― А ты уверен в том, что мне здесь будет хорошо? Ты не боишься, что меня обидит этот старый кочевник? Мне не хочется домой, а здесь мне страшно, ― отвечала принцесса.
― Этот старый кочевник ведет себя с достоинством,― заметил Бао Пын. ― Он посылает князю пятнадцать великолепных коней. Сколько обещал, столько и дает. Я давно слышал о благородстве и честности кочевников. Зачем бы он стал тебя обижать?
Как ни печально было, но пришлось все же распроститься с мудрым Бао Пыном, и, отпустив всех слуг, служанок и охранников, Голубой Цветок вместе со своей верной служанкой Цай Э отправилась в неведомые степи, охраняемая неведомыми ей саками. Маленькая принцесса была уверена в том, что Мадий послан к ней вож-дем племени гуйфан. Она с нетерпением ждала того мгновения, когда войдет в праздничный шатер молодого вождя.
Племя Миромира дождалось радостной встречи. Воины прибыли в полночь, когда все спали и лишь дозорный, сидящий на ветке одинокого дуба в степи, пялил глаза в темные дали. Вдруг в свете факелов показались быстрые кони с седоками и вьюками. За ними повозки и пешие. Казалось, темная лавина разлилась по степи. Дозорный загудел в рог и мигом поднял все кочевье. Из шатров и повозок выскакивали люди. Хватая топоры и колчаны со стрелами, они бежали в темноту. Лаяли собаки, плакали дети. Но тревога была напрасной. Дозорный узнал своих. Он закричал радостно и весело. Всполошившиеся люди поняли, что не враг пришел в родные шатры, что настал счастливый миг встречи. Вернулись воины, одержавшие великую победу.
Запылали огни костров, маня усталых путников. Засуетились женщины, готовя праздничное пиршество. Дети с факелами в руках бежали навстречу дорогим гостям.
Впереди отряда на красивом гнедом коне мчался вождь племени Миромир. За ним ― знатные воины, приближенные вождя и лучшие стрелки-телохранители. Крики приветствий, веселый смех и слезы печали о тех, кто не вернулся, ― все смешалось воедино. А войско все шло и шло. И каждого воина ждала радостная встреча.
И, словно сочувствуя людскому счастью, из-за туч вышла полная луна. Она осветила шатры и повозки саков, наполнившиеся радостной суетой.
На пригорке, возвышаясь над кочевьем, белел громадный шатер Миромира. На пороге у резной деревянной двери стояла седая величавая женщина в красной накидке, опушенной голубой белкой. В руках она держала большое деревянное блюдо с жареной дичью, увенчанное чучелом орла со скифской стрелой в груди. Это означало победу над орлиной силой могучего персидского царя.
Жена вождя ждала мужа-победителя. Она поклонилась в ноги Миромиру, коснулась ласковой рукой плеча любимого сына Кидрея, а вслед за тем, уже не сдерживая волнения, бросилась обнимать свою дочь Зарину.
― Жива! Жива, моя голубка! ― повторяла мать сквозь слезы радости. ― Сколько дней я призывала милость богов! Сколько ночей не спала, мучилась страхом, не грозит ли опасность моей Зарине. Вот и вымолила победу!
― Победа была нашей спутницей. К чему же печалиться? Орел дал верное предзнаменование. Помнишь, я убила его в тот день, когда мы уходили на битву с персами? В груди орла так и осталась стрела из моего колчана.
― Я берегла орла и твою стрелу. Я верила в победу!
― А теперь можно и пировать, ― сказал Миромир, входя в просторный, высокий шатер, увешанный Коврами и уставленный низкими деревянными столиками.
Здесь было приготовлено заманчивое угощенье: горы куропаток и фазанов, розовые тушки зайцев. Множество глиняных светильников освещали шатер желтыми мигающими огнями. Во всем чувствовалась забота. Видно было, с каким нетерпением ждала мужа и детей своих жена вождя. Много дней готовила она праздничное пиршество.
― Несите брагу и кумыс, пусть веселятся мои отважные воины! ― говорил радостный Миромир.
Гости шумно усаживались. Подобрав под себя ноги, на мягких войлоках устраивались девушки. Хоть и полночь и не так ярок огонь светильников, но для такого случая надеты лучшие наряды. Вот мелькнул отороченный горностаем нагрудник, вот алеют шелковые рукава праздничного платья, а вот платье небесной синевы и на нем заморские бусы.
Зарина подымает чашу с брагой, и подруги ее видят золотые мидийские браслеты с головами львов. Они немного велики и скользят по тонкой смуглой руке. Зарина поправляет их.
― Откуда, Зарина, такие браслеты?
― Эти браслеты подарены мне на счастье с добрым пожеланием, чтобы сила львицы дала мне победу в битве.
― Кем же они подарены?
