И свет этот воссиял в моей душе, гоня прочь все сомнения, и он пребывает во мне, мой господин и поводырь. Он вел меня вниз по реке до Мемфиса, где я стал готовиться к переходу по пустыне. Я купил верблюда и без остановки направился далее, к Суэцу, а оттуда через страны Моаба и Аммона – сюда. С нами Бог, о братья мои!
Он умолк, и вслед за этим, словно по велению кого-то постороннего, все трое встали и посмотрели друг на друга.
– Я сказал, что была какая-то цель в той обстоятельности, с которой мы описывали наши народы и их историю, – так продолжил свою речь египтянин. – Тот, Кого мы посланы найти, был назван Царем Иудейским, именно это имя мы обязаны называть в наших поисках Его. Но теперь, когда мы все встретились и услышали речи друг друга, мы знаем, что он является Спасителем, и не только иудеев, но всех народов земли. У патриарха, пережившего Потоп, было три сына, каждый со своим семейством, которые вновь заселили землю. Они расстались в горах древнего Ариана-Вайджеро, заветного региона в самом сердце Азии. Индию и Дальний Восток получили дети первого из них; отпрыски самого юного через север устремились в Европу; потомки же второго заселили пустыни, расстилающиеся вокруг Красного моря, и проникли в Африку; и, хотя большинство из них обитают до сих пор в складных шатрах, некоторые стали возводить здания вдоль Нила.
В едином порыве все трое соединили руки.
– Кому еще выпадала в жизни столь божественная задача? – продолжал Балтазар. – Когда мы найдем Господа, о братья, и все поколения последуют за Ним, преклоним колена перед Ним в знак уважения. А когда мы расстанемся, чтобы следовать каждый своим путем, мир усвоит новый урок – что Небеса можно завоевать – не мечом, не человеческой мудростью, но Верой, Любовью и Добрыми Делами.
Наступило молчание, прерываемое только вздохами и освященное слезами, потому что радость, переполнявшая их, должна была найти выход наружу. Это была неизреченная радость душ на берегах реки Жизни, перед ликом Бога.
Внезапно руки их разъединились, и плечом к плечу все трое вышли из шатра. Над пустыней царила тишина. Солнце быстро опускалось к горизонту. Верблюды дремали.
Спустя несколько минут шатер был свернут. Друзья сели на верблюдов и выстроились в цепочку, ведомую египтянином. Взяв направление точно на запад, они тронулись в прохладу ночи. Верблюды двигались так синхронно, что каждый из них ступал точно в след предыдущего, соблюдая одинаковые интервалы между собой. Всадники больше не произнесли ни слова.
Мало-помалу на небо взошла луна. В ее серебристом свете три высокие белые фигуры, неслышно двигающиеся по пустыне, казались привидениями, возникшими из теней. Неожиданно в воздухе перед ними, над вершиной близлежащего холма, воссиял яркий свет; все трое разом остановились, не спуская взгляда с его источника. Сердца путников забились чаще, души их затрепетали, и все трое в один голос воскликнули:
– Звезда! Звезда! С нами Бог!
В стене, окружающей Иерусалим, с западной стороны был сделан проход, называвшийся Вифлеемскими или Яффскими воротами. Они были одной из достопримечательностей города. Задолго до того, как Давид возжелал обосноваться на Сионе, там уже стояла цитадель. Когда же сын Иессея[12] начал возведение храма, то одна стена цитадели стала северо-западным углом новой городской стены, прикрываемой башней, гораздо более мощной, чем старая. Ворота же остались там, где и были, поскольку сходившиеся к этому месту дороги было не так-то просто куда-либо перенести. Пространство перед воротами стало рыночной площадью. Во дни Соломона здесь оживленно сновали и местные торговцы, и почтенные купцы из Египта, Тира и Сидона. Около трех тысяч лет прошло с тех пор, но и сейчас на этом месте ключом бьет жизнь. Если паломнику нужно купить булавку или пистолет, огурец или верблюда, дом или лошадь, взять деньги в долг или приобрести миску чечевичной похлебки, назначить свидание или найти себе драгомана, купить арбуз или человека, голубя или осла – ему только стоит назвать необходимый предмет у Яффских ворот. Многие сцены, разыгрывающиеся тут, достойны кисти художника. А что творилось здесь во времена Ирода! Перенесемся же с тобой, читатель, в то время и на тот рынок.
