Глава 9
Палачовы деньги
Не все наши злые помыслы исходят от черта. Они часто рождаются из движений нашей собственной воли.
Августин из книги «О церковных догматах»
На следующий день Клаус специально сидел на крылечке, поджидая, когда работающий в этот день Филипп выйдет из двери тюрьмы подышать свежим воздухом или отправится домой обедать, чтобы перекинуться с ним парой слов.
На самом деле он, конечно же, хотел продолжить начатый вчера разговор, но был бы доволен и простым приветствием, которым обычно обменивались между собой соседи. Он просто хотел увидеть господина Баура и еще раз почувствовать вдруг вспыхнувшую вчера дружбу.
Вопреки самым смелым ожиданиям мальчика, палач Баур не только поздоровался с ним и пожал ему руку, а еще и пригласил зайти в тюрьму, где он в этот день должен был дежурить в паре с Веселином.
Клаус много раз бывал в тюрьме и раньше, поэтому не заставил просить себя дважды.
На этот раз господин Филипп приготовил бутылку наливки и пирог с говядиной, который дала ему с собой жена. Откушав и поболтав о пустяках, Филипп вдруг сделался серьезным и спросил Клауса, собирается ли он служить в Оффенбурге вместе со своим непревзойденным в мастерстве отцом, или отец примет, наконец, должность комиссара, оставив работу на Клауса.
Обо всем этом мальчик не имел никакого понятия. Тогда Филипп поинтересовался, где, по мнению Клауса, лучше работать – на постоянном месте при каком-нибудь суде, тюрьме, или на разъездах.
Мальчик сказал, что, вероятнее всего, более интересно было бы переезжать с места на место, на что Филипп рассмеялся, заметив, что лучше работать там, где больше платят.
Он – Филипп уж поездил по свету. Был и в Баварии, где еще жива легенда о том, как сын местного герцога, вопреки воли отца женился на простой банщице. А отец потом, обвинив невестку в колдовстве, спешно произвел дознание, суд, да еще и утопил бедняжку, пока сын со свитой и друзьями был на охоте.
Правда, с утоплением там заминочка вышла, местный палач оказался незнакомым с методикой проведения этой казни, он привязал железный лом к волосам приговоренной и сбросил ее в воду. Но лом отвязался в воде, и женщина спаслась. Так что пришлось топить ее во второй раз. Уж он-то, Филипп, не опростоволосился бы таким образом. После того случая в Мюнхене всегда служили самые лучшие палачи.
Работа в разных княжествах отличалась только тем, что приходилось привыкать к твердым ценам, принятым на этой земле, хотя, по сути дела, оплата мало чем отличалась. Везде все было похоже, и повсеместно оплата зависела от сделанной работы. Потому что это же форменное безобразие, когда палач получает, как простой солдат, фиксированное жалование. Так же никакого старания не будет.
Например, в Лейпциге, кроме всего прочего, местный герцог оплачивал само присутствие палача на пытке. Это стоило 2 гульдена и 30 геллеров. Так что, даже если допрос каким-то чудным образом обходился без пыток, что случалось, правда, крайне редко, палач мог рассчитывать хотя бы на эти скудные барыши. В то время как в баварском Мюнхене палачу не платили ни альбуса за то, что он поднимал свой зад с супружеской постели и шел на допрос. Но зато там платили целый рейхсталер за то, что палач показывал перед допросом с пристрастием орудия пыток подозреваемым, запугивая их.
Порка розгами в Дармштадте оценивалась в 3 гульдена 30 крон, в Мюнхене 1 рейхсталер, включая стоимость прутьев, которые должен был закупать сам палач или его помощник. Здесь могли выгадать палачи, имеющие сыновей, так как, в то время когда сам палач был занят более серьезным делом, сынок мог сбегать к ближайшему пруду и наломать там свежих веток, не платя торговцам.
Но ни в Дармштадте, ни в Мюнхене, никто не мог сказать точно, сколько ударов полагается на одну порку! Каково?! – он весело шлепнул Клауса по плечу. – Понимаешь, один лентяй ударит пять-шесть раз и все, а другой может и увлечься. А платят-то, платят одинаково!
Во всем нужен точный расчет, чтобы никто не смел отлынивать. В Косфельде, например, помощник палача стоит рядом и считает удары, за каждый – палач получает по 4 крейцера. Но прутья опять же за счет палача.
