Квинт покачал головой:
– Ты избрал опасный путь, Кезон. Строительное дело и механика – умения полезные, тут спорить не о чем. Но Клавдий – человек хитрый, коварный, умеющий привлекать сторонников. Он может внушить тебе свой образ мыслей.
– Уверяю тебя, родич, ничего такого не произойдет. Тебя успокоит, если я пообещаю тебе, что не выучу ни одного греческого слова? Это будет легкое обещание, поскольку я все равно, похоже, неспособен их запомнить.
Квинт выдавил слабую улыбку.
– Кезон, Кезон! Ладно. Раз уж ты добился согласия своего отца, я возражать не стану, по крайней мере публично. Буду держать рот на замке и надеяться на твой трезвый ум.
Он бросил взгляд на восковые персоны в нишах.
– Всегда помни своих предков, Кезон, и сохраняй достоинство твоего имени!
Не помедлил ли он снова, когда перевел взгляд с лиц покойных Фабиев на лицо Кезона, явно не отмеченное чертами фамильного сходства?
– Но я попросил тебя прийти по другой причине, – сказал Квинт. – У меня есть кое-что для тебя, если, конечно, ты еще заинтересован. Пойдем со мной.
Кезон последовал за ним в комнату, где стены были уставлены книжными шкафами, набитыми свитками. На столах лежали развернутые для прочтения документы, уголки которых придавливали специальные грузы. Библиотека Квинта Фабия была меньше, чем библиотека Аппия Клавдия, и, главное, совершенно иной по содержанию. Здесь невозможно было найти греческого текста или тома, относящегося к истории иноземных народов. Все документы в библиотеке Квинта Фабия касались юридических вопросов, прав собственности, денежных сделок, семейной истории или генеалогии.
– Ты, помнится, высказал интерес к материалам того давнего расследования, которое я проводил в качестве куриального эдила в связи с массовыми отравлениями. Оказалось, они несколько разобщены, но мне удалось собрать их в одном месте.
Квинт указал на кожаный тубус, куда было вставлено множество свитков, свернутых вместе.
– Вот все, относящееся к этому делу. Конечно, я понимаю, что твоя учеба у Аппия Клавдия занимает все твое время и внимание…
– Отнюдь, достойный Квинт! Я весьма благодарен за то, что ты не забыл о моем интересе к этому делу и взял на себя труд подготовить для меня документы.
На самом деле увлекшийся работой у Клавдия Кезон совершенно позабыл разговор об отравлениях, но вряд ли ему стоило говорить об этом. Другое дело, что желания корпеть над документами здесь, в библиотеке Квинта, у Кезона не было. Ему не терпелось попасть домой и взяться за полученное от Клавдия задание: расчет секции акведука.
– А можно я возьму это с собой, чтобы изучить не спеша?
Квинт нахмурился:
– Обычно я не разрешаю выносить документы. Некоторые из них содержат щепетильную информацию, многие просто незаменимы. Но… почему бы и нет? Я прошу только, чтобы ты был очень осторожен с ними и вернул в положенный срок. Надеюсь, они дадут тебе представление о задачах и обязанностях, которые неразрывно связаны с любой магистратской должностью. Служение обществу требует от человека многого, но приносит удовлетворение и вознаграждается почетом. Ты должен подумать о своем будущем, Кезон: не стоит ограничивать свои амбиции той работой, которую ты делаешь для цензора.
– Это очень любезно с твоей стороны, достойный Квинт. Я почитаю их сегодня же вечером.
* * *
В ту ночь Кезон так и не добрался до документов Квинта: допоздна, в мерцающем свете свисавшей с потолка лампы в виде головы гидры, он засиделся за работой и, лишь вконец вымотавшись, рухнул в постель.
Однако то ли потому, что перетрудился и забил голову цифирью, то ли потому, что неодобрение старшего родича подействовало на него сильнее, чем он думал, сон его оказался беспокойным.
Во сне Кезон снова очутился в передней дома Квинта, один, если не считать бюстов предков в нишах. Но на сей раз эти бюсты вытаращились на него, моргая, насупили брови, а потом заговорили едкими, злобными голосами:
– Он не из наших.
– Кто он?
– Откуда он взялся?
– Кто знает, что за кровь течет в его жилах?
– Может быть, он отпрыск галла?
– Гнусный мерзавец, плод изнасилования!
– Осквернение!
– Грязь!
– Мерзость!
– Кровь благородных Фабиев можно проследить назад на столетия, но это существо взялось ниоткуда.
– Он как муха, что взлетает с навозной кучи!
Кезон выбежал из комнаты и вдруг оказался на Форуме: отец вел его на Ростру. Огромная толпа собралась перед помостом, чтобы послушать, что он будет говорить, но, открыв рот, юноша понес такую невнятицу, что его подняли на смех. Причем головы смеющихся были из воска, как бюсты Фабиев.
Он сбежал с Ростры, побежал к дому Аппия Клавдия. Цензор тепло приветствовал его, не заметив, что юноша расстроен. Развернул карту, на которой был обозначен курс акведука. Линия, направленная к Габии, сбегала с карты в серое ничто.
