Освящение Знаменской церкви почти совпало с кончиной жены Жемчужникова — «сомнительной итальянки», следом за ней ушел и сам игрок. К семейным могилам на Смоленском кладбище Петербурга прибавилось последнее погребение.
А дальше — дальше игрока сменил подрядчик, самый обыкновенный подрядчик по земляным работам на строительстве железных дорог, один из тех, кто умел, по выражению современников, из двух лопат полторы закинуть на собственный воз. Прославившийся жестокостью в обращении с рабочими, умением прибрать к рукам каждую копейку, С. Е. Панов не только записывается в купеческое сословие, но и решает стать помещиком. Появившись в Ховрине в 1879 году, он немедленно вступает в жесточайшую схватку с местными крестьянами, которые в отчаянии начинают ему грозить поджогом и убийством. От расправы Панова спасали частые и продолжительные запои, во время которых он был не в состоянии заниматься какими бы то ни было делами. Тем большей неожиданностью оказалось составленное им в 1882 году и реализованное после его смерти, десятью годами позже, завещание, согласно которому Ховрино целиком переходило Обществу для попечения о детях лиц, ссылаемых в Сибирь.
Попытка сыновей опротестовать в суде духовную оказалась бесполезной. Завещание блестяще отстоял перед присяжными знаменитый юрист Ф. Н. Плевако, произнесший в защиту воли С. Е. Панова одну из своих интереснейших речей. Тем не менее общественной собственностью Ховрино не стало. Его новые хозяева — фабриканты Грачевы, чье имя дало новое название усадьбе. Отныне она стала называться в народном обиходе Грачевкой.
Трагедия «Вишневого сада» Чехова в Ховрине приобретает неожиданный поворот. Хозяева безразлично относятся к следам прошлого, но со своей стороны начинают отстраивать усадьбу, отвечавшую представлениям начала XX века. В качестве архитектора они приглашают недавнего выпускника Петербургского института гражданских инженеров Льва Николаевича Кекушева, одним из первых начавшего утверждать в московской архитектуре принципы стиля модерн. Кекушевские решения во многом повлияли на облик Москвы рубежа XX столетия. Среди его лучших работ — особняк Коробковых на Пятницкой улице (№ 33), Никольские торговые ряды на Никольской (№ 5), доходный дом И. П. Исакова на Пречистенке (№ 28). В Грачевке в 1890-х годах он строит главный усадебный дом. Запущенный Пановым парк был приведен в порядок и стал доступен для всех желающих, которых становилось год от года больше. Благодаря удобству сообщения с Москвой Ховрино превратилось в популярное место летнего отдыха.
Более десяти лет творчества В. Я. Брюсова связано с ховринскими местами. Записные книжки поэта позволяют установить, что именно в Ховрине и находящихся неподалеку Выселках он проводил лето 1889, 1892–1894, 1896–1898 и 1901 годов. Его дневниковые записи пестрят заметками: «Вечерняя прогулка в Петровско-Разумовское и обратно», «Ходил в Петровско-Разумовское. Устал страшно». Здесь же происходит решающее объяснение Брюсова с его будущей женой. 19 сентября 1897 года Брюсов отмечает: «Вчера были в Ховрине и шли оттуда пешком на Петровско-Разумовское (ночью, через парк, с клятвой в вечной любви, клятве „при озере“)».
Пройдет больше тридцати лет, и в 1935 году впервые увидит свет написанное в 1901 году стихотворение Брюсова, навеянное настроениями любимого уголка:
Я снова одинок, как десять лет назад.
Все тот же парк вокруг, за елью звезды те же,
С черемухи и с лип знакомый аромат.
Там где-то лай собак. Повеял ветер свежий,
И вечер медленный мне возвращает бред,
Который жжет мечты все реже, реже.
Я жил здесь мальчиком, едва в шестнадцать лет,
С душой, отравленной сознанием и чтеньем.
Неловок, как дитя, застенчив, как поэт.
Мне этот шумный парк служил уединеньем.
Я не имел друзей. Для женщин был не смел
И в сумерки следил за парами с томленьем,
Но я нашел в мечтах все, все, чего хотел…
Дальше была Великая Отечественная война и размещенный в Грачевке госпиталь с рвущей душу братской могилой, где нашли свое последнее пристанище умершие от ран солдаты. Может ли поставленный над ней в 1975 году памятник хоть немного смягчить трагедию тех последних минут? И совсем уж исчезла в Грачевке память о Чекалинском, так ярко и с явной симпатией описанном Пушкиным в «Пиковой даме»:
"В Москве составилось общество богатых игроков, под председательством славного Чекалинского, проведшего весь век за картами и нажившего некогда миллионы, выигрывая векселя и проигрывая чистые деньги. Долговременная опытность заслужила ему доверенность товарищей, а открытый дом, славный повар, ласковость и веселость приобрели уважение публики. Он приехал в Петербург. Молодежь к нему нахлынула, забывая балы для карт и предпочитая соблазны фараона обольщениям волокитства. Нарумов привез к нему Германа.