В Дармштадте сжатие ноги в испанском сапоге или зажимание пальцев в тисках может принести палачу 2 гульдена 30 геллеров, а у нас в Оффенбурге 1 рейхсталер 26 альбусов, и ни на один альбус больше. Но зато у нас палач получает целых 2 гульдена 26 альбусов за вправление вывихнутых суставов после пытки и лечение ожогов и ран мазью. В Косфельде же палачи, точно добрые самаритяне, обязаны лечить этот сброд на свои средства! – он хлопнул себя по коленкам и, вскочив, прошелся по комнатке. – А не лечить нельзя! Потому как, если у тебя человек помирает после первой же пытки, ты же не получишь того, что можешь заработать в ходе последующих допросов! А казнь – это же самые большие деньги! Но если у тебя подох преступник до казни, за казнь тебе ни за что не заплатят! Мало этого – судья еще может привлечь тебя к денежному штрафу или назначить до пятидесяти ударов по спине. А после порки, какая уж тут работа! Лежишь строго на животе и повернуться не моги. Ни тебе сесть, ни рукой пошевелить. Помочиться в горшок – пытка.
Было заметно, что Филипп знает, о чем говорит, и пороли его за смерть подследственных и штрафы налагали далеко ни один раз.
– Я еще не сказал о сожжении заживо! – по лицу Филиппа поползла довольная улыбка, рука потирала руку. – В Дармштадте за это платили 14 гульденов. Но сюда уже входило все про все. В Мюнхене за тоже 4 флорина. И еще приходится делиться с помощниками, потому как одному трудно со всем справиться. А вот в Косфельде – как раз полнейший порядок – само сожжение стоит, конечно, неправдоподобно низко, – он сделал выразительную паузу, предоставляя мальчику назвать цену, но когда Клаус запнулся, Филипп выдавил из себя: – Всего 4 флорина! – брызнув при этом слюной. – Но зато там все прописано по пунктам: сложить костер 1 флорин, высыпать пепел сожженной в освещенную воду – еще флорин. И дальше аккуратно пункт за пунктом.
– Вот, такие пироги. – подытожил сказанное Гер Баур. – Жаль, что не все палачи понимают это. Твой отец, например, лучший в Оффенбурге, да и вообще – лучший. Но, только одного не пойму, как он может выпускать на свободу ведьм, всего лишь проткнув их в нескольких местах иглой? Ведь проверка иглой по деньгам – мелочь. Если же ты палач и отпускаешь подозреваемых, мол, они не виновны, кого ты, прежде всего, этим наказываешь?
– Никого не наказываешь. – не понял вопроса Клаус. – Кого же наказывать, если виноватых нет.
– Вот-вот, тогда самыми виноватыми получаются родные и близкие палача. Потому как папа не сумел выбить из глупой, пустой старухи, которую уже ему словили и готовенькую притащили, признания в связи с нечистым. А значит, он на ней ничего толком не заработал, и, вместо того, чтобы кушать сдобные булки с медом и есть крольчатину, его семья, точно проклятые французы, день-деньской хлебает пустую луковую похлебку. Ну, разве ж это справедливо?!
– А посылать невиновных на казнь справедливо? – заступился за отца Клаус.
– Людишки, они завсегда в чем-нибудь да виноваты, ни в этом, так в другом. Ну, ни в колдовстве, так в блуде с соседом. Ни в полетах на шабаш, так в воровстве. Какая разница кого и за что? Господь справедлив и сам разберется, кто у него по какому делу пойдет. К тому же, раньше умерший человек не успевает сделать кучу пакостей, которые, быть может, дьявол уже приготовил для него! А значит, на том свете ему уже меньше отвечать. Что же касается невиновного, то тут и вовсе замечательно все выходит. Потому как, коли палач казнит невиновную, господь непременно ее сразу же в рай и определит. Следовательно, палач он кто? – Он молодец! И потом, если ты думаешь, что на нашем ремесле можно кучу золота загрести и дворец до неба выстроить, то это не так. Мы, палачи, получаем сущую ерунду по сравнению с тем, что идет нашим господам и в городскую казну, следовательно, мы уничтожаем злых и вредных людишек и, одновременно с тем, приносим ощутимый доход в казну.
– Вот, погляди, например, у меня даже один документик сохранился, – Гер Баур порылся в кармане подбитой мехом телогрейки и вытащил оттуда сложенный вчетверо листок, – ты читать-то умеешь?
Клаус утвердительно кивнул головой.
– Погляди вот расценочный лист на казнь знаменитого разбойника и колдуна фон Бера, которую столь блистательно провел твой отец. Погляди, господин Петер Миллер, как непосредственный исполнитель воли суда, то есть палач, получил от города 10 рейхсталеров 5 альбусов. Говоря откровенно – не жирно, но и совсем не плохо. Сколько у него перебывало этих фон Беров... Другое дело, что здесь же мы видим, перед казнью был устроен торжественный банкет в честь поимки и предстоящей казни разбойника, на который ушло 30 рейхсталеров и 30 альбусов! – он отодвинулся от Клауса, наблюдая за его реакцией. – Каково?! Это же втрое больше по сравнению с тем, что получил твой отец, который, в сущности, и проделал все дело, за исключением самой поимки негодяя!
