– Кто они?
– Я, например… Или Фроди… Или Эгиль…
Кари взглянул на Медвежонка, словно в первый раз увидел его. Вполне возможно, что Кари не кричал бы так, заговори с ним Медвежонок по-человечески. Однако в его словах, точнее – в тоне, скрывалось столько издевки, что просто вынести было невозможно…
Так, стало быть, еще кто-то приметил Гудрид, притом не на шутку. Что ж, тем привлекательнее делается Гудрид. Дорого ли стоит плод, падающий тебе в руки безо всяких с твоей стороны усилий?
Кари сказал уже спокойнее:
– Не знаю, как тебя – Медвежонок или Медведь?.. Я бы только попросил говорить со мной подобающим образом. Ведь если человек говорит спокойно и дружелюбно, ему отвечают тем же. Я плыву себе, а ты встречаешь меня непонятными речами. В нашей стороне это не принято…
Медвежонок расхохотался.
– Где это – в вашей стороне?
– На этом фиорде.
– Ого! – Медвежонок подбоченился. – Уж не из конунгов ли ты?
– Пока нет. Но ведь и ты не конунг.
– Я-то? Советую тебе, Кари, поразмыслить над тем, кто я такой и что есть эта земля.
– Особая речь пойдет, что ли?
Медвежонок обратился к своим:
– Он притворяется или же в самом деле слаб умишком?
Один из молодых людей, которого Кари видел в глаза впервые, сказал, заикаясь:
– Ум-мом не с-слаб. П-просто трус-соват…
– Нет, – возразил Медвежонок издевательским тоном, – он не трусоват. Я его знаю. Он зол и храбр, как заяц.
Тут большая лодка чуть не опрокинулась на правый борт: так все покатились со смеху!
– Отпустите, – сказал Кари мрачно. И веслом указал на руки, цепко ухватившие край борта его лодчонки.
– Но прежде, Кари, ты ответишь на мой вопрос: что тебе надо от этой Гудрид?
– Ничего, – признался Кари. И на самом деле ему ничего не надо от Гудрид. Он же не мог сказать этим разбойникам, что он много думает о ней, особенно по ночам, что есть в ней нечто таинственное…
– Гм! – сказал Медвежонок. Его узкие бегающие глаза смотрели куда-то мимо Кари. – Так, стало быть, ничего… Это меняет дело. И ты случайно заговорил с ней?
– Это мое дело, – проворчал Кари.
– Не думаю…
– А вот это уж твое дело, Медвежонок.
– Ладно, – сказал Медвежонок. – Сейчас мы с тобою, видно, не сговоримся. На всякий случай скажу тебе: на этой земле, которую ты назвал своей, хотя ни один из наших конунгов не может позволить себе таких слов, вот на этой земле есть священный закон…
– Какой?
– Простой, Кари, очень простой: сила! Вот первый закон!
– Говорят, сила силу ломит…
– Это не говорят, это просто трусы болтают.
– Что же дальше, Медвежонок?
– Пока все!
Вспомнив вчерашнее, Кари предпочел не задираться без нужды.
– Куда вы собрались? – спросил он.
– У нас дела, Кари.
– Желаю удачи!
Медвежонок решал: обижаться ли на неожиданный оборот в этой словесной перепалке? Кто из нее вышел истинным победителем?
– Я думаю, Кари, мы еще встретимся.
– Не так уж велика земля.
– Ты прав, Кари.
Медвежонок сказал своим, чтобы те убрали руки. Большая лодка взяла направление в глубь фиорда.
Медвежонок даже не удостоил взглядом маленькую лодку.
Было далеко за полдень, когда лодчонка Кари уперлась носом в песок. Прямо напротив домика Тейта.
Скальд в это время сшивал какие-то шкуры. Он сидел на бревне, что лежало у самого порога.
– Сегодня хороший денечек, – сказал скальд. – Не захочешь – песня все равно сама сложится. Солнце проникает в самую глубину фиорда, оно зовет рыбу к поверхности. Я уже поймал себе на обед и ужин. Эти красавицы польстились на золото лучей.
– Хорошо сказано – золото лучей!
Скальд покачал головой.
– Нет, плохо. Оно уже кем-то говорено. Я лишь повторил. Я приношу тебе свои извинения. Золото лучей – это очень плохо. Это первое, что приходит в голову, когда глядишь на эту прелесть. – Тейт указал рукой на небо, горы, зеркало фиорда.
– Ты слишком строг, Тейт.
– А иначе обратишься в маленького, очень маленького скальда. А я не хочу быть слишком плюгавеньким.
Он пристально вгляделся в молодого человека. Кари отвернулся, сделал вид, что любуется голубизною фиорда.
– Посмотри мне в глаза, Кари.
Кари повиновался.
– Что с тобою?
– Ничего. Ничего особенного.
– А все-таки?
Скальд пригласил Кари на бревно, рядом с собой. Отодвинул в сторону шкуры и массивную иглу, скорее похожую на шило.
– Говори, что произошло? Где, когда?
Кари молчал.
– Кари, я жду. Не положено, чтобы старший ждал младшего.
Кари не выдержал, рассказал все как было, с чего началось, чем кончилось. И про Гудрид ничего не скрыл. Надо отдать ему должное: рассказывал как есть, ничего не прибавляя и не убавляя. Не пытаясь выставить себя в лучшем виде. Только о Гудрид говорил коротко – ничего про ночные мысли, которые его одолевали.
