Король Англии шел вперед. Отбросив с пути чей-то труп, лежавший поверх двух других, он повел войско на врага, посмевшего не принять назначенного Богом государя. Латники следовали за ним, круша измотанных и вязнущих в грязи французов алебардами, булавами и молотами, наваливая новые груды трупов, оставляя за собой окровавленные и искалеченные тела раненых, тщетно взывающих о помощи. Несмотря на оклики тех, кто советовал королю не рисковать собой, Генрих шел во главе войска — в помятом и изрубленном шлеме с отломанным зубцом золотой короны, но полный священной радости от лицезрения поверженных врагов, гибель которых он считал свидетельством божественного провидения. Пашня под ногами превратилась в сплошное кровавое болото, латники брели в месиве из грязи, дерьма и крови, сражались и гибли, — и душа Генриха воспаряла к небу: Бог был на его стороне. Черпая силу в этой уверенности, английский король вел войско на врага.
* * *
Ланферель, с силой размахнувшись, сделал выпад, как вдруг чья-то алебарда жестко и мощно зацепила его за левый наплечник и потянула назад, нацеленный удар пришелся мимо сэра Джона. Ланферель, устояв на ногах, развернулся к новому врагу и вдруг замер.
Алебарда, которой его оттащили от сэра Джона, теперь оказалась приставленной к его рту, копейный наконечник прижимал губу к зубам. Напротив Ланфереля стоял Хук.
— В прошлый раз, когда вы дрались, он дал тебе встать, — напомнил Хук. — Может, отплатишь тем же?
— Мы в бою, а не на турнире, — сдавленно проговорил француз: приставленная к зубам алебарда мешала говорить.
— А если бой — что мне мешает тебя прикончить?
Сэр Джон поднялся с земли, но не вмешивался, лишь наблюдал за происходящим.
— Мелисанда тебя не простит, — ответил Ланферель и, увидев сомнение в глазах Хука, подобрался было для удара, но стальное жало уперлось в зубы, поранив верхнюю десну.
— Давай попробуй, — пригрозил Хук.
Сэр Джон не сводил глаз с обоих.
— Только попробуй, — повторил Хук, не отрывая взгляда от лица француза. — Сэр Джон, он вам нужен?
— Он твой, Хук.
— Ты мой, — сообщил Хук Ланферелю.
— Je me rends[33],— признал тот, выпуская из рук алебарду.
— Шлем долой, — велел Ник, отводя окровавленный клинок от лица француза.
Ланферель снял шлем, кольчужный капюшон и кожаный подшлемник, длинные черные волосы рассыпались по спине. Отдав торжествующему Хуку правую перчатку, француз позволил увести себя в тыл, где лучники стерегли остальных пленных.
— Не связывай мне руки, — попросил враз осунувшийся Ланферель.
— С чего вдруг?
— Я знаю, что такое честь, Николас Хук. Я сдался в плен и даю слово, что не буду вступать в бой и не попытаюсь сбежать.
— Тогда жди здесь.
— Буду ждать, — пообещал француз.
Хук крикнул пажу, чтоб Ланферелю принесли воды, и вернулся на поле, где в очередной раз стихала битва. Второму полку повезло не больше первого: пополнив груды трупов новыми телами, уцелевшие французы потянулись через пашню к северному концу поля, оставляя за собой погибших, раненых и пленных. Сотни пленных. Герцоги, графы, бароны и рыцари в заляпанных грязью и кровью налатниках стояли в тылу английского войска и, едва веря своим глазам, наблюдали, как остатки двух французских полков бредут прочь с поля битвы.
Оставался третий полк. Под развевающимися на ветру знаменами латники, садясь на коней, посылали оруженосцев за длинными пиками.
— Стрелы, — шепнул Хуку святой Криспиниан. — Тебе понадобятся стрелы.
День еще не закончился.
* * *
Мелисанда ждала.
Английские повозки с имуществом стояли в деревне Мезонсель и на промокших окрестных пастбищах. Несколько телег ползли вверх по склону: пажи и слуги вели вьючных лошадей на защиту английской армии, сражавшейся на плато. Осталось ли что-то от армии — Мелисанда не знала. Сначала она видела, как с плато к Мезонселю потянулись редкие воины — судя по движениям, раненые. Чуть погодя стали появляться другие, не похожие на спасающихся от врага беглецов: то в деревню вели пленных. Паники Мелисанда не заметила — значит, англичане держались твердо и не пытались бежать с поля боя, хотя она каждый миг боялась увидеть, как с плато на равнину хлынет поток воинов, спасающихся от одержимых местью французов.
