— Верно, — сказал Лесли. — Я бы уже завтра тронулся.
— Ну, надо и людишкам отдохнуть, а там выпить! Пейте, гости дорогие!
Гости стали пить. Алеша не отставал от прочих, думая затопить свою тоску. Почти до полуночи длилось пирование, когда гости встали наконец и попытались двинуться в путь.
Алеша вдруг почувствовал прикосновение к своему плечу и услышал голос:
— Друже, не ты ли Алексей, кабальный Терехова?
Алеша задрожал, узнав голос Михаила Теряева. «Что ему нужно?" — подумал он и сдавленным голосом ответил:
— Я. А ты кто?
— Я-то? Князь Теряев, Михаил, — ответил князь, которого Алеша едва различал в темноте, — может, помнишь? А я тебя не забыл с того времени, как боярина из полона выручил. Лицо твое тогда приглянулось мне.
— Спасибо за ласку, — проворчал Алеша и быстро отошел от князя.
— Вот тебе на! — воскликнул с изумлением Михаил. — Что я ему сделал такого?
А Алеша вернулся в свой шатер и, сев на землю, где ему была постлана солома, сказал Андрееву:
— Разлучник-то мой здесь… с нами вместе.
— Ну и ладно! — сквозь сон ответил Андреев.
Но для Алеши это была мученическая мука. Он чувствовал, что с князем ему придется и говорить, и сталкиваться; сознавал, что князь ничем не виновен пред ним, и в то же время не мог победить свою ненависть к нему.
Целый следующий день он не выходил из своего шатра, боясь роковой встречи, а когда заиграли в трубы поход, выстроился со своею сотнею в стороне от князя, которого заприметил во главе войска. Прозоровский велел ему соединиться с другими отрядами и надо всеми дал начальником дворянина Аверкиева, старого заслуженного воина. Войско выстроилось и выступило в неприятельскую землю.
Началась военная страда. Князь Теряев на время забыл и про Людмилу, и про свою любовь. Новизна обстановки, участие в настоящей войне заняло его ум и сердце.
Войско Прозоровского подвигалось медленно. Дороги почти не было: наступила осень, и ее размыло дождями. Дождик лил без перерыва, и войско шло, шлепая по грязи.
— Зелье береги! — раздавались постоянные приказания, но по такой погоде трудно было уберечь порох — у стрельцов он был просто насыпан в мешок вместе со свинцовой сечкой, и, как его ни прятали, сохранить сухим не было никакой возможности.
Уже месяц, как с малыми остановками двигалось войско, а врага все не было. Случались по дороге деревни и села, мелкие города. Русские без боя занимали их, грабили, а затем шли далее, оставляя за собой смерть, слезы и разорение.
Прозоровский то и дело посылал Теряева с его конным отрядом на разведки. Князь рыскал по узким тропинкам непроходимым дорогам и возвращался к Прозоровскому.
— Ничего не видать Стоит деревнюшка, и в ней с полсорока домов. Взял я языка, пытал его: никого нет!
— Нет — и слава Богу — говорил Прозоровский, — побережем людишек наших подоле!
Князь вздыхал и говорил Эхе:
— Иоганн, да что это за война! Вот уже месяц идем, и хоть бы что. Только, словно разбойники, жжем да грабим
— Ха-ха-ха! — смеялся Эхе. — Подожди, и война будет!
— Скучно!
Но, кроме скуки, становилось и трудно. Дождь и холод донимали людей. Есть приходилось только холодное и сырое, потому что нельзя было развести костер при такой погоде. Люди стали болеть цингою.
Однажды Теряев выехал на разведки, как всегда, вместе с Эхе. За день перехода должна была находиться крепость Белая — первая крепость, где было войско.
Крошечный отряд Теряева выехал с опушки леса, и вдруг Эхе резко ухватил княжьего коня за узду и осадил назад.
Князь вздрогнул от радости и посмотрел в сторону, куда указывал Эхе. На полянке подле высоких, одиноко растущих кустов верхом на лошади сидел всадник и осторожно оглядывался по сторонам. Длинное копье торчало у него из-за спины; в руках была пищаль. Князь не выдержал. Не успел Эхе опомниться, как Михаил рванул коня и помчался на одинокого всадника, высоко подняв в руке тяжелый чекан.
Всадник увидел его и навел пищаль. Пуля прогудела над головою князя. Он подскочил уже к всаднику, тот уклонился от удара и выхватил саблю. В тот же миг из-за куста выскочили шесть других всадников и бросились на Теряева.
— Матка Боска! Пан Иезус! — кричали поляки, скача и махая саблями.
Князь, не помня себя, махал чеканом, и тот со свистом резал воздух. Вдруг его конь вздыбился и с криком повалился наземь — подлый удар подсек ему задние ноги. Однако князь успел вскочить на ноги.
— Держись, князь! — раздался в это время голос Эхе, и он бурею налетел на поляков со своими двадцатью воинами. Поляки рассеялись.
