На миг Хубилай пожалел человека, которого ставил в невыносимое положение. Двенадцать туменов стояли у ворот его города, суля смерть. Алгу не мог нарушить слова, данного Арик-бокэ, но Хубилай не оставлял ему выбора. Миг – и жалости как не бывало.
– Нет, господин мой Алгу, решение ты примешь здесь и сейчас. Ты принес клятву лжехану, но я не виню тебя в его преступлениях. Я – полновластный хан монгольского народа. Я гурхан.[28] Мое слово незыблемо, мое слово закон. Повторяю: ты свободен от своего обещания, от своей клятвы. Отныне для тебя нет господина. Понимаешь ли ты, что я тебе сказал?
Алгу кивнул. Лицо у него стало белее полотна.
– Следовательно, как свободный человек – ты должен принять решение. Мое место не здесь. Забот у меня хватает и без Чагатайского улуса, но я не могу преследовать своего непутевого брата, если за спиной у меня враг. Я намерен осадить Каракорум, поэтому не могу не перекрыть линии снабжения. Понимаешь ли ты это?
Алгу снова кивнул, будто проглотив язык. Хубилай заговорил мягко, как с близким другом:
– Тогда выбирай. Пока ты можешь это сделать, хотя зачастую жизнь не оставляет нам выбора. Если этим утром ты примешь неверное решение, у меня не будет другого выхода, кроме как разрушить Самарканд. Но я тебе не угрожаю. Народ наш пошел не тем путем, и я должен вернуть его на путь истины.
Алгу подумал о детях, уже направляющихся в безопасную деревню. Слова Хубилая иллюзий не оставляли. У Арик-бокэ огромное войско, и старшему брату он не сдастся – только не сейчас, когда сел на ханский престол. Но монголы никогда не сражались друг с другом. Если до такого дойдет… Алгу не мог даже представить, какими будут разрушения.
Медленно, осторожно, под пристальным взглядом Хубилаева орлока он спешился и встал рядом со своим конем, глядя на человека, назвавшегося правителем мира. «Чагатайский улус – лишь малая часть того мира», – сказал себе Алгу. На новую клятву Арик-бокэ непременно ответит – бросит на владыку-клятвопреступника карательные тумены, и тогда не жди ни жалости, ни снисхождения. Алгу прикрыл глаза, не зная, на что решиться.
– Господин мой, – наконец заговорил он, – города мои недалеко от Каракорума. Клятва моя станет объявлением войны против великого ханства…
Алгу захлопал глазами, потрясенный собственным заявлением, а Хубилай лишь расхохотался.
– Безопасность я обещать тебе не могу. В этом мире нет безопасности. Могу лишь сказать, что этим летом брат мой сосредоточит внимание на мне. После этого ханство возродится, и города твои насладятся моей милостью.
– Если ты потерпишь поражение, господин мой…
– Я потерплю поражение? Я не боюсь слабака-братишки, которому вздумалось занять мое место. Солнце высоко, господин мой Алгу. Я был с тобой терпелив, я понимаю, чего ты боишься, но на твоем месте не мешкал бы.
Алгу отошел от коня и опустился на колени, словно не замечая грязи.
– Я с тобой – юртами и конями, кровью и солью, – чуть слышно проговорил он. – Клянусь служить вашему ханскому величеству.
– Верное решение, господин мой Алгу, – проговорил Хубилай, чувствуя, как отпускает напряжение. – Теперь же стань гостеприимным хозяином. Моим людям нужно отдохнуть и очистить горло от дорожной пыли.
– Конечно, ваше ханское величество, – отозвался Алгу, гадая, не погубил ли свою жизнь и свою честь. Он уже было собрался вернуть детей в город, но в конце концов решил, что им лучше провести лето в деревне, подальше от опасности междоусобной войны.
* * *Баяр мрачно наблюдал, как Бату расхаживает по своему деревянному дому. Новость он воспринял плохо, и военачальник до сих пор гадал, чем его убедить. Хубилай посвятил его почти во все планы, часть которых состояла в том, чтобы отдельные царевичи не вмешивались в противостояние братьев. Задание получилось сложным, подрывающим честь и клятвы царевичей, но хан выразился предельно четко.
«Междоусобной войны монголы никогда не знали, – сказал он. – Объясни Бату, что в нашей семье нормальные правила больше не действуют. Бату дал клятву великому хану. Объясни, что пока не решится проблема, пока хан не останется в одиночестве, клятву держать нельзя. Объясни, что пока он тихо сидит на своей земле, мы не поссоримся».
Баяр в сотый раз обдумал слова Хубилая, а Бату сел за большой дубовый стол и кивнул слугам. Тотчас появились тарелки с горячим мясом и овощами в масле.
– Угощайся! – Бату выдвинул скамью. – Мясо бычка из моего личного стада.
Баяр глянул на аппетитные куски, и рот его наполнился слюной. Разве у него есть выбор? Он сел за стол, взял несколько кусков и стал жевать, да так, что по подбородку потек мясной сок.