Подругам не терпится узнать. У Зарины все удивительно. Да и сама она удивительная, совсем не похожая на других.
― Даже мне не сказала о своих браслетах!―сердится Мирина, с укором поглядывая на подругу.
― Мы уже покинули крепость Дария, оставив позади себя персидских воинов, ― вспоминала Зарина, ― когда я услышала плач малютки. За оградой разрушенного дома плакало дитя. Я вошла и увидела женщину, мечущуюся в жару, и крошечного ребенка рядом с ней. Вокруг все было сожжено, дымились развалины соседнего дома...
― Ты ей помогла? ― воскликнула жалостливая Мирина.
― Слушай, все узнаешь! Я напоила ребенка и принялась помогать женщине. Я дала ей немного отвара целебных трав, что матушка приготовила мне в поход, укрыла ее, чтобы согрелась. Она уснула, а я осталась рядом. Решила, догоню своих, когда женщине станет лучше. Ведь матушка моя славится умением варить целебные травы.
― Помогло? ― Девушки торопились узнать, судьбу неизвестной женщины.
― Вскоре она проснулась, открыла глаза и прижала к груди спящего младенца. Она была слаба, но злой дух уже покинул ее тело, голова у нее прояснилась.
«Я возвращалась в свое селение, ― прошептала женщина, ― смотрю ― оно охвачено пламенем, и вокруг ни души, все разбежались. Я укрылась здесь, среди развалин, но почувствовала, что силы покидают меня. Голова была в тумане, руки обессилели. Ты дала мне целебное питье? Я чувствую, как жизнь возвращается ко мне. Кто ты?»
Узнав, что я из враждебного племени, она сразу переменилась в лице, задрожала, схватила младенца и, прикрыв его своим телом, сказала: «Убей меня, пощади только малое дитя. Если сына моего найдут среди развалин, то, может быть, дрогнет человеческое сердце и он будет спасен, не погибнет...»
― Я бы не простила ей эти злобные слова!―воскликнула девушка с суровым, мужественным лицом и упрямым квадратным подбородком.― Разве мы убиваем детей?
― Не знаю, как я сдержалась, ― призналась Зарина.― Я сказала женщине, что у саков нет обычая убивать женщин и детей. «А в битву, ― говорю, ― мы пошли не потому, что польстились на добро Персиды, не думай так. Знай, что воины Дария задумали увести в плен наших братьев, захотели овладеть богатыми табунами саков. :„Ты думала, что тебе угрожают скифские стрелы, ― сказала я женщине,―но ты ошиблась... Я пришла помочь тебе. Ты несправедлива». Женщина, вся в слезах, бросилась к моим ногам, стала просить, чтобы я забыла о сказанном. Она сняла с себя эти браслеты и дала их мне со словами: «В справедливой битве будь отважна, как львица!»
Зарина умолкла, и тогда к девушкам обратился старый воин Ширак. Он сказал:
― Зарина была настоящей львицей в битве, я это видел. Разящим был ее меч. Бесстрашно она повела свою сотню в бой.
― Все мы шли в бой без страха, ― закричали девушки-воины, сидевшие вокруг Зарины.
Опьянев от браги, они расшвыряли маленькие круглые столы, которые заменяли на пиршестве блюда, и побежали к кострам, откуда доносились воинственные песни саков.
Вот здесь было настоящее веселье, хоть и без праздничного убранства, которым славился шатер вождя. В пламени костров шипели закопченные котлы. Крепкие загорелые руки хватали горячее, дымящееся мясо. Хрустели под белыми зубами бараньи ножки. До локтей тек горячий жир, заливая праздничную одежду. Только и слышно было вокруг: «Победа! Войско Дария изгнано из долины Яксарта! Пей и ешь до отвала!»
Глухо рокочет барабан, звонко заливается пастушья свирель, и, заглушая усердных музыкантов, тянут свою воинственную песню отважные воины:
...С лица земли врага сметем.
Стрелою скифскою проткнем...
Они поют, а потом долго кружатся в пляске и снова едят и пьют...
А на рассвете, когда догорели яркие огни костров, когда опустели закопченные бронзовые котлы, повсюду― далеко в степи под повозками, среди стогов сена и просто в кустах ― сладко храпели усталые воины. Сон охватил их внезапно, будто заколдовал. Одни уснули, уронив на колени свои пиршественные чаши, другие свалились, зажав в руке баранью кость, третьи задремали, положив оружие под голову, как бывало во время битвы. Умолкли барабаны, не слышно больше свирели, и только ржание резвых жеребят возвестило о наступлении утра в степи.
Целую неделю пылали костры. Целую неделю длилось пиршество, а когда поредели стада и оскудели припасы, люди вернулись к своим делам, и каждый занялся своим маленьким хозяйством, без которого ему невозможно было бы прокормить семью и припасти оружие для новой битвы. Весело принялись за работу. Только Зарина была невесела...
