Александр Ахматов - Хроника времен Гая Мария, или Беглянка из Рима

Лабиен пожал плечами.

— Ничего удивительного, — сказал он. — Сенат дорожит каждым днем. Думаешь, случайно Марию предоставили однодневный триумф, а на молебствия и общественные игры тоже отвели по одному дню? Многие полагали, что победу над Югуртой отпразднуют с гораздо большей пышностью…

В это время молодой раб принес и поставил на столик перед друзьями два кубка с подогретым вином.

Лабиен взял кубок, отведал глоток и продолжал:

— Мария превозносят до небес, но в сущности это заслуга Суллы, что войну удалось закончить нынешним летом. После того, как он убедил Бокха выдать Югурту, война потеряла для нумидийцев всякий смысл.

— И все же в консульских фастах[155] Марий, а не Сулла будет значиться как победитель Югурты, — сказал Минуций, задумчиво глядя на огонь в камине.

— Это так, — согласился Лабиен, — но Сулла… вот уж неуемное хвастовство! Ты знаешь, он уже носит на пальце перстень с печаткой, на которой изображена сцена выдачи ему Югурты…

— Представляю, как будет злиться Марий, когда узнает об этом!

Друзья немного помолчали.

— А Никтимена? Я вчера забыл спросить о ней. Здорова ли? — первым заговорил Лабиен.

— Никтимена? — с удивлением переспросил Минуций, очнувшись от своих дум. — Разве я не говорил?.. Ее нет в Риме… Знаешь, я оставил ее в Капуе…

— Вот как! — в свою очередь изумился Лабиен. — Неужели поссорились?

— Немного.

— А что произошло? Вы же всегда отлично ладили друг с другом.

— Тут особый случай… Только пусть это останется между нами.

— Клянусь Юпитером, я не из болтливых!

Минуций вздохнул.

— Видишь ли, — начал он медленно и с явной неохотой, — когда я был с ней в Капуе… ну, одним словом, я дал там обет целомудрия Диане Тифатине…

— Обет целомудрия? — не удержался от восклицания Лабиен.

— Только не богохульствуй, — предупредил приятеля Минуций.

— Ну что ты! Я понимаю, дело святое… Но, прости, что тебя заставило?

— Долги, мой друг, долги… В Капуе за меня взялись кредиторы — я едва избежал продажи под копьем[156] всего своего имущества в Кампании. Хвала богам, мне удалось достать деньги, чтобы погасить первоочередные задолженности. Но после всех этих передряг настроение у меня было такое… хоть отправляйся за советом к дельфийскому оракулу[157]. А тут у меня возникли кое-какие планы на будущее, и я подумал, что неплохо бы поклониться Диане на Тифате[158]. Ты ведь знаешь, что я с детства чтил ее, как свою покровительницу. И вот я принес ей жертвоприношение и дары, а потом остался переночевать в храме, надеясь увидеть вещий сон. Почти всю ночь я не сомкнул глаз, мне не спалось, словом, только под самое утро я задремал, и привиделся мне сон, будто стою я в Арицийской роще, на берегу озера, а возле священного дуба Дианы вижу царя Неми[159], страшного, бородатого, косматого, похожего на одного из тех пленных варваров, каких мы с тобой видели во Фракии… и он что-то кричит мне, размахивая над головой своим огромным мечом. От страха я обращаюсь вспять, но спотыкаюсь о корни дерева и падаю, когда же снова поднимаюсь на ноги — царя Неми уже нет, а вместо него стоит чудесной красоты лань в слепящем глаза божественном свете… Сердце у меня затрепетало, я понял, что передо мной сама Диана. И вдруг она заговаривает со мной на чистейшей латыни. И голос у нее такой нежный, божественно прекрасный, не передать словами… Она говорит, что знает о всех моих затруднениях и замыслах, обещает свое покровительство, но с условием, чтобы я исполнил обет целомудрия и не прикасался ни к одной женщине до следующих декабрьских календ, а также совершил паломничество к святилищу Дианы Арицийской. Последние слова ее: «Помни же! До декабрьских календ!», прозвучали под сводом храма, когда я уже проснулся…

Хотя Лабиен в отличие от друга относился к божественным делам и вообще к религии с известной долей скептицизма и проявлял интерес к учению Эпикура[160], рассказ о вещем сне он выслушал с неослабным вниманием, не позволив себе никакого иронического замечания или улыбки недоверия. К сновидениям он относился с большим почтением, нежели к предсказаниям авгуров или гаруспиков.

