У смоленского посла Жидислава Нежировича был в Киеве свой дом. Там он остановился, туда и пригласил посланца с Волыни Жирослава Васильевича и луцкого боярина Онофрия. И уже оттуда отправился к Изяславу Давидичу.
Уже в пути их нагнал Избигнев Ивачевич. Долго наставлял его Ярослав Галицкий, десять раз кряду повторяя, как и что должен говорить боярин, уговаривая отдать Берладника.
Избигнев приехал не один. По пути он завернул в Дорогобуж, где сидел без стола, одинокий и всеми забытый Владимир Андреевич. Ему пытались добыть и Волынь, и Туров, но все эти попытки оканчивались неудачами. Занятый только собой и своими бедами, он не отозвался на грамоту Ярослава Галицкого. Неизвестно, что ему наплёл Избигнев, но Владимир Андреевич отпустил с ним своего боярина Гаврилу Васильевича.
Вступая в Киев, каждый посол спешил уведомить Изяслава Давидича, с чем приехал, по какому делу. Великий князь с удивлением и некоторым страхом выслушивал очередной доклад. Мало не вся Русь поднялась против Ивана Берладника! А от дальних границ уже скакали гонцы с вестями, что король Владислав Ляшский и Гейза Венгерский тоже отправили в Киев своих нарочитых мужей…
Прежде, чем принять послов, Изяслав Давидич кликнул своих бояр. Многих из них он знал и прежде, чем стал великим князем. Так, давним его соратником был воевода Шварн, уже стареющий, с пегой бородой, но важный и гордый, бывший воеводой ещё при Юрии Долгоруком и немало сделавший для вокняжения Изяслава. Также киянином был Глеб Ракошич, а братья Милятичи, Спепан и Якун, пришли с Изяславом из Чернигова. Уже став великим князем, Изяслав призвал в думу ещё одного нарочитого мужа - Нажира Переславича, который при Долгоруком жил в уединении и забросе, не признав власти суздальского Мономашича.
- Ну, мужи мои, - обратился к ним Изяслав, - задали мне князья русские задачу. Чуть не вся Русь отправила ко мне своих послов, дабы выдал я Ивана Ростиславича, прозванного Берладником. В грамотах, что послы передали, сказано, что он и роты нарушал, и с поля бегал, и грабил без меры, и смуту сеял. Мне же сей Иван был верным слугой, я про него слова худого сказать не могу. Так как же поступить? Отдать ли слугу своего на суд или нет?
- Да верно ли сие, что про него сказано? - осторожно спросил Нажир Переславич. При Долгоруком он носа из своего поместья не казал и про то, что случилось с Берладником в Киеве, слыхал лишь краем уха.
- Что верно, не ведаю, ручаться не могу, - развёл руками Изяслав. - Кабы был тут Иван, у него бы самого спросили. А раз его нет…
- То и суда нету, княже! - воскликнул Шварн. - Как же ты судить будешь человека, когда он на суд не явился?
- Так ведь и огульно осудить можно. Вспомни Правду, боярин, коль вина доказана, то всех делов-то - виновника изловить да наказать.
- Так пока его отыщешь… Берладник-то уже небось на Дунае, а там ищи ветра в поле! - возразил боярин.
- Не на Дунае он, - покачал головой Изяслав Давидич. - В Галиции он, тамошние города воюет. В грамоте Ярослава Владимирковича всё о том прописано.
- Так пущай Ярослав Галицкий сам с ним и разбирается, - загомонили бояре. - Иль он так слаб, что сам за себя заступиться не может, что прочих князей поднял? Да и кому он вздумал указывать? Кто он и кто ты? Ты - великий князь Киевский, всем прочим князьям заместо отца. Так нешто не уважают твои братья и дети твоей власти?
Изяслав задумался. Думцы были правы - Ярослав в родстве с Юрьевичами, но от Юрьевичей ни одного посла не прибыло. Откликнулись только те, кто поближе. Кто прежде Долгорукого встречался с Берладником или те, кого сумел обольстить Ярослав Галицкий. М-да, каков! Каждому нашёл, что сказать, что посулить… Вот ведь интересно - чего он Мстиславу Изяславичу-то наплёл? Ведь тот рядом с Берладником даже не стоял! А поди ж ты - послал двух бояр, одного от себя, а другого от младшего брата Ярослава Луцкого! Тем более угры - Владимирко Володаревич с ними всю жизнь враждовал, а сын его сумел добиться их помощи. Золото посулил или знает что-то такое, о чём он, великий князь, не догадывается?
- Стало быть, слово моё таково, - раздельно выговорил он, по очереди озирая своих бояр, - послам отказать, ибо я покамест великий князь и над ними поставлен, моё слово закон. И коли решил я кого защитить, так тому и быть.