– Но где же источники? – спросил Кезон.
– Ну, об этом не беспокойся, – сказал Клавдий. – Я знаю, откуда поступит вода. Чего я не знаю, молодой человек, так это откуда взялся ты!
Неожиданно цензор воззрился на Кезона столь же хмуро и сурово, как бюсты в передней у Квинта.
Проснулся Кезон в холодном поту.
Лампа все еще горела. От усталости он забыл погасить крохотные стебельки пламени, которые танцевали на выступающих язычках каждой из голов гидры. Отчаянно желая хоть как-то отвлечься, он потянулся к тубусу, полученному от Квинта, извлек первый пергамент, развернул и погрузился в чтение. Поскольку то был не полный отчет о расследовании, а просто подборка материалов, разрозненных, как элементы головоломки, содержимое тубуса давало пищу для ума. Радуясь, что это помогает ему забыть кошмар, Кезон засиделся за пергаментами чуть ли не до рассвета.
* * *
В последующие месяцы жизнь Кезона приобрела вполне устраивавший его упорядоченный характер. Он усердно трудился под началом Аппия Клавдия, осваивая основы строительной науки и узнавая все больше о великой дороге, которой предстояло войти в историю под названием Аппиева дорога, и об удивительном водопроводе – Аппиевом акведуке. Он вникал во все подробности и сам участвовал во всех работах – и простейших, и сложнейших: от рытья канав до расчета объема воды, протекающей по данному участку акведука в единицу времени.
Ему даже удалось выучить греческий алфавит и запомнить некоторые греческие слова, но всякий раз, когда Клавдий давал ему задание перевести с греческого отрывок о гидравлике или механике, он заходил в тупик.
– Одно ясно, – с досадой бросил однажды Клавдий, – в тебе нет ни капли греческой крови!
Это замечание, хотя совершенно невинное, изрядно подпортило Кезону сон новой серией ночных кошмаров.
К вечеру, после долгого дня, наполненного усердным трудом, как физическим, так и умственным, Кезон с нетерпением ожидал семейного обеда и возможности расслабиться в саду, а потом провести часок за чтением документов, которые дал ему Квинт. Он находил немалое удовольствие в том, что просеивал, как сквозь сито, признания отравительниц, списки и памятные заметки, написанные рукой Квинта, официальные указы сената и консулов и прочие документы. Туманная ссылка в одном документе подталкивала его к поиску другого, а потом возвращала к одному из уже прочитанных ранее, который в свете новой информации воспринимался уже иначе. Оказалось, что расследование – сродни головоломке и, может быть, даже строительству: из разрозненных камушков и кирпичиков, путем подгонки одного к другому, подобно мозаике, складывалась все более связная картина событий.
Снова и снова он завороженно перечитывал показания женщин.
– Я сделала это потому, что мой муж спал с другой женщиной, – сказала одна.
– Я сделала это потому, что владелец лавки не так на меня посмотрел, – говорила другая.
– Мы с братом все время ссорились, – сказала третья. – Я устала от перебранок.
И еще одна:
– Я сделала это потому, что две мои сестры поступили так со своими мужьями, и я решила не отставать.
Пресловутая Сергия провела огромное количество опытов с различными растениями и другими веществами, делая заметки о возможности выделения из них ядов, об их сравнительной надежности, о времени действия и о том, как различные отравляющие вещества работают в различных сочетаниях. Кроме того, Сергия собственноручно зарисовывала ядовитые растения и с этими рисунками посылала своих служанок их собирать.
Типичной для заметок Сергии была ее запись об аконите, проиллюстрированная изображением цветущего растения.
«Аконит. Белый порошок, получают из растения, именуемого „шлем Плутона“, потому что растущие гроздьями пурпурные цветки имеют форму воинского шлема с гребнем и пластинами, защищающими щеки. Растение имеет высоту до колена или до середины бедра и растет в тени деревьев, на влажной почве. Греческий купец рассказал, что его народ называет это растение царицей ядов. Согласно преданию, оно впервые возникло из слюны трехголового пса Цербера, охраняющего подземное царство. По-видимому, отраву содержат все части растения, однако наиболее ядовиты корни, из которых и получают белый порошок. Попадание в кровь смертельно, для женщины может оказаться смертельным и контакт порошка с гениталиями. Действует очень быстро – смерть может наступить в пределах десяти минут и почти наверняка в течение четырех часов. Сначала рот и горло жертвы немеют, потом в них ощущается покалывание, сухость, сильное жжение, которое распространяется до брюшной полости. Онемение и покалывание распространяются на руки и ноги, а потом на все тело. Кожа и конечности становятся холодными и липкими на ощупь, жертва может чувствовать себя так, будто с ее конечностей сдирают кожу. Ноги отказывают. Зрение и слух слабеют, но жертва остается в полном сознании до самого конца. Начинаются мышечные судороги, пульс угасает, зрачки расширяются. И наконец наступает такая слабость, что малейшее усилие влечет за собой фатальный конец».
