Первый тревожный сигнал прозвучал в первый месяц лета. В июне 1928 года количество эпизодов увеличилось до 44 (из них пять убийств, три ранения, 7 избиений, 13 поджогов и 10 покушений)[52]. В июле 115 эпизодов кулацкого террора (данные не полные, так как не было полной информации по Ленинградскому военному округу и Сибири). Было совершенно десять убийств, семь человек ранено, 24 были избиты. Также совершен 21 поджог[53]. В августе 1928 года число эпизодов снизилось (за счет уменьшение числа нетяжких преступлений). 92 случая кулацкого террора (11 убийств, 24 избиения, 3 ранения, 16 поджогов и 33 случая покушений и угроз)[54].
В сентябре 1928 года чекисты были вынуждены признать, что в последние месяцы значительно возросло число убийств советских и партийных работников, а также количество поджогов. За девять месяцев 1928 года произошло сто убийств, а за аналогичный период предыдущего года – только пятьдесят.
Динамика роста количества убийств и поджогов в 1928 году[55].
стр 34
В октябре 1928 года было зарегистрировано 31 убийство и 79 поджогов. К числу жертв следует добавить 58 раненых и избитых. А всего количество случаев кулацкого террора достигло 256[56]. Фактически деревня находилась в предвоенном состоянии. К этому следует добавить повышенную политическую активность крестьян, часто реализуемую в радикальных формах. Начиная с середины 1928 года в селах регулярно проходят несанкционированные властями митинги. Иногда они заканчиваются стычками с представителями местной администрации и милиции.
В ноябре 1928 года чекисты вновь были вынуждены признать, что «…последние месяцы 1928 года дают значительный рост кулацкого террора в деревне. Наблюдается резкое изменение самого вида террора в сторону увеличения числа убийств, покушений на убийства и поджогов, что объясняется переходом кулачества на более решительные формы борьбы».
Динамика роста и характер террора с января по ноябрь 1928 года:[57]
стр 35-1
А вот кто стал жертвами кулацкого террора:[58]
стр 35-2
В декабре 1928 года число случаев кулацкого террора увеличилось. Было зарегистрировано 337 эпизодов. В результате 37 погибших, 85 избитых, 12 раненых, 98 жертвам угрожали. Так же был совершен 61 поджог[59].
В первом квартале 1929 года произошло снижение по всем основным видам антисоветской деятельности в деревне – террору, листовкам и массовым выступлениям. Это отражено в таблице:
стр 35-3
Из 332 терактов, произошедших в 1-м квартале 1929 года, в январе было зарегистрировано 156, в феврале – 94, в марте (по неполным данным) – 72. Также снизилось число убийств: в январе – 33, в феврале – 14, а в марте – 11. По мнению чекистов, это было связано с жесткой карательной политикой, проводимой властями в отношении участников террора.
Снова обратимся к статистике и сравним данные за два года:
стр 36
В начале 1929 года, как и в прошлые годы, жертвами кулацкого террора чаще всего становились: «работники низового соваппарата (95 фактов), актива бедноты (94 факта), члены ВКП(б) (один факт) и ВЛКСМ (54 факта)»[60].
В очередной раз мы вынуждены констатировать, что снижения количества случаев кулацкого террора – затишье перед бурей. В июне 1929 года было зарегистрировано 304 эпизода (для сравнения – в мае 228), из них убийств – 30, ранений – 17, покушений – 39, поджогов – 138 и сто избиений[61]. Опасная тенденция сохранилась и летом 1929 года. В октябре чекисты были вынуждены признать, что за период с июля по сентябрь 1929 года:
«Зарегистрировано по Союзу, кроме национальных районов, 1108 террористических актов, считая лишь убийства, ранения, покушения на убийства, поджоги и имущественное вредительство. Из месяца в месяц количество терактов возрастает: июль – 275, август – 375, сентябрь – 458. При этом нужно иметь в виду, что данные за сентябрь еще не окончательные и цифры эти могут быть увеличены»[62].
