Единственный во всем городе просторный каменный дом, не блиставший, впрочем, ни богатством отделки, ни архитектурными достоинствами, принадлежал татарскому нойону [124], который владел окрестными землями и олицетворял высшую власть края. Однако сам нойон вместе со своими воинами и рабами жил в войлочных юртах за городом — в доме же проживали, в ожидании благоприятного поворота судьбы, те из его жен и наложниц, которых нойон в данное время не находил нужным держать при своей особе.
Прибыв сюда, хан Мубарек, уверенный в том, что его пребывание в этих местах не будет долгим, не счел нужным перестраивать город и придать ему облик, достойный названия столицы. Он ограничился лишь тем, что приказал углубить и расширить ров, окружавший Чингиз-Туру, и повысить вал, да как истый ревнитель ислама вместо старой убогой мечети повелел выстроить новую.
Сам Мубарек жить в городе, конечно, не стал. В теплое время года он находился при своей орде, кочевавшей в степях, к югу от его временной столицы, а зимою жил в обширном помещении — полушатре-полудворце, поставленном для него верстах в трех от городского вала, на просторной поляне, с трех сторон окруженной лесом.
Позади и по бокам этого своеобразного дворца стояло десятка два больших шатров, в которых помещались жены, родственники и высшие сановники Мубарека. В соответствии с суровостью здешней зимы эти войлочные шатры-юрты снаружи, до высоты человеческого роста, были обстроены каменными стенами, а сверху утеплены двойными меховыми полостями. По всей опушке поляны, окружая ставку Мубарека почти замкнутым кольцом, тянулась цепочка походных кибиток и юрт, в которых размещались две избранные тысячи [125] ханской охраны.
Сюда-то в последних числах сентября 1339 года и прибыл Василий в сопровождении своего югорского конвоя. Мубарек-ходжа принял его почти сразу и без всяких унизительных формальностей, обязательных в Золотой Орде. Белоордынские ханы гордились своим происхождением от Джучи и Ичана, которые были гуманными людьми, не видевшими никакой пользы в напрасном унижении человеческого достоинства. Подражание им стало в Ак-Орде обычаем, которого придерживался и Мубарек.
Войдя вместе с Никитой и югорским старшиной в центральное помещение дворца, сплошь затянутое коврами и убранное не только с роскошью, но даже с некоторым вкусом, Василий увидел перед собой хана Мубарека в красном бухарском халате и тюбетейке, сидящего на небольшом, почти квадратном диване возле бронзового мангала, наполненного жаром. Это был крупный, жилистый мужчина лет за пятьдесят. В его продолговатом смуглом лице с тонким прямым носом и начавшей седеть черной бородкой не было почти ничего монгольского, и, если бы не слегка раскосые глаза, его можно было бы принять за араба.
Приложив руку ко лбу и сердцу, Василий низко склонился перед ханом. Мубарек в ответ еле заметно кивнул головой.
— Мне доложили, что ты называешь себя послом главного русского князя и говоришь, что тебя в пути пограбили булгары, — промолвил он, острым взглядом окинув Василия. — Правда ли это? И если правда, сказывай, с чем ты прислан.
— Не гневайся, великий хан, — снова кланяясь, ответил Василий, — только во всем этом нет ни слова истины. На нас, на сонных, напали эти югры, и, спасая жизнь нашу, вынужден я был солгать. — И Василий в коротких словах рассказал хану, что с ними произошло в лесу.
— Кто же ты на самом деле и куда направлялся? — помолчав, спросил Мубарек.
— Я князь земли Карачевской и путь держал сюда, великий хан, просить у тебя приюта и убежища от врагов моих, незаконно посягнувших на мое княжение и изгнавших меня из отчей земли.
— Кто же эти твои враги?
— О мелких говорить не буду, великий хан, ибо сами по себе они ничто. А главный мой ворог тот же, что и твой: золотоордынский хан Узбек.
Теперь Мубарек смотрел на Василия более благосклонно. Почтительность и вместе с тем достоинство, с которыми держался русский князь, а также его прямые, смелые ответы ему понравились. Не имея никаких дел и сношений с Русью, о Карачевской земле он никогда не слышал, но, глядя на Василия, подумал: «Это, должно быть, важный князь и хороший военачальник, которого Узбек считает опасным. Иначе зачем бы он его трогал?» И, милостиво указав гостю на стопку подушек, он сказал:
— Садись, князь, и расскажи мне все.
