Зоя льстиво заглядывала Варе в глаза. Она всегда мечтала попасть в Левочкину компанию и не могла. Что значит быть красивой – все само получается, плывет в руки.
– Ах, – искренне вздохнула она, – повезло тебе.
Левочка не особенно нравился Варе – не мужественный. Но он прекрасно танцевал, а главное, он свой парень, вся их компания своя. Это не Вика с Виталиком, не девки с их иностранцами. Единственный, кто произвел на нее впечатление, – это Игорь Владимирович. Но ему тридцать пять лет, она стеснялась его. С ним должно быть серьезно, а она не могла полюбить такого старого и не хотела ему морочить голову. Он вызывал уважение, он благородный человек, и стыдно его огорчать. У Вари был свой кодекс порядочности, она знала, что можно и чего нельзя.
Она надеялась, что Левочка примет ее в свою компанию, и ждала приглашения. Приглашение поступило не так скоро, недели через две после знакомства в «Метрополе».
Прибежала возбужденная Зоя, торжествуя, объявила, что завтра вся компания будет в саду «Эрмитаж» и их тоже там ждут.
И тут же позвонила Вика, предложила завтра вечером пойти вместе с Игорем Владимировичем в ресторан «Канатик».
– Не могу, – ответила Варя, – я иду в «Эрмитаж».
– С кем, интересно, ты идешь?
– С Левочкиной компанией. Я поступаю к ним на работу.
– Это обязывает тебя идти с ними? Позвони и откажись. Ведь я тебе говорю: с нами будет Игорь Владимирович.
– Не могу. Я обещала и не могу их обмануть.
– Но я тоже обещала, – возмутилась Вика, – и не какому-то Левочке – говну, а Игорю Владимировичу. Я не о себе думала. Ты ему нравишься. Он не женат.
– Извини, – ответила Варя, – в другой раз, пожалуйста. Звони. Пока.
И положила трубку.
Как тогда в «Метрополе», так и сейчас в саду «Эрмитаж» Левочкина компания то увеличивалась, то уменьшалась, подходили разные люди, исчезали, возвращались опять. Это естественно – не обязательно гулять гурьбой. Они даже не гуляли, а стояли у главного входа, чтобы всех видеть и чтобы их все видели.
Мужская компания: Левочка, два мальчика из проектной мастерской – Воля-большой и Воля-маленький, красивый молодой человек со странным именем Ика, затем Вилли Лонг, сын ответственного работника Коминтерна, крепыш с хулиганским лицом, и, наконец, Мирон, ассистент знаменитого преподавателя танцев Вагана Христофоровича, добродушный кудрявый парень с душой бизнесмена. Единственной постоянной девочкой была пухленькая Рина, девушка-веснушка, веснушки покрывали ее кожу, как загар, и это выглядело очень симпатично. Воля-большой говорил, что это поцелуи солнца. Рина родилась на свет, чтобы веселиться. Она излучала веселье вместе с веснушками и полыхала рыжими волосами, как настурция.
Другие девочки прибивались к компании случайно. Случайно оказалась сегодня и Варя. Но никто с ней, как с новенькой, не обращался. Никто здесь ни за кем не ухаживал, все равны, мальчики и девочки, обыкновенные чертежники, как и Зоя. Эти ребята помогут ей устроиться в архитектурную мастерскую Щусева, проектирующую гостиницу «Москва». Ставки там не меньше, чем в организациях, которые проектируют объекты тяжелой промышленности.
Левочка мило улыбался, обнажая косой зуб, мальчик с лицом херувима, улыбалась, как солнышко, Рина, шел какой-то треп, они разглядывали и обсуждали проходивших мимо девушек, делали это весело и без пошлости, девушки не сердились. Именно они хозяева сада, они, ребята без денег, даже в сад прошли без входного билета и поедут сегодня в какой-нибудь ресторан танцевать. Кудрявый Мирон, добродушный бизнесмен, куда-то ходил, чего-то темнил, упоминал какого-то Костю, но беспокойства никто не выказывал, знали, что все равно поедут.
Варя чувствовала себя легко и свободно в этой компании, видела, что нравится мальчикам, молчаливому Ике, Левочке, но не была убеждена, что ее возьмут с собой в ресторан, тем более с Зоей. Зоя им навязалась, держалась шумно, возбужденно, и, как всегда в таких случаях, от нее желали отвязаться.
Недалеко от входа стоял небольшой столик, за ним сидел человек с бородкой. На столике лежала стопка конвертов и карандаши, стояла табличка: «Графолог Д.М. Зуев-Инсаров. Исследование характера по почерку. Стоимость – пятьдесят копеек».
– Мне давно хотелось узнать свой характер, – объявила вдруг Зоя, – есть еще желающие?
Рина с недоумением подняла брови.
Вилли Лонг сокрушенно вздохнул, развел руками.
– Жалко, карусели нет, а то бы на карусели повертелись.