– Объедение! – похвалил Баяр, едва не застонав от удовольствия. Нежное мясо можно было вообще не жевать. Он взял еще несколько кусков, оставив на старой древесине розовую полоску сока.
– Ничего лучше тебе в жизни не попробовать, – отозвался Бату. – Через пару лет, когда поголовье увеличится, надеюсь продавать мясо в ханские города.
– Ты озолотишься, – пообещал Баяр, – но, конечно, не в войну. Господин мой, я до сих пор жду твоего ответа.
Бату ел медленно, смакуя каждый кусочек, но глаз со своего гостя не сводил. Наконец он запил еду большим глотком светлого вина и сел прямо.
– По-моему, у меня три варианта. Я могу отпустить тебя – и, как будет угодно Хубилаю, не вмешиваться в противостояние, то есть сидеть здесь и заботиться о своем народе. Если Хубилай потерпит поражение, то хан… – Бату поднял руку, не дав Баяру возразить. – То сюда примчится разгневанный Арик-бокэ с вопросом, почему я прятался, когда на моего господина напали враги. При таком раскладе я могу потерять все.
Баяр не ответил. Ни он, ни Бату не знали наверняка, что случится, если Хубилай потерпит поражение. Арик-бокэ вполне мог отомстить. Здравомыслящий человек объявил бы амнистию малым ханствам, но родословная Арик-бокэ не позволяла надеяться на его здравомыслие.
– Я могу бросить свои тумены на поддержку законно избранного хана монголов. Подозреваю, что ты мне воспрепятствуешь, поэтому для начала нужно перебить твоих людей.
– Если ты думаешь… – начал Баяр.
Бату снова остановил его, подняв руку.
– Сейчас ты на моей земле. Мои люди кормят и поят твоих. Один мой приказ, и до заката гостей у нас не останется. Это второй вариант.
– Просто скажи, что решил, – раздраженно отозвался Баяр.
– Какой ты нетерпеливый, – усмехнулся Бату. – Третий вариант – не делать ничего, а тебя задержать здесь. Победит Хубилай – я ничем его не обидел. Возьмет верх Арик-бокэ – докажу, что задержал три вражеских тумена, которые могли ему противостоять. Жизнь и земли мне это сохранит.
От таких слов Баяр побледнел. В землях Бату он уже потратил слишком много времени. Хубилай велел ему направляться в Каракорум и заставил повторить этот приказ. Баяр догадывался, что хан связывает с ним определенные планы. Угодить в плен на несколько месяцев было бы катастрофой.
Бату пристально наблюдал за его реакцией.
– Вижу, третий вариант тебе не нравится. Он лучший для моих людей и худший для тебя.
Баяр уставился на него с мрачной злобой. Планы Хубилая сводились к битве у Каракорума. Тумены Баяра хан, что называется, держал за пазухой, чтобы бросить на противника в самый нужный момент. Военачальник сглотнул, чувствуя, как сочное мясо у него во рту превращается в камень. В трудную пору Хубилай станет его искать. Верного Баяра рядом не окажется, и хан падет.
Баяр медленно поднялся.
– Мне пора, – объявил он. – Выбирайте, что угодно вам, но меня вы здесь не задержите.
Он резко развернулся, услышав звон мечей, выхваченных из ножен. Два стражника Бату мрачно смотрели на него, загородив входную дверь.
– Сядь, мы с тобой еще не закончили, – проговорил Бату, отстранившись от стола. Взгляд Баяра упал на массивный нож для мяса. Бату усмехнулся, взял нож и подцепил толстый кусок. – Сядь, говорю тебе! – велел он.
Арик-бокэ опустил лук и снова попытался привести в порядок дыхание. Не получилось. Только начнет успокаиваться – накатывает клокочущий гнев, пульс подскакивает, руки начинают дрожать.
Раздраженно крикнув, он увидел, что стрела угодила в верхушку соломенной мишени. Арик-бокэ с раздражением швырнул лук наземь, игнорируя гримасу стрельничего, огорченного таким обращением с ценным оружием. Тельхан разменял седьмой десяток и до Арик-бокэ служил трем ханам, одному из них – на войне. Трое юношей, подметающих плац, разинули рты от изумления: их за подобное высекли бы.
Сама невозмутимость, Тельхан поднял лук и застыл в ожидании приказа, хотя чуткие пальцы скользили по драгоценному оружию, выискивая трещины и повреждения. Успокоившись, он снова протянул лук Арик-бокэ, но тот отмахнулся.
– Пока хватит. У меня мысли не на месте, – проговорил он.
Орлок, стоявший рядом, как раз вытаскивал лук, а теперь мучился сомнениями. Сердце у него билось спокойно, выдержка никуда не делась. Аландар мог поразить любую мишень, но под гневным взглядом хана решил не стрелять. Он медленно расслабил напряженное тело, чувствуя, как неприятно дрожат грудные мышцы.