– Этот Медвежонок большой задира, – поразмыслив, сказал Тейт. – Как его брат Фроди. Ведь младший всегда пытается подражать старшему. А Фроди следует примеру отца. У того, у отца, кроме спеси и силы еще и мошна тугая. Где – силой, где – деньгами. Его можно бы назвать даже конунгом этого фиорда. Однако его сынкам иногда туго приходится: ты вчера это видел сам. Два конунга в одном фиорде – многовато. В этом для нас, смертных, вижу некоторую пользу. Впрочем, конунги могут сговориться. И тогда ничего хорошего для нас не получится.
– Он очень смеялся, когда я сказал про свою землю.
– Этого надо было ждать. Нет своей земли, есть земля сильного.
– А я думал…
– Не думай, Кари, не думай… Что было – то было. Я хочу тебе дать полезный совет. Впрочем, учти одно: я не семи пядей во лбу. Если бы был я очень мудр, то кое-что сделал бы для себя. Но ты видишь сам, каков я. Поэтому не очень полагайся на мои советы. На добрые советы всякий горазд. И все-таки выслушай меня.
Тейт поднялся, подвел Кари к самому берегу так, что вода касалась башмаков. Такая тихая чистая вода, словно в чаше.
– Посмотри внимательно в эту голубую глубь. Ты примечаешь маленькие молнии? Это рыбы. Они живут, дерутся между собою, плодятся. Многие кончают жизнь на сковородке. Не думай, что это только рыбья участь. И не вздумай даже помыслить, что мы с тобой живем другой жизнью! Мы тоже мелькаем, но не в воде, а на земле.
Кари слышал удары своего сердца – он с трудом приходил в себя после перепалки с этим Медвежонком. Да и слова скальда не были медом.
– Так вот, Кари, первый закон: жизнь коротка! Это надо усвоить. В противном случае ты вечно будешь в проигрыше.
– Шестьдесят зим – разве это мало?
Скальд усмехнулся:
– Очень.
– А восемьдесят?
– Тоже.
– А сто?
– И сто!
Это было непостижимо: сто зим! Разве кто доживет до сотой? Но ведь по Тейту выходит, что и этого мало. Конечно, скальд своеобразен, если не сказать – чудаковат…
– Есть и второй закон, Кари. Не менее важный, чем первый: жизнь – это грызня. Постоянная, не всегда приятная, но грызня. Из-за куска хлеба и рыбьего хвостика. Слышишь?
– Да, но не совсем понимаю.
– А тут и понимать нечего! Погляди туда: рыбка прыгнула вверх. Взмыла в воздух. А почему? За нею гналась другая, более сильная. А ты думаешь, на земле иначе?
– Ты не в духе, Тейт…
– Напротив! – Тейт простер объятия, словно увидел любимого человека, глубоко вдохнул теплый майский воздух. – Как хорошо! И как мне хорошо! – Его глаза светились истинной радостью.
Да, скальд не кривил душой, ему было хорошо. Но откуда же его невеселые мысли?
– Есть и третий закон, Кари: если будешь угождать всем на этой, твоей земле – погибнешь еще раньше этой рыбки, которая выскочила из воды, чтобы уйти от одной пасти и попасть в другую, разинутую еще шире, чем первая. Ты меня понял?
– Нет, – признался Кари.
– У тебя ко мне есть вопрос?
– А любовь? – спросил Кари. – Разве нет ее? А если есть, то разве не смягчает она нашу участь?
Скальд скрестил руки на груди, тряхнул длинными нечесаными волосами.
– Любовь? Сначала в нее надо поверить.
– А ты сам веришь?
– Я?.. Надо сообразить…
Кари сказал:
– Я знаю: меня любит мать. Меня любит бабушка. Меня любят сестры. Я люблю их всех.
– Что же следует из этого? Все это чепуха!
Скальд видел жизнь глазами жестокими. И сердце его казалось жестоким…
– А любовь к девушке? – спросил растерянно Кари.
И тут скальд расхохотался. Он хохотал, подобно лесному сказочному человеку, которому все трын-трава.
Праздник Середины зимы прошел как нельзя лучше. Отец сказал Кари:
– Давно не бывало такого. Это к хорошему.
Пива и браги хватило. Обошелся праздник без ссор. Может, потому, что зима выдалась снежная, с метелями и мало было посторонних – одни близкие соседи.
Впрочем, еще задолго до праздника появился некий охотник. Он спустился с гор и остался на зиму в доме Гуннара. Это был работящий, средних лет человек, ровный характером и кое-что повидавший на свете. Звали его Грим. Родом происходил из далекого Финмарка, что на северо-востоке. Носил он русскую пушистую шапку и уверял, что понимает язык эстов. Судя по его рассказам, рыбачил он в северных морях, где полным-полно трески и жирного окуня. Но не это было самым удивительным. Однажды у очага, чуточку хлебнув браги, он поведал историю, которая запала в самую душу Кари. Да и другие слушали затаив дыхание. Хотя нечто подобное кое-кто и слыхал прежде, но скорее почитал за сказку, нежели за истинную правду. А Грим уверял, что каждое его слово – чистая правда. Готов, мол, отвечать за все головой. Поскольку рассказ Грима запал в душу Кари, следует привести его дословно.
