Проходя по саду, Короку крикнул в сторону главного здания:
— Камэити! Иди сюда, да не забудь оружие!
Камэити, старшему сыну Короку, было одиннадцать лет. Услышав отцовский приказ, он взял два учебных копья и спустился в сад.
— Чем ты занимался?
— Читал.
— Пристрастишься к книгам, так забудешь о Пути Воина. Понял?
Камэити потупился. Мальчик отличался от могучего кряжистого отца и внешне, и по складу характера. Его тянуло к умным беседам и изящным манерам. Всем казалось, что Короку повезло с наследником, но судьба сына не давала покоя отцу. Две с лишним тысячи его воинов были людьми грубыми и невежественными, обыкновенными сельскими самураями. Не удастся главе клана удержать их в руках, так о Хатидзуке вскоре никто и не вспомнит. В мире зверей слабый становится добычей сильного.
Каждый раз Короку, глядя на сына, испытывал страх, что пришел конец их фамильному древу. В душе он бранил Камэити за благородство и страсть к учению. В свободную минуту он учил мальчика боевым искусствам, пытаясь вдохнуть в него хотя бы искорку воинственного духа, которым обладал сам.
— Возьми копье!
— Слушаюсь!
— Прими правильную стойку и нанеси мне удар. Забудь, что перед тобой отец.
Короку с копьем напал на сына, словно имел дело со взрослым соперником.
От громоподобного голоса отца Камэити зажмурился и отступил на шаг назад. Безжалостное копье Короку больно ударило мальчика по плечу. Камэити, вскрикнув, без чувств упал на землю.
Мацунами, жена Короку, уже примчалась в сад, пылая от гнева.
— Куда он тебя ударил? Камэити! Сынок! — запричитала она.
Не скрывая от мужа раздражения, Мацунами распорядилась принести в сад воду и притирания.
Слуги старались держаться подальше от своего господина. Короку имел свирепый вид.
— Глупая ты женщина! — обрушился он на жену. — Нечего плакать и утешать его! Камэити по твоей вине такой слабак. Не умрет! Ступай прочь отсюда!
Мацунами отерла слезы и тем же полотенцем вытерла кровь с разбитой губы Камэити. Она крепко обняла сына. Губу он или прикусил, или разбил о камень при падении.
— Ему ведь больно! Соображать надо, ребенок же перед тобой!
Мацунами никогда не вступала с мужем в спор. Как у всех женщин тех времен, ее единственным оружием были слезы.
Камэити наконец очнулся.
— Все хорошо, матушка. Пустяки, — промолвил он.
Затем взял копье и поднялся на ноги, скрежеща зубами от боли, но, пожалуй, впервые выказав силу воли, которая могла бы порадовать его отца.
— Я готов к бою, — сказал он.
— Вот и ударь меня как следует, пока ты такой решительный, — ухмыльнулся Короку.
В это время в саду появился один из его подданных. Он сообщил Короку, что к главным воротам прибыл какой-то всадник, назвавшийся посланцем от князя Нобунаги. Он привязал лошадь у ворот и заявил, что ему необходимо поговорить с Короку наедине.
— И вообще он какой-то странный, — добавил подданный. — Без спросу прошел через главные ворота, один, без свиты, словно у себя дома. Говорил при этом какую-то ерунду, мол, тут все, как и прежде. Голуби и те гуляют, как всегда. Заметил, что павлония очень подросла… Что-то не похож он на посланца клана Ода.
Короку задумался.
— Как его зовут? — спросил он.
— Киносита Токитиро.
— Ясно!
Сомнения Короку мгновенно растаяли.
— Должно быть, это тот же человек который писал мне раньше. Разговаривать мне с ним не о чем. Отошлите его прочь!
Подданный отправился исполнять приказ.
— Прошу тебя, — сказала Мацунами, — пожалуйста, избавь Камэити от тренировок хотя бы сегодня. Смотри, какой он бледный. И губа распухла.
— Г-м-м… Ладно, забери его.
Короку оставил и сына, и копья заботам жены.
— Не балуй его. И не давай ему много книг. С годами он тебя за это не поблагодарит!
Короку направился к дому. Он было уже снял сандалии, когда перед ним вырос все тот же подданный.
— Господин, приезжий ведет себя странно. Отказывается уходить. Он через боковые ворота прошел на конюшню и разговаривает с конюхом и садовником, словно они старинные его знакомые.
— Я приказал вышвырнуть его! Нечего церемониться с людьми Оды!
— Да я и не выказывал вежливость, но когда люди подступились к нему, грозя перекинуть его через стену, он попросил меня еще раз сходить к вам. Он просил передать, что он тот самый Хиёси, который повстречался вам десять лет назад на реке Яхаги. Держался при этом с таким видом, будто его и пальцем нельзя тронуть.