По иудаистскому календарю встреча мудрецов, описанная в предыдущих главах, состоялась во второй половине двадцать пятого дня третьего месяца года, что соответствует 25 декабря. На дворе стоял второй год тысяча девятьсот третьей Олимпиады, или семьсот четыреста седьмой год от основания Рима, или шестьдесят седьмой год Ирода Великого[13], или тридцать пятый год его правления, до начала же христианской эры оставалось четыре года. День по иудейскому обычаю начинался с восходом солнца, и первый час после его восхода считался первым часом дня; так что рынок у Яффских ворот в первый час описываемого дня уже торговал, и торговал весьма оживленно. Мощные ворота открылись с первыми лучами солнца. Торговцы, толкаясь и оттесняя друг друга, протискивались сквозь арку ворот и располагались в узких переулочках и на уличных пятачках у большой башни, прикрывавшей вход в город. Иерусалим расположен в холмистой местности, и воздух еще хранил остатки утренней прохлады. Косые лучи восходящего солнца, предвещая дневной жар, пока нежно ласкали зубчатые стены и бойницы, с которых раздавалось воркование гнездившихся там голубей.
Поскольку читателю предстоит познакомиться со многими обитателями Святого Города, как с коренными жителями, так и с приезжими, то для понимания событий, описанных далее, просто необходимо задержаться у ворот и понаблюдать разыгрывающиеся перед ними сцены. И нет лучшей возможности сделать это, чем бросить взгляд на толпу, которая с тех пор изрядно изменилась и которую уже не обуревают страсти, бушевавшие в описываемые времена.
Зрелище совершенно ошеломляет – своей страстью, звуками, цветами, событиями. Земля вымощена широкими каменными плитами различной формы, от которых отражается каждый крик, стук подков и дребезжание колес, смешиваясь с эхом от массивных каменных стен цитадели и образуя неописуемую какофонию.
Вот ослик печально понурился под тяжестью корзин с чечевицей, фасолью, луком и огурцами, совсем недавно собранными в огородах и террасных садах Галилеи. Хозяин товара в ожидании покупателей нараспев выкрикивает названия привезенных им продуктов голосом, который могут понять только посвященные. На его ногах сандалии, сам он завернут в небеленый и неокрашенный кусок холста, заброшенный на одно плечо и завязанный узлом на груди. Рядом покоится на подогнутых ногах серый тощий верблюд, весь избитый, с клочковатой шерстью на шее и теле, нагруженный ящиками и корзинами, притороченными к громадному седлу. Его владелец – египтянин, невысокий, гибкий, своим телосложением во многом обязанный пыли дорог и пескам пустыни. На нем выцветший тарбуш, просторное одеяние без рукавов и без пояса, свободно падающее от шеи до колен. Он босоног. Верблюд, беспокоясь под тяжестью груза, время от времени ревет и демонстрирует зубы, но египтянин безразлично прохаживается перед ним, помахивая жезлом и непрерывно расхваливая свои фрукты, только что собранные в Кедроне, – виноград, финики, инжир, яблоки и гранаты.
На углу, там, где переулок выходит на неширокую площадь, сидят несколько женщин, привалившись спиной к серым камням крепостной стены. Одежда их обычна для небогатых жителей страны – холщовое платье, облекающее женщину с головы до ног, собранное свободными складками на талии, на голову наброшен покров или плат, спускающийся до плеч. Они торгуют товаром, хранящимся в глиняных кувшинах, какие доныне используются на Востоке для хранения колодезной воды, и в кожаных бурдюках. Среди кувшинов и бурдюков, прямо на плитах мостовой, не обращая внимания на холодный камень и толпу, играет с полдюжины почти нагих детей; их загорелые тела, миндалевидные глаза и шапки густых волос наглядно свидетельствуют о текущей в их жилах крови сынов Израиля. Их матери время от времени бросают на них взгляд из-под наброшенных на головы платков и с прирожденной скромностью стараются расхваливать свой товар: разлитый в бурдюки «мед винограда» и более крепкие напитки в кувшинах. Их голоса едва слышны в общем шуме, они с трудом могут противостоять куда более сильным конкурентам, длиннобородым крепким парням с босыми ногами, в грязных рубахах, носящим на спине в особых коробах бутылки, нараспев выкрикивающим: «Сладкое вино из виноградников Эн-Гиди!» Когда покупатель окликает кого-нибудь из этих парней, из-за спины извлекается бутыль, от ее горлышка отводится грязный палец, и в подставленную чашу льется темно-красная кровь ароматных ягод.