- Истинно так, княже, истинно, - закивали бояре головами. - Призови послов, скажи им своё золотое слово!
- Так тому и быть! - хлопнул по подлокотнику Изяслав.
Он чувствовал в себе прилив сил и бодрости и, когда на другой день пришли к нему в палаты послы, взирал на них чуть ли не весело, что заставляло некоторых бояр удивляться и заранее радоваться - коли князь так улыбчив, значит, уже всё продумал.
- Призвал я вас к себе, бояре, дабы решить дело, с которым вы все прибыли в Киев от своих князей, братьев моих, - начал речь Изяслав. - В грамотах, что мне были переданы, сказано, что просят братья мои отдать князя Ивана Ростиславича, прозвищем Берладника. Вины его называют - дескать, серебро и золото он брал за службу, а самой службы не правил, с поля бегал и господина своего предавал, грабежом и насилием занимался сверх меры и смуту сеял. И так ли я понял, что, дабы мир на Руси сохранить, надо сего смутьяна судить и примерно наказать?
- Так, - кивнул боярин Избигнев. - Ибо сей Иванка Берладник пределы галицкие повоевал, не гнушаясь и поганых половцев привести на Русскую землю…
- Ив том его вина перед князем Ярославом? Многие среди нас половцев на Русь приводили. Святослав Ольжич, брат мой, воюя с Изяславом Мстиславичем, водил половцев, которые ему родня по матери. Юрий Долгорукий тоже половцев водил, да и не раз. Мне самому приходилось стоять в одном строю с погаными…
С ними Русь накрепко повязана и ежели за такую малую вину судить, то всех нас казнить надобно!
- Сей Иванка смуту чинит! Волости князя мово воюет! - не сдавался Избигнев, в то время как Жиро-слав Иванкович присмирел, поняв, что не может дальше возражать.
- Так ведь князь твой ему брат двухродный, - тут же подхватил Изяслав. - По роду-племени часть Червонной Руси - его отчина, а он доли своей там не имеет. Отец его в Перемышле княжил, сам он в Звенигороде сидел. А после изгнал его Владимирко Галицкий, лишил стола…
Теперь заволновались сразу двое послов - от Владимира Андреевича и Юрия Ярославича Туровского. У них тоже то отбирали, то вновь ворочали столы, а Владимир до сей поры своего удела не имел и сидел в Дорогобуже милостью и попущением остальных сородичей.
- Лишил стола не просто так, а потому, что изменники его обманом хотели в Галич посадить! - не сдавался Избигнев. - Он смуту в Галиче посеял, против князя народ поднялся…
- Как и всюду на Руси, - подхватил Изяслав Давидич. - И меня кияне призывали - в первый раз после смерти Изяслава Мстиславича, а Юрий Долгорукий меня согнал. Мы, князья, все тако живём - пока нас народ терпит. Одно дело, когда вотчина наследственная, как Смоленск. А совсем другое - когда народ сам волен решать, кто ими будет править. Князь Иван по воле народной пошёл, а Владимирко Галицкий с тем спорил. Вона, Великий Новгород князей меняет - так что ж, того князя, что на новгородском столе прежнего сменил, всякий раз судить? Так давайте призовём на суд и Мстислава Юрьевича! И меня заодно, и Ростислава Смоленского - за то, что на Киев ходили и в нём сидеть желали…
- Так то Киев, - попробовал вступиться за своего князя Жидислав Васильевич Смоленский. - Мать городов русских…
- А там Галич, - отмахнулся Изяслав. - Вот коли ударит народ в вечевое било, изгонит меня, како уже бывало с потомством Изяслава Мстиславича, так и я не усижу, ежели супротив люд пойду.
Это был удар, и Жирослав Васильевич Волынский да Онофрий Луцкий насупились. Ну что поделаешь - ведь всё так и было. И во Владимире-Волынском не просто так удержался Мстислав Изяславич - сам народ решил, что именно он, а не Владимир Мачешич или тем более Владимир Андреевич будет их князем. А тут, выходит, такое же дело.
…Нет нужды думать, что все князья заботились только о своей выгоде. Владимир Мономах был не один такой, что болел душой за смердов. Многие его потомки понимали, что без мужиков они не устоят. Ибо кто рубит города, кто сеет хлеб, кто составляет ополчение, наконец? Смерды! Простые горожане! Не удерживались на столах те князья, до кого не долетал крик людских толп. Потому и затихали один за другим послы.
Не сдавались двое - сам Избигнев Ивачевич и посол смоленский Жидислав Васильевич.
- Верно ты, княже, глаголешь, - заговорил боярин Жидислав. - Князей народ призывает. Ныне призвали тебя. А подумал ли ты, что также тебя и согнать со стола могут?
Остальные бояре оборотились на смоленского посла. Изяслав нахмурился:
