ея откровеннымъ признаніемъ и смѣлымъ, рѣшительнымъ видомъ былъ такъ великъ, что нужно было глубоко вглядѣться въ ея темно-каріе глаза, что-бы убѣдиться въ истинѣ ея словъ. Глаза ея были не большіе, но очень выразительны хотя и съ холоднымъ взглядомъ, что очень гармонировало съ спокойною увѣренностью всего ея существа.
Съ какою практичностью занялась она приготовленіями къ пріему больной! Диванъ долженъ былъ замѣнить постель, а удобное, кожанное кресло покойнаго мельника она отодвинула отъ окна и приблизила къ дивану, что-бъ оградить больную отъ малѣйшаго сквознаго вѣтра.
Затѣмъ она внесла въ комнату маленькій столъ и выдвинула изъ подъ дивана небольшую скамеечку – все это дѣлалось такъ ловко и непринужденно, какъ будто молодая дѣвушка никогда не оставляла мельницы. Правда и то, что это занятіе такъ поглотило всѣ ея чувства, что она совершенно забыла о существованіи молодаго доктора; только подходя къ комоду и открывъ верхній ящикъ чтобъ достать бѣлую салфетку съ красной коймой, она обратилась къ нему и сказала.
– А вѣдь старо-мѣщанскій порядокъ отличная вещь – все лежитъ здѣсь на старомъ мѣстѣ. Такъ было до моего появленія на свѣтъ и во все время моего шестилѣтняго отсутствія старые порядки нисколько не измѣнились, – опять чувствуешь себя дома. Посмотрите, за рамкой этого зеркала торчитъ кончикъ домашняго календаря, въ которомъ дѣдушка писалъ свои замѣтки, а надъ нимъ виднѣется прутъ, одинъ видъ котораго пугалъ еще мою мать.
– А потомъ, я думаю, и васъ…
– Нѣтъ, дѣдушка слишкомъ мало любилъ меня, что-бъ заниматься моимъ исправленіемъ. – Кети сказала это безъ сожалѣнія, но съ улыбкою на хорошенькихъ губкахъ, потомъ занялась стираніемъ пыли съ мебели и затворила остальныя окна.