Василий сел и, опуская незначительные подробности, поведал Мубареку свою историю. Хан слушал внимательно, не задавая вопросов. Узнав, что Василий был великим князем (большой и великий по-татарски звучит одинаково) и имел в своем подчинении нескольких удельных князей, он окончательно убедился в справедливости своего предположения. Мысль о том, что в предстоящей борьбе с Узбеком Василий может оказаться для него ценной находкой, помогла ему принять быстрое и твердое решение.
— Ты правильно поступил, приехав ко мне, князь, — сказал он. — Здесь с твоей головы не упадет ни один волос. А Узбеку, да поразит его Аллах своим справедливым гневом, уже недолго осталось ждать возмездия. Будь моим гостем. Я велю дать тебе табун лошадей и выделю улус, где ты пожелаешь.
— Да продлит Аллах твои дни за ласку твою и за милость, великий хан, — ответил Василий. — Только ни коней, ни земли мне не надобно. Дозволь лишь пожить здесь, доколе мне потребуется. И если пойдешь ты в поход на нашего общего ворога Узбека, рад буду послужить тебе.
— Добро. Сегодня же велю поставить тебе шатер возле моего.
— Благодарствую, великий хан! Ныне не могу я почтить тебя, как ты того достоин, но прими пока хоть это, — сказал Василий, беря из рук Никиты небольшой ларец и доставая оттуда массивный золотой кубок, покрытый тончайшей резьбой и украшенный четырьмя крупными рубинами. — Не золотом и не лалами [126] ценен этот кубок, а тем, что пили из него на пирах многие румейские императоры, доколе один из них не подарил его моему прадеду.
— Спасибо, князь, — сказал Мубарек, бережно принимая драгоценный подарок. — Отныне будут пить из него ак-ордынские великие ханы. Ты сегодня это сам увидишь, когда придешь ко мне на вечернюю трапезу. А это кто с тобой? Твой слуга? — спросил он, укавывая на Никиту.
— Более того, — ответил Василий, — это один из знатных людей моего государства и мой воевода. Он мне скорее брат, нежели слуга.
— Такой воевода и один целое войско побить может, — промолвил хан, одобрительно оглядывая богатырскую фигуру Никиты, который в этот миг склонился в почтительном поклоне. — Пускай и он с тобою приходит.
И с этими словами Мубарек-ходжа милостивым кивком головы отпустил своих неожиданных гостей.
Татары более повинуются своим начальникам, чем какие-либо иные люди, живущие на земле, более всех уважают их и не лгут перед ними. Споры между ними бывают редко, ссор, драк и человекоубийства никогда, даже в состоянии опьянения. Также нет среди них разбойников и больших воров, а потому жилища и повозки, где они хранят свои ценности, не запираются. Один татарин достаточно уважает другого, все они дружны между собою, а когда мало пищи, охотно ею делятся. Они выносливы и, даже голодая, не обнаруживают недовольства, а поют и играют, будто бы хорошо поели. Взаимной зависти у них, кажется, нет, никто не презирает другого, но помогает и поддерживает как может. Но в то же время с посторонними они горды н несдержанны, алчны и скупы, большие мастера что-нибудь выпросить, а убийство чужого человека у них считается пустяком. Грязны в еде и в ином. Женщины у них целомудренны, однако некоторые в шутку произносят слова довольно бесстыдные.
Джиованни дель Плано Карпини, папский посол в Орду, XIII в.
В начале своего пребывания в ставке хана Мубарека Василий не испытывал скуки. Все окружающее было для него ново, и он, совершая прогулки по лагерю и по городу, с любопытством присматривался к укладу Орды и к особенностям татарской жизни. С некоторыми из них ему вскоре пришлось ознакомиться и на собственном опыте.
Так, в один из первых же дней, выйдя утром из своего шатра, он бродил без определенной цели по становищу и зашел довольно далеко. Встречные татары, уже знавшие, кто он такой и какой прием оказал ему великий хан, приветствовали его почтительными поклонами, но вместе с тем он заметил, что они поглядывают на него с плохо скрытым недоумением, некоторые даже с тенью насмешки. Подумав, что это вызвано какой-либо неисправностью в его одежде, Василий незаметно проверил себя. Но нет, все было в полном порядке и находилось на своем месте, начиная с шапки и кончая саблей. Решив тогда, что на него так смотрят просто потому, что он иностранец и человек здесь новый, он спокойно закончил прогулку и возвратился домой.
Не прошло и часа, как Лаврушка ему доложил, что прибыл посланный от хана Мубарека. Выйдя поспешно из шатра, Василий увидел перед собою нукера, державшего в поводу двух великолепных коней, покрытых дорогими чепраками.
