показания», и все это, как можно судить сейчас по материалам дела, вполне соответствовало истине. Петр Юргенсон действительно симпатизировал, как он сам признался на допросе, партии правых эсеров, шофер Гуго Юрген действительно не случайно остановил машину в том месте, где находился убийца.
Зато вот главные выводы Урицкого никакими документами дела не подтверждаются. А между тем Моисей Соломонович бросал весьма серьезные обвинения:
«Правый эсер Филоненко проживал в Петрограде под разными вымышленными именами. Он является вдохновителем убийства.
Нам достоверно известно, что английский капитал замешан в этом деле. Правым эсерам обещано 256 миллионов рублей, из которых они уже получили 40.
Один портной показал, что к нему явился однажды незнакомый шофер и, заказывая костюм, заявил, что на Загородном живет один генерал, предлагающий большие деньги за особые заслуги советским шоферам. Когда этому портному предъявили тридцать шоферов, он сразу указал на Юргенсона».
В материалах дела есть, правда, упоминания о портном, но откуда взялись миллионы, как соединил Урицкий с убийством Володарского имя Максимилиана Филоненко — двоюродного брата своего будущего убийцы Л. И. Каннегисера, — понять невозможно.
8
Эта двойственность проявляется во всем связанном с гибелью Володарского. Даже похороны его — пышные и помпезные — оказываются при ближайшем рассмотрении какими-то вырожденческо-жалкими. Вот как описывали их петроградские газеты.
«Володарский лежит в наглухо заколоченном гробу, обитом красной материей. К самому гробу булавочкой пришпилена бумажка, на которой наскоро написано красным карандашом: «Дорогому товарищу Володарскому от партийных рабочих Невской заставы».
Возле гроба, поставленного на возвышение, небольшая группа серых людей, которые в театре обычно изображают простонародье».
«Гроб выставлен в Екатерининском зале Таврического дворца. Стены задрапированы красными знаменами в таком количестве, что оторопь берет. Это те знамена, которые пронесли 23 марта прошлого года, когда хоронили жертв революции».
«Троица. Пахнет березой. Дождь. Пролетарии под зонтиками. Председатель коммуны с непокрытой головой. Рядом с ним нервный интеллигент, средних лет, в пенсне и кожаной куртке. По внешности напоминает Троцкого. Это Свердлов. Несут знамена, оставшиеся от Первого мая. В хвосте процессии — две девицы в шляпках и с винтовками через плечо».
Похоронили Володарского, как упыря, в наглухо заколоченном гробу, уже к ночи, на Марсовом поле. В половине седьмого начались речи. В восемь еще говорили. Дождь кончился.
И трудно, трудно, читая эти описания похорон, отделаться от впечатления, что в наглухо заколоченном гробу большевики зарывали в землю не только тело Моисея Марковича, но еще и какое-то свое преступление, о котором хотелось скорее позабыть.
9
Володарского убили в двадцать часов тридцать минут, а уже в девять вечера Урицкий выписал летучий ордер № 782 сроком на два дня, поручавший товарищам Борисенку и Отто произвести обыски и аресты лиц, причастных к убийству товарища Володарского.
Эстонец Эдуард Морицевич Отто в прошлом работал фотографом. Эта профессия выработала в нем пунктуальность и старательность… Пока назначенный Зиновьевым М. М. Лашевич арестовывал Еремеева, а потом налаживал охрану того участка Шлиссельбургского проспекта, где несколько часов назад с оскаленными зубами и выпученными глазами лежал труп Моисея Марковича, Отто приступил к допросу свидетелей.
Протоколы этих допросов чем-то напоминают фотографии. Все существенное, хотя и не выделено, хотя и теряется во второстепенных подробностях, все-таки зафиксировано в них…
Еще двадцатого Отто допросил Гуго Юргена, но расколоть шофера с ходу не удалось, и только двадцать первого, когда дал показания комиссар смольнинского гаража Ю. П. Бирин, Гуго признался, что Петр Юргенсон говорил с ним о готовящемся покушении.
21 июня у Петра Юргенсона был произведен обыск. Было найдено: «1 снаряд 37 мм, начиненный порохом, одно воззвание против Советской власти, всевозможная переписка, письма, фотографии, автомобильные пропуска на проезд по Петрограду за № 5379 машина «Делонэ» № 1757, пропуск на проезд по городу Петрограду на машине «Покард» 1918».
Алиби у Петра Андреевича Юргенсона тоже не оказалось. Хотя он и утверждал, что после разговора с Гуго в Смольном пошел в гараж, где и пробыл до девяти часов вечера, но это алиби опровергли показания Ю. П. Бирина и матери Петра Андреевича — Христианы Ивановны Юргенсон.
Юрий Петрович Бирин в день убийства Володарского спустился около шести часов вечера в гараж и увидел там Петра Юргенсона.
— Что ты тут делаешь? — спросил он. — У тебя ведь выходной…
— Посмотреть зашел… — ответил Юргенсон.
Бирин собирался в кинематограф и предложил Юргенсону присоединиться.
«Из гаража вышли — я, моя жена, Юргенсон и Озоле. У ворот встретили Коркла, и все пошли по направлению к Кирочной. На углу Кирочной и Потемкинской Юргенсон и Озоле отделились от нас».
Христиана Ивановна Юргенсон сказала, что «в день убийства Петр пришел домой около семи часов вечера, покушал и опять вышел около восьми часов. Кажется, в кинематограф. Вернулся он около одиннадцати часов вечера…».
Те разговоры, которые вел Юргенсон с Гуго, уговаривая последнего помочь в убийстве Володарского, отсутствие алиби, свидетельства Богословской и Зориной, а также других очевидцев, что Юргенсон очень похож на убийцу, — все это по совокупности изобличало Петра Андреевича.
Но удивительно, как уверенно и безбоязненно держится он на допросах. Впрочем, множественное число здесь для складности.
Допросов Юргенсона не было. В материалах дела сохранился лишь один протокол допроса Петра Андреевича Юргенсона от 21 июня, где тот отказался признать себя причастным к организации убийства Володарского, а кроме того, заявил, что в день убийства до девяти часов вечера находился в гараже.
И после того как Э. М. Отто удалось доказать, что оба эти утверждения не соответствуют истине, больше Юргенсона не допрашивали. Урицкий сразу же изъял Петра Андреевича из рук дотошного следователя. Однако Эдуард Морицевич так и не понял ничего. С туповатой педантичностью продолжал он собирать улики, сопоставлял показания и довольно скоро вышел на Эммануила Петровича Ганжумова и Казимира Леонардовича Мартини, которые, по его мнению, были причастны к преступлению.
И — вот ведь досада! — военный комиссариат категорически отказался предоставить товарищу Отто информацию, где находятся эти военспецы.
Закрывая дело, Эдуард Морицевич со скорбным недоумением отметил сей факт в постановлении.
Впрочем, тогда, 2 февраля 1919 года, у товарища Отто были причины для скорби. Только что вернувшись из Эстонии в Петроград, узнал он, что отпущены на волю и соучастники убийства самого товарища Урицкого.
Уже летом Петра Андреевича Юргенсона по постановлению Коллегии ПетроЧК расстреляли, так и не попытавшись выяснить, кто же именно поручил ему заниматься подготовкой, а может, и самим убийством Йолодарского.
Одновременно — в «Петроградской правде» извещение об этом появилось 21 августа — был расстрелян и бывший комиссар ЧК Роман Иванович Юргенсон — двоюродный брат Петра Андреевича Юргенсона.
Газетное сообщение об этом весьма кратко: «По постановлению ЧК при
