Канцлер Горчаков, листая по утрам газеты, брюзжал:
— Пашквилянты, умней бы чего напридумали.
А накануне говорил Жомини:
— Любезный Александр Генрихович, видимо, у османов короткая память, так намекните им, генерал Гурко, ключи от ворот Стамбула держит в своих руках, а российский солдат готов распахнуть их. Стоит лишь дать команду. Отправить депешу о том в Константинополь послу Игнатьеву, дабы тот в Сан-Стефано не поступился ни одним пунктом договора.
Но граф Игнатьев и без указаний давил на Саффет-пашу, диктуя нелегкие для Порты условия мира.
Убедившись, что Англия дальше угроз не пойдет, Турция согласилась на Сан-Стефанский мирный договор, отвечающий интересам России, Болгарии, Сербии и Черногории.
Подписав его условия, Саффет-паша горько изрек:
— Европа покинула нас, после того как побудила к войне с Россией…
А покидая Сан-Стефано, заметил Игнатьеву:
— Я всегда знал, инглизы коварны, но к чему было бряцать оружием и мутить воду Золотого Рога и Эгейского моря своими военными кораблями?
Игнатьев усмехнулся:
— Сиятельный Саффет-паша, история учит.
Тот поклонился.
— Прошу вас, граф, передайте вашему императору, а паче канцлеру, чтобы генерал Гурко увел гвардию от Стамбула. Дым солдатских костров тянет во дворцы светлейшего султана…
Европа не ожидала подобного мирного договора. Оттоманская Порта, гроза Востока, унижена и раздавлена, а Россия, два десятка лет как отлученная от Черного моря, вдруг становится морской державой и от нее будет зависеть, войдут ли корабли в проливы.
Бисмарк сказал:
— Я думал, России нужно несколько бунчуков[37] пашей да победная пальба в Москве, но Александр и Горчаков заставляют нас проглотить горькую пилюлю. Они перекроили карту Европы так, как они это задумали.
Сан-Стефано прозвучал как взрыв бомбы, вызвавший короткий шок в правительственных кругах европейских государств, после чего разразилась дипломатическая буря, заставившая российское правительство согласиться на созыв Берлинского конгресса. Но прежде Горчаков побывал в Вене.
Австро-Венгрия усмотрела в Сан-Стефанском договоре нарушение Рейштадской и Будапештской конвенций, заявив, что границы Болгарии по перемирию значительно шире предусмотренных по этим соглашениям.
Кабинет Биконсфилда лихорадило. Лорды гневно обрушились на Россию, обвиняя в посягательстве на Парижский договор: она-де посягает на целостность Турции. И тут же раздавались голоса, призывающие взять у Порты Кипр и Египет, якобы для того, чтобы предупредить расширение российской экспансии на район Суэцкого канала.
От приезда Горчакова в Вену Андраши многого не ожидал. Россия не откажется от создания на Балканах славянского государства, а он, Дьюла Андраши, если встала так остро речь о Болгарии, согласен видеть ее разделенной на две автономные области: одна под протекторатом Оттоманской Порты, другая под протекторатом австро-венгерской монархии.
Однако российский канцлер и слышать о том не хотел, заявив в Шенбрунне:
— Наша внешняя политика зиждется на постоянстве и, как было обусловлено прежде, Вена получит протекторат над Боснией и Герцеговиной, и не более.
От такой категоричности Андраши даже растерялся. Мягкий тон он сменил на скрытые угрозы:
— Ваша внешняя политика, князь, вызывает неудовольствие не только нашего кабинета.
Губы Горчакова тронула легкая усмешка.
— Что вы имеете в виду?
— Я имею в виду английский кабинет.
— Разве лорд Биконсфилд уполномочил вас говорить от имени его кабинета?
Андраши смутился:
— Вы неправильно меня истолковали.
— Весьма возможно. Но вы упомянули Британию.
— На сегодня, князь, во внешней политике у Австро-Венгрии с Англией больше точек соприкосновения, чем с Россией, к сожалению. Лично я бы этого не желал.
— Мы тем более. Наш император питает к вашему глубокую симпатию, а история взаимоотношений России и Австро-Венгрии изобилует добрыми отношениями более, нежели отрицательными.
— Создание независимой Болгарии, которая в своей политике ориентируется на Россию, нас беспокоит.
— Отчего же? Если Болгария будет создана на правах независимой, то и ее внешняя политика должна ориентироваться только на интересы своего государства и своего народа. И потом, к чему столь могучему государству, как Австро-Венгрия, опасаться Болгарии? Думаю, Стамбул для Вены грознее. Тем более, когда во дворце султана англичане чувствуют себя хозяевами. Считаю, это опасно и для нас, и для вас.