стр 37
Вторая Крестьянская война
Формально она началась в 1930 году – ответ крестьян на проводимую Иосифом Сталиным политику коллективизации. О ее масштабах и количестве активных участников журналисты и историки спорят до сих пор. Одни утверждают, что она представляла большую опасность для советской власти, чем Первая крестьянская война. Основной аргумент – количество участников антисоветских выступлений в сельской местности, а также членов множества подпольных повстанческих организаций, которых арестовали чекисты. Другие, наоборот, предлагают учитывать только активных членов политбанд – тех, кто с оружием в руках сражался против Советской власти и совершил уголовно наказуемые преступления (убийства, разбои, поджоги и т. п.). А многочисленные подпольные повстанческие организации они называют «выдумкой чекистов», а всех их членов – жертвами фальсификаторов из ОГПУ.
Существует еще один важный момент. Митинги, демонстрации и пикеты, организованные крестьянами, нужно считать актами политического бандитизма или одной из форм борьбы за свои права, как забастовки у рабочих? Вопрос не праздный. Мало кто знает, но на протяжении двадцатых годов советский пролетарий регулярно проводил митинги и стачки. Часто они заканчивались избиениями представителей советской власти. Их современные историки почему-то не считают актами политического бандитизма. А когда аналогичные способы протеста начали использовать крестьяне, справедливости ради отметим, что массовые антисоветские выступления начались еще в середине двадцатых годов и они были связаны не только с недовольством политикой государства, но и с выборами в местные органы власти. Обычная политическая борьба, правда с драками, но и сейчас это иногда бывает.
Если обратиться к статистике, то получается такая картина. С января по апрель 1930 года органами ОГПУ было зарегистрировано 6117 выступлений и 1 755 300 участников. Для сравнения: в 1929 году произошло 1307 выступлений, в которых участвовало 300 тысяч человек[63]. Цифра впечатляет. Вот только большинство митинговавших после окончания мероприятия разошлись по домам, а не ушли в лес воевать с советской властью, как это было в начале двадцатых годов прошлого века.
В качестве примера. 21 февраля 1930 года в селе Тишанка Таловского района Борисоглебского округа Центрально-Черноземной области «четырем тысячам повстанцев противостоял отряд ОГПУ из 80 человек, вооруженный винтовками и тремя пулеметами»[64]. И какой результат? «Повстанцы» разошлись по домам, так как с вилами идти в атаку на пулеметы никто не хотел. Можно ли записать эти четыре тысячи человек в политбандитов? С юридической точки зрения нет.
Другой эпизод. При ликвидации выступления в селе Платава Острогожского округа Центрально-Черноземной области воинский отряд был блокирован крестьянами численностью от 200 до 600 человек. После предупредительных выстрелов по верхушкам деревьев из пулеметов, «пользуясь замешательством повстанцев, уполномоченные ОГПУ произвели задержание руководителей крестьянского выступления»[65].
Хотя не всегда все заканчивалось так мирно. Например, 9 марта 1930 года при проведении операции по разгону митинга в селе Петровское Шигровского района Курского округа чекистам было оказано вооруженное сопротивление. Из толпы было произведено 30 выстрелов. Ответным залпом оперативная группа убила троих крестьян. «В ходе проведенного следствия арестованы инициаторы выступления»[66].
А теперь о политическом бандитизме в Советском Союзе. К 24 апреля 1930 года было ликвидировано 263 банды с общей численностью участников 22 820 человек[67].
Кулацкий террор – 2
Кроме восстаний, процветал кулацкий террор. Например, в марте 1930 года на Украине был зарегистрирован 521 теракт (а сколько не зарегистрировано!), в ЦЧО – 192, в том числе 25 убийств. В Западной Сибири за 9 месяцев 1930 года – более 1000 терактов, из них 624 – убийства и покушения. На Урале в январе – марте было 260 случаев, и даже в мирном Новгородском округе Ленинградской области – 50 случаев. И это только зарегистрированная вершина айсберга.
О характере кулацкого террора можно судить по такому факту. Из ста нападений 31,5 % составляли «террористические акты против актива», 21,9 % – поджоги, 15,4 % – порча машин, 7,4 % – отравления скота[68].
Объектами атак «кулацких террористов» становились не только представители низового аппарата власти, руководители колхозов, комсомольцы и коммунисты, но также имущество колхозов и государства. По данным весенней переписи колхозов 1931 года, подверглись нападением 15,8 % колхозов страны, причем на многие хозяйства было совершено 4 и больше нападений. При этом распределение жертв было неравномерным по регионам. Там, где сильны национальные настроения, инцидентов было больше. Например, в Северо-Осетинской автономной области их было 25,5 %, в Коми АССР – 24,3 % и т. п.[69]
