Но занятий одной торговлей Кожевникову-младшему недостаточно. Он приобретает подмосковное Свиблово, и здесь вместо былых барских затей возникает суконная фабрика с выписанным из Англии оборудованием и иностранными мастерами. По преданию, в Свиблове образовалась целая, как ее называли, «немецкая колония», существование которой подтверждается остатками иноверческого кладбища. После смерти представителя второго поколения семьи, торжественно похороненного в Новодевичьем монастыре, его владения начали делить. Остались после него вдова, дочь, сын Иван. Раздоры в семье привели к тому, что, отказавшись от московского дома, И. П. Кожевников переселился в Свиблово.
…Цифры, приведенные в справочнике 1880 года, были по меньшей мере удивительными. Завод гвоздильный и завод патронный, аппретурное заведение, хлебопекарня, одна лавка бакалейная и одна овощная, трактир, огороды и сад былой усадьбы, где в летнее время бывали любимые Москвой публичные гуляния, любительские спектакли, танцевальные вечера, а рядом всего десять крестьянских дворов с десятью душами мужеского и восьмью женского пола. Так выглядело Свиблово. Несколькими годами раньше один из современников писал о некогда знаменитом селе: «На краю его, по направлению к Останкину, стоит неприглядный и грязный капернаум (трактир. — Н. М.) для крестьян и окрестных деревень. Фабрики в Свиблове унылы и безмолвны, дачников немного: что было и что стало! Так проходит человеческая слава!»
Впечатления очевидца отвечали и не отвечали действительности. Фабрики, окружившие тесным кольцом село, могли быть мрачными, но безмолвными их назвать трудно. Аппретурно-ткацкое заведение И. Г. Вольфорб одно занимало сто шестьдесят рабочих, соседнее, шерстопрядильное Л. В. Дюпюи — сорок семь, не говоря об остальных производствах. По мере их роста, конечно, сокращалось количество дачников, о которых, собственно, и заботился автор. Зато традиция свибловских гуляний продолжала упорно держаться, несмотря на все те неудобства, с которыми москвичи добирались сюда из города.
Одно из первых документальных упоминаний о Свиблове — духовная грамота московского князя Василия I Ивановича от 1423 года, где названо оно «селом Федоровским на Яузе с мельницей». Этим своим названием село было обязано, как утверждает предание, ближнему боярину Дмитрия Донского Федору Семеновичу Свиблову. Родным братом боярина Ивана Нагого был Ф. С. Свиблов — прямой предок последней жены Ивана Грозного, Марии Нагой, и убитого в Угличе царевича Дмитрия. Он оставил о себе память как один из руководителей строительства Московского Белокаменного Кремля. Опыта сооружения каменных оборонных стен московские, как и все владимиро-суздальские, земли еще не имели. Нужны были мастера, нужен был и материал. Его нашли у села Мячкова, вниз по течению Москвы-реки, при впадении в нее Пахры. Оттуда огромные количества камня доставляли в Москву зимой по москворецкому льду, летом — сухопутным и водным путем.
Кремлевские стены поднялись с неслыханной для своего времени быстротой, создав надежную защиту для Москвы и утвердив ее значение как центра, к которому начинают тяготеть другие русские земли. Участие Федора Свиблова в работах было настолько значительным, что его имя остается в названии угловой башни Кремля — Свибловской. Только после того как в этой башне было сооружено устройство, подававшее воду в Кремль, в 1633 году она получила новое название — Водовзводная.
В Смутное время Свиблово лишилось своей деревянной церкви, но не слишком опустело и было пожаловано «за осадное московское сидение» — защиту Москвы от иноземных войск — Льву Афанасьевичу Плещееву как вотчина — наследственное владение. Награда опередила опалу, которой подвергся дед жены Плещеева — Д. С. Погожев — и которая не могла не сказаться на всей семье. В Дворцовых разрядах сохранилась запись: «Того же году (1630) февраля в 20-й день сказано к городу Архангельскому воеводе стольнику князю Василию Петровичу Ахаматюкову-Черкасскому. А Дёму Погожева, по государеву указу, велено от Архангельского, сковав, привезть в Москву за то, что писал на него, Дёму, к государю свицкой (шведский. — Н. М.) король, что он, Дёма, не дал Королевым людям у города хлеба купить». Опала последовала после того, как Д. С. Погожев два года пробыл воеводой Архангельска.