Варя поняла, какой промах совершила ее подруга: в глазах компании это всего лишь аттракцион.
Зоя подошла к столику, окликнула Варю:
– Варя, иди сюда!
Если она не подойдет к Зое, у нее появится шанс поехать в ресторан, если подойдет, будет отвергнута вместе с ней.
И все же она подошла к столику графолога. Перелистала книгу отзывов… Максим Горький, Луначарский, известные актеры… «Зуеву-Инсарову от разоблаченного Ярона…»
Зоя надписала конверт, протянула его графологу, кивнула Варе:
– Пиши!
– Нет, не хочу, – отказалась Варя. У нее было всего восемь копеек на трамвай. Да и кто может определить характер, тем более по надписи на конверте, ерунда все это!
Но Зоя уже вручила графологу рубль.
– За нее и за меня.
Варя надписала конверт. Они вернулись к компании, никто не обратил внимания на то, что они снова рядом, это в порядке вещей, любой может отойти и вернуться.
Появился Мирон, произнес что-то невнятное и опять исчез.
Когда Зоя отвлеклась разговором с одним из Волей, Рина тихо сказала Варе:
– Поедем в «Савой», но без Зои.
– Куда я ее дену?
Рина пожала плечами: мол, твое дело, тебя берем, а ее нет, отделывайся как знаешь. Солнечно улыбаясь, Рина отвернулась, будто ничего и не говорила.
И они стали уходить, не все вместе, а по одному, как-то очень ловко и незаметно, как фокусники… А теперь откройте глаза, никого нет.
Зоя и Варя остались одни.
– Смылись, – прошептала Зоя и заплакала.
– Ты надеялась, что тебя проводят в автомобиле? – насмешливо спросила Варя. – Или на извозчике, на резиновых шинах?
– Свиньи они, – мрачно проговорила Зоя, – а главная свинья – Рина, воображала конопатая. Рыжая.
Они пошли по аллее, смешавшись с эрмитажной толпой, толпа была густая – и в театре, и на эстраде, где выступал джаз Цфасмана, объявили антракт. Они совершили два скучных круга и увидели Ику на том самом месте, где весь вечер топтались.
– Девочки, – закричал Ика, – а я вас ищу. Пошли, быстро!
– Куда? – спросила Варя.
– В «Савой». Ждали на остановке, вас нет, все уехали, а меня послали за вами.
– Нам никто ничего не сказал, – возразила Зоя.
– Не знаю, – Ика не хотел объясняться, – вы чего-то не поняли. Поехали, быстро!
Компания уже сидела за большим овальным столом. Появление Вари и Зои не вызвало никаких эмоций, пришли – садитесь. Так Варя и не поняла, вернулся Ика за ними по своей воле или по поручению.
За столом шел разговор о какой-то Алевтине, убитой из ревности мужем-бухарцем. Рина была на суде.
– Его выручил защитник Брауде, – рассказывала Рина, – разливался, судьи уши развесили… «Турникет у входа в „Националь“ вовлекает наших девушек в порочный круг ресторанной жизни». – Она покрутила рукой, показывая, как вертящаяся дверь вовлекает девушек в порочный круг ресторанной жизни.
– Убил женщину – и за это всего два года! – возмутилась Зоя.
– И то, наверное, условно по причине культурной отсталости.
Левочка улыбался, как херувим, мило обнажая косой зуб.
– А если ходить не через главный вход, не через турникет, тогда не вовлечемся?
– Во всем мире люди проводят время в ресторанах и кафе, – сказал Вилли Лонг.
Воля-маленький закрыл лицо руками и, раскачиваясь, как мусульманин на молитве, забормотал:
– Бедная Алевтина, несчастная Алевтина, за что ее зарезал дикий бухарец, зарезал, как курочку, зарезал, как цыпленочка.
– «Цыпленок жареный, цыпленок пареный, – запел Воля-большой, – цыпленок тоже хочет жить…»
– А если убрать турникет, сделать просто двери, тогда порочного круга не будет? – опять спросил Левочка.
Появился Мирон, усаживаясь за стол, сообщил:
– Кончает партию, сейчас придет.
– Идет! – объявил сидевший лицом к двери Вилли.
К их столу приближался человек лет двадцати восьми, коренастый, широкоплечий, с маленькими усиками, в блестящих черных лакированных ботинках, в великолепном костюме, сидевшем на нем несколько небрежно, а потому и лучше, чем на безукоризненном Левочке. Он пересекал зал легкой, уверенной, но настороженной походкой, кивая знакомым и улыбкой отвечая на приветствия. Это был Костя, знаменитый бильярдист, о котором вскользь упоминал Мирон в «Эрмитаже».
Компания его приветствовала. Он обвел стол медленным взглядом, взгляд был странный, шальной и в то же время недоверчивый, что, мол, здесь за люди, которых он, между прочим, знает как облупленных. Взгляд задержался только на незнакомых Варе и Зое.