Князь перевел дух и весело сказал:
— Нигде не ранен!
— А коня загубил, — угрюмо ответил швед. — Эх, воин! Чуть ты и себя не погубил!… И все по глупости.
Князю стало совестно.
— Ну, да что, — усмехнулся Эхе, — едем назад скорее, скажем воеводе. Может, тут и засада есть! Эй, Терентий, отдай князю коня, а сам пешим иди. Да сними с княжьего коня сбрую!
И они поскакали с вестью о неприятеле.
Прозоровский приготовился к битве. Он разделил войско на фланги и центр, отвел часть в резервы и двинул вперед артиллерию. Но враг оказался ничтожным: пред крепостью выстроилось все войско — восемьсот жолнеров да человек триста пехоты.
Прозоровский ударил на них и смял в мгновение ока. Они бросились в крепость и на плечах внесли за собою русских. Князь Теряев опьянел от крови, дыма и криков. Как безумный, носился он по узким улицам крепости и бил тяжелым чеканом направо и налево. Кровью залились улицы. Крепость пылала.
Спустя час Прозоровский чинил допрос пленным:
— Знает ли король ваш, что мы войной идем?
— А мы откуда знаем. Пришли холопы, говорят, войско идет. Мы и встали на защиту, а дальше ничего не знаем.
— Вешать! — распорядился Прозоровский, и шестьсот жолнеров были повешены после мучений.
Прозоровский отдохнул неделю и двинулся дальше.
От Шеина прискакал гонец с вестями. Боярин взял Серпейск, Дорогобуж и подошел уже к Смоленску, куда ждал и князя.
— Будем, будем! — ответил Прозоровский. — Пусть он Смоленск берет.
Войско двигалось дальше, и Теряев уже увидел войну. Брали Невель, Рославль, Почеп, Трубчевск и Себеж. Поляки, один против десяти, сражались с отчаянной храбростью и жестокостью. Несколько взятых ими пленных вернулось с отрубленными руками и отрезанными ногами. Русские платили тем же.
Однажды Эхе захватил языка. Это был маленький рыжий еврей. Эхе привязал его за шею веревкою и, сидя на коне, привел его в стан. Полузадушенный еврей долго не мог опомниться.
— А ну-ка, дайте ему плети понюхать! — сказал Прозоровский.
— Ай, ну! -закричал еврей. — Зачем бить! Я все скажу что знаю! Пусть меня спрашивают!
— Откуда ты? Куда шел?
— Откуда? Меня пан Заблоцкий послал. «Иди, — говорит, — в Смоленск, скажи, что мы идем!»
— Кто «мы»?
— А пан Заблоцкий и его гайдуки!
— Много?
— У-у! Много! — И еврей даже зажмурился и поднял руки.
— А по какой дороге? Далеко отсюда?
Еврей показал. Это были первые поляки, заведомо шедшие на войну.
Прозоровский устроил засаду и врасплох напал на отряд Заблоцкого. Победа далась без труда. Двадцать восемь пушек и восемьсот гайдуков сделались добычею русских.
Ликующий Прозоровский пошел дальше.
— Ежели мы их так бить будем, то, смотри, в январе в Варшаву придем.
— Ну что еще под Смоленском ждать! — говорили другие начальники.
— А будь там не Шеин, что у всех на шее, — ответил Прозоровский, — так Смоленск уже взяли бы.
Был ноябрь месяц, когда Прозоровский с войском подошел к Смоленску, под которым уже стоял Шеин со своим помощником Измайловым и иностранцами.
Прозоровский прошел к Измайлову.
— Как дела? — спросил он Измайлова и стал расхваливать свои подвиги. — А у вас что, Артемий Васильевич? — окончил он.
— И не говори! — Измайлов махнул рукою. — Мы с боярином — что волки в одной яме: одни ссоры. Мы скажем одно, а он сейчас другое, хоть бы сам о том думал раньше. А цари пишут — жить в мире! Беда! Окопались и ждем, когда ляхи одумаются и помощь пришлют. Два раза уже Смоленск взяли бы!
— Ты здесь, князь? — вошел в ставку молодой Черкасский, который был на посылках у Шеина. — Боярин тебя и Артемия Васильевича на совет зовет!
— Будем сейчас! — ответил Измайлов и сказал Прозоровскому: — Пойдем, князь.
В большой палате сидел Шеин. При входе Прозоровского он встал и дружески поцеловался с ним.
— Спасибо, князь, на старании государям! — сказал он. — Садись теперь советчиком нам. Видел Смоленск?
— Снаружи, боярин, крепость добрая!
— Что? — торжествующе сказал всем Шеин. — Говорю и я! Иначе, как измором, не взять ее. Стены не пустят.
— Мы стену-то, почитай, проломили с юга, — сказал Сандерсон, — чего ждать?
— Ну, ну! А я говорю — измором брать! А созвал я вас на то, чтобы князю место указать! — решительно сказал Шеин.