Но уже в 1623–1624 годах Свиблово составляет собственность сына Л. А. Плещеева — стольника Андрея, в 1658 году другого его сына — Михаила, боярина, который наконец-то отстраивает в селе деревянную церковь. Один из немногих близких царевне Софье людей, М. Л. Плещеев, сумел приобрести полное доверие у Петра I, который назначает его управлять приказом Большой казны. Из пяти сыновей Л. А. Плещеева единственный Федор имел сыновей, именно поэтому его дети наследуют вотчину. С. Ф. Плещеев был женат на родственнице Петра I по матери. После смерти его самого и его дочери — «девицы Марьи» — Свиблово переходит к дяде М. С. Плещеевой К. А. Нарышкину.
Среди многочисленных соратников Петра I Кирилла Алексеевича отличала совершенно исключительная энергия, о которой свидетельствовало, в частности, его хозяйствование в Братцеве. В Третьяковской галерее хранится любопытный памятник русского портретного искусства начала XVIII века — групповой портрет жены К. А. Нарышкина Анастасии Яковлевны с двумя маленькими дочерьми, одна из которых — Татьяна — стала в дальнейшем княгиней Голицыной. Урожденная княжна Мышецкая, Анастасия Яковлевна изображена в зелено-сером, затканном яркими цветами парчовом платье, с желтым кушаком с жемчужными кистями, одной из тех модниц, которые на петровских ассамблеях поражали воображение иностранцев роскошью своих туалетов. Фасон ее платья повторяется и в костюмах девочек, старшая из которых уже носит высокую прическу, а младшая украшена пышным убором из алых страусовых перьев.
К. А. Нарышкин умер в 1723 году. До этого времени он деятельно переустраивает Свиблово: переделывает сохранившиеся до наших дней старые плещеевские палаты (в XIX веке этот приобретший новый вид, теперь уже собственно нарышкинский, дом был надстроен вторым этажом), возвел церковь Троицы (1708), а годом позже соорудил около нее колокольню. Памятью о петровских годах оставался на ней шведский трофейный колокол. Ансамбль свибловской церкви представлял один из интереснейших памятников так называемого нарышкинского барокко.
Но со смертью К. А. Нарышкина Свиблово не было оставлено его семье, а возвращено в род Плещеевых — Ивану Дмитриевичу Плещееву, которому наследовал сначала сын Семен, затем внучка Марья Семеновна, вышедшая замуж за генерал-майора П. Я. Голицына. С 1745 года Свиблово входит во владения голицынской семьи, но сравнительно ненадолго. Супруги Голицыны сыновей не имели, ни одной из многочисленных дочерей село не досталось. На рубеже XIX века им владеет генерал-майор Высоцкий, жена которого обеспечивает обмундированием и амуницией трех ополченцев 1812 года из числа своих крестьян-свибловцев.
Продолжавшая сохранять связь со Свибловом все «голицынские годы» семья Плещеевых была близка к Н. М. Карамзину. Плещеевы — условные адресаты его «Писем русского путешественника». По возвращении из-за границы Карамзин поселяется в их доме на углу Тверской и Брюсовского переулка. Когда состояние Плещеевых приходит в упадок, писатель продает отцовское наследство, чтобы поддержать друзей. Жене Плещеева он посвящает свою «Аглаю», а в апреле 1801 года женится на ее сестре.
Летом того же года молодые супруги живут в Свиблове. Карамзин пишет оттуда брату: «Время хорошо, а место еще лучше, живем в тишине, иногда принимаем наших московских приятелей, читаем, а более всего прогуливаемся». Среди этих приятелей были И. И. Дмитриев и М. М. Херасков. Но свибловское лето оказалось единственным счастливым летом в супружеской жизни Карамзина: летом следующего года его жены не стало. Памятью о месяцах, проведенных на берегах Яузы, остается все усиливающееся увлечение историей, родившаяся здесь мысль о написании большого исторического труда, чему Карамзин и посвятил всю оставшуюся жизнь.
Кожевниковы приобретают Свиблово вместе с соседними селами Казеевом и Леоновом. О произошедшей с Кожевниковым-внуком метаморфозе много говорилось в Москве. Еще недавно робко сопровождавший отца в неизменном тулупчике с кушаком, на тележке, которая заменяла им все виды экипажей, появлявшийся только на Бирже и в Гостином дворе, И. П. Кожевников неожиданно превращается в крупнейшего промышленника и мецената. Получившее славу образцового кожевниковское производство привлекло к себе внимание Александра I, который специально приезжает его осмотреть. По этому поводу Кожевников обсаживает дорогу к Свиблову от Дмитровского большака свежевыкопанными березками, засыпает специально разысканным в окрестностях желтым песком и расставляет во всю ее длину своих фабричных рабочих, одетых в новые, на торжественный случай сшитые кумачовые рубахи.