Они прошли ряд великолепных комнат, наполненных учтивыми официантами. Несколько генералов и тайных советников играли в вист; молодые люди сидели, развалясь на штофных диванах, ели мороженое и курили трубки. В гостиной за длинным столом, около которого теснилось человек двадцать игроков, сидел хозяин и метал банк. Он был человек лет шестидесяти, самой почтенной наружности; голова покрыта была серебряной сединою; полное и свежее лицо изображало добродушие; глаза блистали, оживленные всегдашнею улыбкою. Нарумов представил ему Германа. Чекалинский дружески пожал ему руку, просил не церемониться и продолжал метать…"
Счастливое лето Н.М. Карамзина
Адрес ни у кого не вызывал сомнений: Страстной бульвар, 4. Здесь, в гостинице «Виктория», трижды останавливался Л. Н. Толстой. Февраль 1878 года — месяцем раньше писатель начал собирать материалы о николаевском времени для задуманного романа о декабристах. Январь 1879 года — написаны первые главы романа, приезд в Москву семьи Лабазовых-Волконских. Вместе с тем приходит решение отказаться от темы. Май 1881 года — Толстой в Москве после своего письма Александру III о событиях 1 марта 1881 года. Кстати, это последнее его пребывание в московских гостиницах. В сентябре того же года семья Толстых, перебравшись в столицу, снимет квартиру в Малом Левшинском переулке, а чуть позже приобретет и собственный дом в Долгохамовническом переулке. Так или иначе, писатель трижды выбирал одну и ту же гостиницу, и одним этим она заслуживала внимания.
Но дом, соответствующий сегодня приводимому во всех справочниках адресу, не мог помнить Толстого. Его архитектурное решение говорило о начале XX столетия, другой вопрос: почему подобное противоречие не обратило на себя внимания исследователей? Действительно, архивное дело домовладения подтверждало достаточно позднюю дату его строительства: 1900 год, проект известного в Москве архитектора И. Ф. Мейснера, заказанный домовладельцем К. А. Горчаковым. В этом доме в октябре 1902 года представители московской «Искры» встречались с Горьким, который, по сообщению охранного отделения, обязался оказывать газете значительную денежную поддержку.
Гостиница же «Виктория» занимала в период своего существования по этому адресу одну из многочисленных впоследствии исчезнувших на том же участке построек, которые принадлежали наследникам «коллежской секретарши А. И. Шамардиной». Впрочем, для Москвы за этим огромным участком между Страстным бульваром и Козицким переулком сохранялось имя отца «коллежской секретарши» — чаеторговца Кожевникова. В свою очередь, имя Кожевниковых связывалось с одним из популярнейших московских загородных гуляний, происходивших в перешедшем к ним селе Свиблове.
История этой семьи — история промышленно-купеческой Москвы. Еще во времена Екатерины II перебирается в Москву и записывается в московское купечество касимовский торговец Кожевников, открывший торговлю колониальными товарами. Его сын числится уже купцом первой гильдии и может позволить себе сменить достаточно скромный дом в Златоустовском переулке на дворянскую резиденцию на Страстном бульваре, между домами статс-секретаря Екатерины II Козицкого и соратника А. В. Суворова полковника И. И. Бенкендорфа, чей дом после пожара 1812 года служил некоторое время помещением для Английского клуба. Кстати, в одном из кожевниковских зданий помещался в течение 1834 года вновь образованный Художественный класс, положивший основание Московскому училищу живописи, ваяния и зодчества.
Но занятий одной торговлей Кожевникову-младшему недостаточно. Он приобретает подмосковное Свиблово, и здесь вместо былых барских затей возникает суконная фабрика с выписанным из Англии оборудованием и иностранными мастерами. По преданию, в Свиблове образовалась целая, как ее называли, «немецкая колония», существование которой подтверждается остатками иноверческого кладбища. После смерти представителя второго поколения семьи, торжественно похороненного в Новодевичьем монастыре, его владения начали делить. Остались после него вдова, дочь, сын Иван. Раздоры в семье привели к тому, что, отказавшись от московского дома, И. П. Кожевников переселился в Свиблово.
