Во время одного бурного разговора с Альбертом он обвинил меня в желании избавиться от Викки. Я была в ужасе, но, страшно признаваться в этом, в его словах была доля истины.
Время шло, и наступил момент, когда мы ни о чем думать не могли, кроме предстоящей свадьбы. Возникла унизительная необходимость получить согласие парламента на содержание Викки. Я всегда терпеть не могла торговаться из-за денег и опасалась этого, но я должна сказать, что Пальмерстон был великолепен. Он знал, как решать подобные вопросы, и, несмотря на мои чувства к нему в прошлом, трудно было вообразить себе лучшего главу правительства в это время.
— Лучше всего, мэм, — сказал он с усмешкой, — прежде чем обсуждать этот вопрос в палате, узнать, каково мнение оппозиции. Мы придем к соглашению еще до голосования.
Как он оказался прав! Большинство было за, против были только какие-то восемнадцать голосов. Викки выделили приданое в 80 000 фунтов и 8000 ежегодно, что было совсем не плохо.
Из-за сопротивления моих дядей Альберт так и не получил полагающегося ему титула. Каждый раз, когда об этом вставал вопрос, поднимался крик. Дяди боялись, что Альберт будет идти впереди них при каждом торжественном случае. Но теперь все они умерли.
Теперь этого стал бояться Альберт. Он очень беспокоился, что наступит день, когда Берти займет положение, позволяющее ему быть впереди отца. Конечно, для отца было неловко занимать второе место, хотя Берти был принц Уэльский и, если бы я умерла, он стал бы королем и был бы выше всех. Но без всякого титула положение Альберта было действительно очень невысоким.
Я обсудила этот вопрос с лордом Пальмерстоном, и он предложил убедить парламент дать согласие на провозглашение Альберта принцем-консортом, то есть супругом царствующей королевы. Поскольку он не мог стать королем, я это понимала, мне оставалось довольствоваться для Альберта этим титулом. И я оставила решение этого вопроса в умелых руках лорда Пальмерстона.
Когда я уже считала дело улаженным, то с ужасом услышала от лорда Пальмерстона, что лорд-канцлер обнаружил препятствия в законе и что для получения Альбертом титула принца-консорта был необходим особый закон.
Я была в ярости. Им доставляло особое удовольствие унижать Альберта. Все сделанное им для их же блага было забыто; они помнили только одно: Альберт — бедный немец, разбогатевший за счет брака с королевой. Но я была твердо намерена, чтобы он получил титул. Он не мог и не должен был далее оставаться непризнанным. Я заявила, что сделаю его принцем — по исключительному праву монарха. Пальмерстон одобрительно улыбнулся:
— А почему бы и нет, мэм? Так что наконец после всех долгих лет это совершилось.
Нас поразила ужасная катастрофа. В Индии разразился мятеж. Я не могла поверить ужасным сведениям, поступавшим ко мне, — индийцы убивали англичан. Ко мне явился лорд Пальмерстон.
— Но почему? Почему? — спрашивала я его.
— Трудно сказать почему, мэм, — с раздражающим спокойствием ответил он. — Я полагаю, это произошло из-за быстрого распространения европейской цивилизации, поглощающей национальные установления страны. Вспомните, ведь мы только недавно присоединили Пенджаб и Ауд, и индийцы наверняка думают, что мы намерены аннексировать всю страну, пренебрегая их обычаями и верой. Сипаи одерживали победы под командой англичан, и, несомненно, они полагают, что могут побеждать и сами.
— Их следует подавить… немедленно.
— Так скоро, как только будет возможно, ваше величество.
Меня преследовали ужасные картины происходящего там. Наших людей пытали и убивали!
— Это недопустимо, — сказала я Пальмерстону. — Какие принимаются меры?
— Делается все возможное, — отвечал он.
— Этого недостаточно, — возразила я. — Необходимы решительные действия.
— К счастью для меня, ваше величество не находится в рядах оппозиции.
Он производил впечатление человека, относившегося легкомысленно ко всему, но я знала, что он серьезно озабочен. Просто у него была такая манера. Он никогда не обнаруживал признаков паники. Во всякой ситуации он проявлял спокойствие и юмор, хотя в этой ужасающей трагедии юмору, на мой взгляд, не могло быть места.
Больше всего меня ужаснули зверства, о которых я узнала из рассказов о том, как обошлись мятежники с женщинами и детьми. Меня мучили кошмары, я не могла спать.