Вместо этого французские всадники явились с запада. Ворвавшись в деревню, они первым делом перерезали пажей и затем, спешившись, принялись грабить английский обоз. Крестьян, пришедших раньше, они оттеснили прочь. Трех десятков англичан — латников и раненых стрелков, оставленных стеречь лагерь, оказалось слишком мало, чтобы отбить нападение: выпустив все стрелы в крестьян, они отступили на плато, к армии, за ними последовали женщины. Отыскав дом, где ночевал король, всадники прикончили священника и двух пажей, охранявших ценности, и принялись грабить. Кто-то, накинув на плечи алую мантию с меховой оторочкой, водрузил на голову корону и принялся расхаживать взад-вперед под дружный хохот остальных.
Мелисанда не понимала происходящего. Закрыв глаза и скорчившись на земле, она молилась, чтобы Ник не погиб.
* * *
Хук был жив.
Два французских полка отступали по раскисшей пашне, оставляя за собой груды тел в измазанных грязью латах. Третий полк, меньше прежних, но все же превосходящий силы англичан, готовился к бою. Латники садились на коней. Запели трубы. Всадники, держа пики стоймя, тронули коней вперед и через несколько шагов остановились: между ними и противником еще оставались спешенные французы, наступать было рано.
— Стрелы! — скомандовал своим Хук.
— Нету! — тут же отозвался Уилл из Дейла.
— Есть! — крикнул Ник.
Подхватив лук, он вскинул его на плечо и повел свой отряд на поле, усыпанное трупами французов. Между телами в изобилии торчали стрелы: у тех, что ударились острием в прочные латы, наконечник безнадежно затупился или погнулся, зато другие вполне годились для выстрела. Неповрежденные наконечники со сломанных стрел Хук тут же пересаживал на уцелевшие древки. Заодно он обыскивал тела французов. Найдя на ком-то серебряную цепь, он бросил ее в мешок со стрелами. Латники тоже бродили между трупами — оттаскивали мертвых от живых, приводили в чувство выгодных пленников и убивали тех, кто был слишком беден для выкупа или слишком изранен, чтобы выжить.
Хук потянул на себя стрелу с серым оперением, застрявшую в чьем-то налатнике, и француз, которого Ник считал мертвым, внезапно шевельнулся, застонал и повернул к лучнику голову. Откинув вражеское забрало, Хук увидел полные страха глаза.
— Aidez moi[34],— произнес француз, задыхаясь.
Хук не увидел ни ран, ни пробоин в доспехе, но, когда он попробовал приподнять француза, тот вскрикнул и потерял сознание от боли, Хуку оставалось только уложить его обратно. Взяв стрелу, он двинулся дальше.
— Ник! — позвал Уилл из Дейла.
Хук вскинул голову. Сквозь остатки двух полков, бредущих с поля, навстречу англичанам пробирался одинокий всадник — невысокий и хрупкий, в полных латных доспехах, но с одним мечом вместо оружия и на пегой кобылке вместо боевого коня. Поверх белого налатника с двумя нарисованными алыми секирами посверкивала на шее тяжелая золотая цепь. Откинув забрало, всадник оглядывал тела, словно кого-то искал. Увидев рассматривающих его лучников, он придержал коня.
— Выродок нарывается, — предположил Уилл из Дейла.
— Нет, просто смотрит, — отмахнулся Хук. — Совсем слабак, пусть его.
Он подобрал стрелу, затем другую и вновь взглянул на всадника. Тот вдруг вытащил меч из ножен и дал шпоры коню.
— А может, и нарывается. — Ник скинул с плеча лук, упер нижний конец в чью-то кирасу под ногами и накинул тетиву на верхний наконечник.
Всадник вновь остановился, на этот раз шагах в двадцати от лучников, вглядываясь в мешанину доспехов и трупов. Словно завороженный, он долго не отводил глаз от тел, сваленных одно поверх другого, затем внезапно выпрямился. Высоким голосом выкрикнув боевой клич, он пришпорил пегую лошадку и направил ее прямо на Хука. Кобыла рванула вперед, из-под копыт полетели комья грязи.
— Вот же дурак, — злобно сказал Ник.
Выбрав стрелу с тонким наконечником, он уложил ее на тетиву и вскинул лук — одновременно еще с дюжиной лучников. Он надеялся, что всадник отвернет в сторону, но тот несся вперед, целя мечом прямо в него. Хук не задумывался. Тетива отошла к правому уху, Хук отследил поступь лошади и движение всадника, выхватил взглядом открытое забрало и необычно яркие глаза — и отпустил тетиву.
Стрела прошла через правый глаз, голову всадника ударом откинуло назад. Меч упал, кобыла замедлила шаг и растерянно остановилась шагах в четырех от Хука.