— Река Яхаги? — недоуменно произнес Короку.
— Вы его не помните?
— Нет.
— Выходит, он и впрямь чудаковат. Побить его, усадить на лошадь, да и погнать до самого Киёсу? — спросил подданный, которому надоело бегать взад-вперед. С лицом, не предвещавшим ничего хорошего для Токитиро, он побежал к воротам. Короку, стоя уже на веранде, внезапно остановил его:
— Стой!
— Слушаюсь!
— А это, случаем, не Обезьяна?
— Вам знакомо это прозвище? Он сказал, что, если вы не вспомните Хиёси, то непременно припомните Обезьяну.
— Обезьяна!
— Вы с ним знакомы?
— Смышленый был парнишка, крутился тут какое-то время. В саду подметал и Камэити нянчил.
— Не странно ли, что он прибыл от самого Нобунаги?
— Занятно! Как он выглядит?
— Очень важно.
— Да ну?
— В короткой накидке поверх доспехов и, похоже, проделал приличный путь. Конь в пыли и в грязи, а к седлу привьючен короб со съестными припасами и другими походными пожитками.
— Впусти его в дом.
— В дом?
— Надо посмотреть, о ком идет речь.
Короку уселся на веранде.
Хатидзука находилась недалеко от крепости Киёсу. Деревня была частью провинции, которой правил клан Ода, но Короку не признавал Нобунагу и не состоял у Оды на службе. Его отец и Сайто из Мино постоянно поддерживали друг друга, а разбойники-ронины умеют хранить преданность. В эти тревожные времена они могли бы не хвастаясь сказать, что держат свои обещания вернее, чем истинно самурайские семьи. Жили они в дикости, разбойничали на дорогах, но шайки ронинов представляли собой семьи, в которых предводитель и его сподручные питают друг к другу родственные чувства. Предательство и бесчестье в таких семьях не допускались. Короку был отцом своим помощникам и устанавливал строгий поводок в шайке.
После убийства Досана и смерти Ёситацу в провинции Мино возникли серьезные беспорядки. На судьбе Короку это отразилось не лучшим образом. Жалованье, которое он получал при жизни Досана, перестали платить с тех пор, как Ода выставил заставы на всех дорогах из Овари в Мино. Но и теперь Короку не хотел отступаться от своих давних обязательств. Враждебность его к клану Ода усиливалась с каждым днем. В последние годы он тайно поддерживал перебежчиков из лагеря Нобунаги и постоянно подстрекал к бунту в провинции Овари.
— Я привел его, господин, — произнес подданный, приближаясь к дому.
Шестеро ронинов на всякий случай окружили вошедшего в сад Токитиро.
Короку мрачно посмотрел на него.
— Подойди! — властно сказал он.
Человек, представший перед Короку, выглядел просто, кратким было и его приветствие:
— Сколько воды утекло с тех пор!
Короку пристально посмотрел на него:
— Нет сомнений, Обезьяна! Ты не очень изменился за эти годы.
Короку имел в виду не лицо Токитиро, а его облик в целом. Он отчетливо вспомнил ту ночь на реке Яхаги десять лет назад, когда Токитиро в грязных обносках, измазанный глиной спал в лодке. Когда мальчика разбудили, он удивил всех напыщенной речью и боевым духом. Потом при свете фонарей увидели, что перед ними странного вида подросток.
Токитиро заговорил почтительно, не желая подчеркивать, как изменилось его положение с тех пор, как он расстался с Короку.
— Боюсь, что в последние годы я не уделял вам должного внимания. Отрадно видеть вас, как обычно, в добром здравии. И господин Камэити, верно, совсем большой… Супруга ваша, надеюсь, здорова? Такое ощущение, будто десятилетней разлуки как не бывало.
Оглядывая деревья в лесу и дом, Токитиро взволнованно начал вспоминать о том, как набирал воду из каменного колодца, как хозяин бранил его, как он носил на спине маленького Камэити и ловил для него цикад.
Короку, однако, не пускался в воспоминания о былом, а только не сводил глаз с Токитиро, и когда наконец заговорил, тон его был резким.
— Обезьяна, — намеренно обратился он к гостю с презрительной кличкой, — стал ли ты самураем?
Вопрос был лишним, достаточно было одного взгляда на одежду Токитиро. Тот, однако, не смутился:
— Да. Вам, должно быть, ясно, что я получаю скудное жалованье, но самураем вот-вот стану. Надеюсь, вы рады. Я проделал утомительное путешествие из лагеря в Суномате отчасти и потому, что хотел порадовать вас своим новым положением.