Говорили, что причиной мятежа было убеждение сипаев, что патроны смазывались говяжьим или свиным жиром, что оскверняло их в глазах индусов и магометан. Они видели в этом заговор, имевший целью уничтожение их касты.
Я не вполне доверяла этой версии и считала, что они восстали против постановлений Ост-Индской компании[60].
Конечно, Англия была сильнее их, и мятежники не могли долго продержаться. Сэр Джон Лоуренс с помощью бригадира Нэйпера и генерала Робертса подавили восстание. С сипаями обошлись жестко, но не жестоко, а сикхи[61] были только довольны воспользоваться преимуществами британского правления. Но важнее всего, что все управление Индией перешло от Ост-Индской компании к государству.
Генерал-губернатором был назначен лорд Каннинг, и я провозгласила, что народы Индии — мои подданные и не должно быть никаких расовых предрассудков. Цвет кожи не имел для меня значения. Мое самое большое желание было видеть их счастливыми, довольными и процветающими.
Эта катастрофа имела и другие последствия. Как это ни странно, лорд Пальмерстон был свергнут со своего пьедестала. Как непостоянна толпа! Вчерашний герой сегодня становится злодеем. Разве я сама не убеждалась в этом не раз? Дизраэли пространно высказывался по поводу восстания, говоря, что он предвидел осложнения, но его никто не послушал. Уж не он ли должен был стать новым героем? В любом случае бедный Пэм впал в немилость.
Я не могла им не восхищаться. Он просто не обращал ни на что внимания. В конце концов, ему было семьдесят пять лёт.
— Невероятно, — говорил Альберт. — Совсем недавно его называли величайшими государственным деятелем, защитником свободы и народным героем. Теперь, НИСКОЛЬКО не изменившись, с теми же достоинствами и недостатками, достигнув успеха в своей политике, он признан интриганом… устаревшим… короче говоря, он стал объектом ненависти. Это было верно. Но нельзя ожидать логики от толпы. Пальмерстон на все это только пожимал плечами. Он смеялся над людской глупостью.
А я, несмотря ни на что, восхищалась им, потому что поняла, какой это был выдающийся государственный деятель.
Произошло событие, заставившее людей забыть об индийском восстании. Четверо под предводительством Феличе Орсини пытались совершить покушение на Наполеона III. Мы были в ужасе. Император с императрицей ехали в оперу, когда эти люди бросили три бомбы в их экипаж. Хотя императорская чета не пострадала, десять человек были убиты и пятьдесят ранены. Виновники были арестованы, но, к несчастью, оказалось, что Орсини жил в Англии и бомбы были тоже изготовлены в Англии, что невольно и вовлекло нас в эту историю. Как бы я хотела, чтобы их изготовили где-нибудь еще, потому что этот инцидент повлек за собой охлаждение отношений между нашими странами, что было особенно досадно после всех предпринятых усилий в установлении между нами дружбы.
Орсини был революционером, и главной его целью было поднять мятеж в Италии. По его мнению, Наполеон препятствовал этому, поэтому он и хотел его убить. Я была так счастлива, что император уцелел в этом чудовищном нападении, и послала ему поздравления.
Этот ужасный инцидент произошел ненадолго до свадьбы Викки. Он не должен был, однако, помещать нам готовиться к торжественному событию, назначенному на 25 января. За неделю до этого в Букингемский дворец начали прибывать члены семьи Альберта. Было очень трогательно увидеть вновь милого дядю Леопольда. Он очень постарел. Смерть тети Луизы явилась для него тяжелым ударом, а перед этим были еще все эти неприятности, связанные с падением его тестя. Присутствовал Эрнст, брат Альберта, такой же жизнерадостный, как всегда, и Альберт был очень счастлив его видеть. Среди гостей были и родители жениха. Собралось столько народу! Я должна сказать, что немецкие родственники старшего поколения были очень милы. Но молодые люди с огромными усами и следами сабельных ударов на лицах, которыми они гордились как доказательством их дуэльных подвигов, мне не нравились. Они называли эти следы почетными шрамами. Я называла их свидетельствами глупости!
Бедный Альберт был рад встрече с семьей, но эта радость не могла изгнать чувство скорой разлуки с Викки, и от этого он с каждым днем выглядел все более унылым.
Состоялся парадный ужин, специальное представление «Макбета» в Театре Ее Величества в честь бракосочетания и, наконец, большой бал.
