ближайшими родственниками были чужой сын и его жена, с которой я виделась-то всего пару раз.
***
С треском лопнул кувшин:
Вода в нем замерзла.
Я пробудился вдруг. 21
На вокзале Токио народу было, как в святилище в праздник. Синдзи изрядно нервничал – он еще никогда не ездил на поезде – этом изобретении варваров, которое Император в своей мудрости внедрил для передвижения между новой столицей и Иокогамой. Дороги, сделанные из металла, строились из Токио во все концы Империи, но пока движение было налажено лишь до Иокогамы.
В действительности Синдзи с превеликим удовольствием избежал бы знакомства с шумной варварской повозкой, но Асакава чуть не разнесла дом, требуя, чтобы резчик преодолел часть пути именно таким образом. Синдзи не мог себе позволить дорогих билетов, поэтому занял место в общем вагоне. Призрака нигде не было видно. Резчик, чтобы немного успокоиться, принялся рисовать. Он не узнавал себя – последние дни он посвящал рисованию часы и часы времени, причем, постоянно возвращался к образу сойки, которая цепляется за дуб.
Паровоз дал гудок, к которому тут же присоединился истошный подражательный крик Асакавы. Синдзи сперва вздрогнул от неожиданности, но потом невольно улыбнулся. Через некоторое время поезд пришел в движение. Непрестанный и какой-то «мертвый» шум тут же вызвал у Синдзи чувство одиночества и усталости.
Асакава влетела в окно и устроилась на потолке вагона.
– Он такой большой и громкий! Я сидела на трубе и слышала, как он всех оповещал о том, что уезжает.
Синдзи легко кивнул, стараясь, чтобы этого никто не заметил. Призрак села на потолке и всмотрелась в рисунок, который Синдзи уже почти закончил.
– Хвост выписан неаккуратно.
Резчик снова кивнул, стараясь скрыть некоторое раздражение, которое в нем вызвали слова Асакавы. Он начал править хвост, но отвлекся от этого, посмотрел на всю работу целиком, аккуратно свернул ее в четыре раза и разрезал своим ножом. Рядом заплакал маленький ребенок, мимо прошел продавец лапши – жизнь шла своим обычным чередом, но Синдзи чувствовал себя в ней совсем лишним.
Взгляд резчика упал на мужчину, который сидел напротив. Небогатая, хотя и целая одежда, некоторая неухоженность лица и усталый вид сочетались в нем с какой-то нутряной уверенностью. Вскоре Синдзи разглядел и меч, который человек держал под тряпками, пытаясь не то чтобы спрятать, но сделать менее заметным. Самым же занимательным для резчика в этом человеке оказалось то, что самурай смотрел прямо на то место, где был в этот момент призрак. На его губах застыла легкая улыбка, которая стала шире в тот момент, когда Асакава попыталась сбить монаха, читающего мантру, крича ему прямо в ухо, вошедшее недавно в моду стихотворение «Если морем мы уйдем» 22.
Самурай отвлекся от наблюдения за призраком и посмотрел на Синдзи. На лице резчика застыло вопросительное выражение, которое самурай заметил и произнес:
– Да, я тоже ее вижу.
– Но как?
– Скажем так, мы с ней похожи. Я – Минамото-но Ёсицунэ 23.
История оживала прямо перед Синдзи – один из героев «Повести о доме Тайра» сидел напротив и улыбался, глядя на его растерянность. Резчик пришел в себя, вскочил на ноги и глубоко поклонился, не боясь привлечь внимание других пассажиров.
– Эндо Синдзи к вашим услугам, господин… Но неужели вы тоже мстительный дух?
– Я? Нет, я просто путешествую.
– Но вы… живы, господин?
– Мы разговариваем с тобой сейчас? Значит, я жив.
Асакава оставила, наконец, в покое монаха, у которого от напряжения даже лысина покраснела, и вернулась к Синдзи. Самурай поприветствовал ее, она ответила с достоинством женщины-букэ 24. Асакава, казалось, вовсе не была удивлена тому, что ее видит кто-то еще кроме Синдзи. Столкновение с героем древней сказки тоже не привело ее в изумление.
– Как вам зверь, который везет нас, господин Ёсицунэ?
– Варвары принесут Японии много причудливых механизмов, этот лишь один из первых, госпожа.
– В ваши времена о таком и подумать было нельзя!
– А мои времена не закончились, госпожа. Юный Государь в своей великой мудрости стремится поставить Японию в один ряд с развитыми странами варваров, но забывает, что Ямато 25 не может быть наравне – Ямато всегда превыше. Самураи всегда это знали, поэтому Император и пытается от нас избавиться – сейчас мы Ему мешаем.
– Вы так спокойно об этом говорите, господин Ёсицунэ, но ведь гибнут великие традиции, которые тысячелетия хранили мир и спокойствие Империи!
– Мир и спокойствие Империи хранили люди, госпожа, а люди никуда не денутся. Господин Сайго Такамори может облачиться в одежду варваров и оставить меч, как и Государь, но первый от этого не перестанет быть самураем, а второй Государем. В конце концов, самурай всегда следует за Солнцем…
– За солнцем, значит, в земли варваров, господин?
– Если Солнце направится в земли варваров, значит и самурай должен, госпожа.
Ёсицунэ замолчал и обратился к виду за окном. Асакава тоже, казалось, потеряла интерес к беседе и провалилась сквозь пол вагона.
– Почему она сопровождает тебя?
– Не знаю, господин. Возможно, дело в том, что я был последним, кто видел ее живой.
– А как она умерла?
– Она совершила дзигай из-за того, что мужчина, которого она любила, отказался жениться на ней… Господин, я не хочу спрашивать ее об этом, но… каково это, быть мертвым?
– Для всех по-разному. Мое имя часто вспоминают и оно окружено почетом, поэтому я почти все время нахожусь в мире. Ками 26 быть не так уж легко – ты все время кому-то нужен. Но мстительные духи существуют совсем иначе – ты заметил, наверняка, что твоя спутница немного… заигрывается – это только начало. Мстительные духи охвачены своим единственным желанием и чем дольше оно остается неудовлетворенным, тем разгневаннее становится дух. Она уже убила кого-нибудь?
– Нет, насколько я знаю. Поранила руку смотрителя святилища, но она не специально!
Самурай неожиданно отвернулся от окна и посмотрел на Синдзи:
– Почему ты помогаешь ей?
– Она не может покинуть меня, а я, соответственно, не могу избавиться от нее, господин. Вы сами говорите, что духа нужно умиротворить, как можно быстрее.
– Но ты не просто следуешь за ней. Ты общаешься с ней без страха и, даже, пытаешься о ней заботиться. Почему?
Синдзи обратился с этим вопросом к самому себе и, только получив ответ, заговорил:
– Потому, что сочувствую ей. Потому, что… да, потому, что ну так же нельзя! Нельзя продолжать питаться чужой любовью и нежностью, если не способен на них ответить
