кабины раскрылись, и они вышли, Робби сунул монетку в руку лифтера. Он услышал стук и шипение закрывавшихся дверей, но поворачиваться не стал.
Они, по-прежнему под руку, дошли до конца коридора. Он сделал шаг в сторону от нее, чтобы открыть дверь, и она почувствовала волну холодного воздуха, накатившую на нее с той стороны, где только что стоял он. Он отпер замок, впустил ее, потом запер снова.
Она думала, что теперь его руки потянутся к ней, но они были заняты пряжками портупеи, которую он снял и повесил на вешалку для шляп у двери. За портупеей последовали его китель, фуражка, галстук, потом он повернулся к ней.
Он наклонил голову, чуть-чуть ссутулился и вдруг начал осыпать ее запрокинутое лицо поцелуями. Мягкие, как шепот, они ни разу не коснулись ее губ, лишь уголков.
Она почувствовала, как он снял с нее шляпку, расстегнул пуговицы ее шинели, взял ее за руку и подвел к ближайшему стулу в гостиной.
Она села, и он опустился перед ней на колени. Она протянула было руки, чтобы обхватить его лицо, но он подался назад, прежде чем она успела коснуться его.
– Робби, – взмолилась она.
– Я знаю, Лилли. Но мы на этом должны остановиться.
– Ты меня даже и не поцеловал по-настоящему. Я что-то не так сделала?
– Нет, конечно.
Он взял ее руки, принялся целовать ладони, склонив над ними голову и упершись лбом в ее колени.
– Знаешь, я никогда не рассчитывал на это, – сказал он. – Никогда и представить себе не мог, что ты будешь здесь. И поэтому я не готов.
– Да конечно же, ты готов. И я готова.
Она почувствовала, как его лицо всего на мгновение расплылось в улыбке. Он поднял голову.
– Я имею в виду «не готов» в практическом смысле, – сказал он. Видя, что она все еще не понимает, он продолжил, хотя ему было неловко говорить ей об этом, и его высокие скулы покрыл румянец. – Есть определенные меры, которые я должен принять, но аптеки закрыты в этот час, а у портье мне не хочется спрашивать. Поэтому, боюсь…
И только когда он произнес слово «аптеки», она поняла. Но хватало ли ей смелости, чтобы сказать ему правду? Она сделала глубокий вдох, закрыла глаза и призналась.
– У меня есть. У меня они есть – те меры, о которых ты говоришь.
Она, прищурившись, наблюдала за его реакцией. Если ее слова вызовут у него отвращение, если они оскорбят его, она знала, что просто умрет от стыда.
Его глаза широко раскрылись, но ничего другого она не увидела. Может быть, он подумал, что неправильно понял ее.
– Перед тем как я уехала, Бриджет всучила мне коробочку. Она сказала, что это французское средство. Сказала «на всякий случай», сказала, ты будешь знать, что с этим делать.
Он тяжело откинулся назад, и его плечи вдруг начали сотрясаться.
– Робби, что-то не так?..
Он поднял на нее взгляд, она заметила слезы в уголках его глаз и на какое-то страшное мгновение подумала, что он плачет, но вдруг увидела улыбку на его лице. Он вытер глаза, и она поняла, что он смеется, хохочет так, что ему не удается даже дыханиt перевести.
– Слава богу, что есть Бриджет, – выдохнул он. – Не знаю, наберусь ли я когда-нибудь смелости поблагодарить ее.
Он посмотрел на Лилли, посмотрел с нежностью и в то же время серьезно, и она поняла, что он отбросил все сомнения.
– Иди ко мне.
Она бросилась в его объятия, ища его поцелуев, и он ответил ей с такой нескрываемой страстью, которая не могла не потрясти, даже встревожить ее. Он прижал свои губы к ее губам, безжалостно раздвинул их, и его язык проник в ее рот в поисках ответа. И тогда она обвела языком его губы, проникла в глубину его рта.
Не отрываясь от ее губ, он поднялся, поднимая с собой и ее так, словно она была соткана из лебединого пуха. Он прошел по гостиной, толкнул плечом дверь в спальню Лилли, донес ее до кровати. И только теперь оторвался.
Он отодвинулся от нее всего на несколько дюймов, но Лилли все равно почувствовала себя брошенной. Она уже хотела встать и обнять его, но тут увидела, что он начал раздеваться.
Он снял свои кожаные краги, ботинки и носки. Сбросил подтяжки с плеч, вытащил полы рубашки из брюк, нащупал верхнюю пуговицу воротника. А потом вдруг остановился.
– Ты мне поможешь? – спросил он хриплым голосом.
Она поднялась, принялась расстегивать пуговицу, и ей показалось, что, пока она делала это, он боялся дышать.
– А остальные? – сказал он.
Ее пальцы прошлись по всем пуговицам. Когда она закончила, он поднял руки, чтобы она расстегнула пуговицы на манжетах. Закончив с пуговицами, она без подсказок с его стороны стащила рубашку с его плеч и бросила на пол.
Чувствуя себя чудесно смелой, она сняла с его шеи опознавательный бейджик, принялась расстегивать пуговицы на воротничке его нижней рубашки. Но не успела она начать, как он отвел ее руки.
Она почувствовала его пальцы на своей шее сзади – они искали заколки, удерживавшие ее волосы. Он вытащил заколки, положил на прикроватный столик, провел руками по водопаду волос, упавших ей на спину.
– Я даже не думал, что они у тебя такие длинные, – пробормотал он. – Ты их никогда не подстригала?
– Моя мать не одобряла девушек, которые стригут волосы. Я думала их обрезать, когда ушла из дома, но так никогда и не решилась.
Он ничего не сказал, только улыбнулся ей, его пальцы нервно, непрестанно перебирали ее волосы.
– У моих сестер волосы куда красивее, – сказала она, чувствуя, что должна заполнить молчание. – Я, когда была маленькой, хотела выглядеть, как Элис и Мэри.
Он продолжал улыбаться ей непостижимой улыбкой. Она встретила его взгляд, и в ее животе начал завязываться узелок страха. Она сказала правду о своих сестрах. Если бы только она была такой же красивой, как они…
Он прикоснулся к воротнику ее платья, и все ее рациональное мышление дало сбой. Пуговиц на ее платье было гораздо больше, чем на его рубашке, но он расстегнул их все за считаные секунды. Ее платье раскрылось спереди, а потом, когда он сбросил его с ее плеч, упало.
Она ощутила натяжение – он развязывал шнурок на ее единственной нижней юбке, и та упала на пол. Лилли переступила юбку, и он придержал девушку за руки.
Ей показалось странным, что туфли по-прежнему на ее ногах, поэтому она скинула их, ногой оттолкнула подальше.