— Что ж, кажется, тебя действительно посетила сама Диана, принявшая образ прекрасной лани, — сказал он. — И слова ее яснее любого оракула — она конечно же дарит тебе свое покровительство…

— О, в этом у меня нет и тени сомнения, но вот Никтимена… она и слушать меня не стала, кричала, что я нарочно все это выдумал, чтобы ее бросить. Я тоже взъярился… Одним словом, получился страшный скандал…

— В такого рода делах трудно давать советы, — вздохнул с пониманием Лабиен. — Впрочем, если хочешь, выскажу тебе одну мысль…

— Какую?

— Я рассуждаю таким образом, что Диана Тифатская, которой так приятны обеты безбрачия и целомудрия, будет совсем не против, если ты еще послужишь Марсу Победоносному. Я говорю к тому, что военный лагерь — наилучшее место для воздержания…

— Клянусь всеми богами, ты опять за свое! — невесело рассмеялся Минуций. — Так и хочешь заманить меня в глушь галльских лесов! Нет, нет, мой дорогой! Довольно я провел времени на чужбине… Кроме того, мои заимодавцы вряд ли выпустят меня из Рима, как только узнают о моем намерении отправиться за Альпы, откуда в последнее время мало кто возвращается[161]…

— Ну, как говорят в Греции, это не проблема, — возразил Лабиен. — Я обещаю устроить так, что ты исчезнешь из Рима, как бесплотный дух, как призрак…

— Я думаю, не стоит с этим торопиться, мой Лабиен, потому что, может быть, очень скоро всем нам придется с оружием в руках защищать стены Сервия Туллия[162]…

— Ты серьезно полагаешь, что такое возможно?

— А почему бы и нет? В делах военных разумнее всего готовиться к самому худшему, — философским тоном заметил Минуций. — Разве Бренн[163] не разглядывал Капитолий с вершины Палатина? Или Ганнибалл не стоял у ворот Рима? Кто знает, может быть, и мы увидим, как кимвры пасут свои стада, на полях Лация…

— После Араузиона кимвры так и не дерзнули напасть на Италию, хотя она оставалась совершенно беззащитной…

— А как ты думаешь, что их остановило? Сражение ведь произошло накануне октябрьских нон. Варваров удержала от немедленного наступления на Рим близость зимы, разве это не естественно? Сам Сципион Африканский отвел бы своих солдат на зимние квартиры, будь он на месте Бойорига. Об этом тебе скажут в любой таверне…

— Нет, — показал головой Лабиен, — я скорее согласился бы с мнением Сертория…

— А что он говорит?

— Он знает больше, чем мы с тобой. Ему не раз приходилось беседовать с пленными галлами из тех, кто присоединился к кимврам. Они в один голос утверждают, что без своих собратьев тевтонов[164] кимвры не пойдут на Рим…

— Говорят, одних только кимвров с оружием насчитывается не менее трехсот тысяч! — с горячностью воскликнул Минуций. — Клянусь Янусом Патульцием, нужно совершенно ничего не смыслить в войне, чтобы упустить такой момент, не использовав своей победы, которая вконец обессилила римлян! Вспомни, Ганнибал привел в Италию какие-то двадцать-тридцать тысяч войска и потом долгие пятнадцать лет опустошал страну…

— Не забывай, что Ганнибал опирался на враждебные Риму города италиков, которые он призвал к отпадению от нас именем могущественного Карфагена. На его сторону перешли Капуя, Тарент, Фурии и многие другие города. А на чью поддержку в Италии могут рассчитывать кимвры, этот дикий бродячий народ? Что они могут предложить нашим союзникам в качестве платы за измену? Ничего, кроме жестокого разорения страны и своего владычества, куда более тяжкого и унизительного, чем римское…

— Никто не хочет брать в расчет сотни тысяч варваров-рабов, стонущих в цепях по всей Италии! Во времена Ганнибала они не были столь многочисленны, а теперь их — легионы, и они ждут не дождутся появления кимвров, чтобы присоединиться к ним и умножить их ряды. Вот они — союзники кимвров в Италии…

— Бедный мой друг! Ты снова заговорил о рабах, — тоном сожаления сказал Лабиен, вспомнив пьяные разглагольствования Минуция во время вчерашнего застолья.

— Увы! — внезапно успокоившись, сказал Минуций и взял со столика кубок с вином. — В нашем споре мне отведена неблагодарная и зловещая роль Кассандры[165] — ее мрачные пророчества сбывались, но никто им не верил… Давай-ка лучше выпьем в честь добрых богов, и да защитят они нас от всех напастей!..

В тот момент, когда они оба осушили свои кубки, до атрия со стороны Форума донеслись протяжные звуки труб, сопровождаемые мощным гулом толпы.