— Австро-Венгрия не относится к черноморским державам.
— Это еще не означает, что ей безразлично, чьи корабли бороздят Черное море и поднимают дунайскую волну…
Венские встречи между Андраши и Горчаковым не привели к установлению единства взглядов России и Австро-Венгрии. Российский канцлер покинул Вену с твердым убеждением — на предстоящем конгрессе столкновения неизбежны…
А в штабе Дунайской армии главнокомандующий великий князь Николай Николаевич на совещании, задержав генералов Гурко и Радецкого, говорил возмущенно:
— Неблагодарные австрияки, давно ли они дрожали при появлении башибузуков? А теперь готовы в вступать в обнимку с британцами против России, грозят нам войной. Им мало Боснии и Герцеговины.
— Австрия и Британия рядятся в тогу защитников Оттоманской Порты, но молчали, когда турки резали славян и разрушали православные храмы, — сказал Радецкий. — Может, они повели бы себя менее задиристо, вступи генерал Гурко в Стамбул.
— Пожалуй, нет, Федор Федорович, это бы еще больше взбудоражило европейскую дипломатию. — Великий князь посмотрел на карту. — А не перебросить ли нам Балканский отряд к границам Австро-Венгрии?
— Впервой ли австрийцам предавать российского солдата? — заметил Гурко. — Мы готовы напомнить им, что у России не все резервы исчерпаны…
— Пожалуй, вам, Иосиф Владимирович и Федор Федорович, надо быть готовыми встать со своими отрядами к границам с Австрией. Дабы австрияки знали: испугать Россию нельзя…
— Когда сражаются армии, проверяется всесторонняя подготовка к войне, — заметил Гурко. — В том числе штабная, военно-стратегическая и тактическая. Но не хотел бы я оказаться в роли нашего канцлера, который выдерживает ныне на конгрессе дипломатический натиск европейских стран, чьи интересы сошлись на границах Оттоманской Порты и в водах черноморских.
— Вы правы, Иосиф Владимирович, — согласился великий князь. — От этих коварных хитрословов, их наглости государства-победители подчас остаются обделенными… Пожалуй, нашей делегации доведется выдержать серьезный натиск…
— С той поры, когда нашу внешнюю политику принял князь Горчаков, мы свои интересы блюдем, — заметил Радецкий.
— Канцлер, достойный России, — кивнул главнокомандующий.
В кабинет внесли кофе. Великий князь пригубил чашечку и тут же отставил. Посмотрел на Гурко:
— Что вы думаете, Иосиф Владимирович, устоит ли князь Горчаков, удержится ли против нападок на самостоятельность Болгарии?
— Ваше высочество, со времен Византийской империи Болгария не имела государственного образования и то, что она его ныне получит его, дело рук России, дай Бог болгарам помнить об этом. Но ведь говорят же, благодеяние наказуемо. И кто знает, может, пройдут десятилетия, сменятся поколения и забудут болгары, как гибли за ее свободу российские солдаты, как создавали ей армию, в своих военных училищах готовили ей офицерский корпус. Весьма возможно, еще и попрекать в чем-либо Россию-матушку станут.
— Ну, генерал Гурко, слишком мрачную картину вы рисуете, — поднял брови великий князь. — И какой совет дадите?
— Мой совет таков, ваше высочество, уж коли мы солдатские жизни не жалели и народ болгарский от неволи освободили, так давайте же заставим всех, за кого Россия кровь проливала, уважать народ русский, дань ему отдавать…
— А ведь Иосиф Владимирович, поди, прав, — поддержал Гурко генерал Радецкий.
— Весьма возможно, — кивнул главнокомандующий, — стоит нам вспомнить уроки польских мятежей. — Великий князь поднялся. — Благодарю вас, господа. Прошу вас продумать возможность переброски ваших отрядов к границам Австро-Венгрии.
Атмосфера была как бы насыщена порохом. Одно неосторожное обращение с огнем — и Европа взорвется. Лорд Биконсфилд продолжал угрожающе размахивать пылающим факелом. Петра Шувалова затаскали в британское министерство иностранных дел, пока наконец российский посол не ответил раздраженно:
— Ко всем вашим канавам мы касательства не имеем, но и вы не лезьте в нашу черноморскую лужу.
Своим же сотрудникам на последующие звонки велел отвечать: «Господин посол болен».
