А потом на тротуаре появился этот француз. Он шел быстро, вихляя и странно размахивая руками, словно девушка, парящая в воздухе романтического кинофильма.
– Где китайское посольство? – спросил, резко тормознув около.
– А откуда вы? – обычный вопрос туриста незнакомцу.
– Из России.
Я не говорил, что из Беларуси. Почти никто не знал, что это и где. И в глазах читалось замешательство, а это неправильно с моей стороны.
– Вы не похожи на русского, я их видел, – сказал он. – Они напряженные или наоборот, шумные.
– Разные, – ушел я от разговора. – А вы откуда?
– Из Франции. Но все равно, русские – особенные. Небо, – он поднял руку, – благословляет Россию. Богоизбранный народ.
«Сумасшедший, – подумал я. – Надо было ехать в Лаос?».
– Зайдите в хостель, на входе служащий вам подскажет, где посольство. Он знает.
Француз пробежал вовнутрь, спрашивая с порога. Я видел, как он обратился к дежурному, и затем они вместе стали рассматривать карту центра города. Двери здесь были сквозные, скользящие и закрывались только на ночь. А небольшой холл, предбанник хостеля, почти всегда был пустой. На его стульях у стены я заметил, выходя, лежащие без присмотра женские сумочки. Их бросили девочки, пришедшие убирать номера и коридоры на трех этажах здания. Подумал еще, не увидев даже дежурного: «Во дает Лаос. Мне в этой стране точно понравится».
Я отвернулся и, докуривая, стал смотреть по сторонам дальше, уже определившись примерно, где направление на центр. Неожиданно, чуть не задев, француз прошел за спиной и, не оглядываясь, так же быстро, как и раньше, рысцой рванул дальше. Одну руку он держал у груди, как-то неестественно.
«Странно, – подумалось тогда. – Западник после дружественного разговора никогда не пройдет мимо, не бросив пару слов типа «Пока» или «Спасибо за совет», попрощается. Ну да ладно…».
Еще через минуту ко мне обратился дежурный.
– А где ваш знакомый?
– Какой? – удивился я. – Первый час в городе.
– Тот, кудрявый, – показал лаосец.
– Не знаю. А что случилось?
– Похоже, он у девочек сумку украл, пропала на стуле после него…
Парень был расстроен, и девушка уборщица неловко улыбалась нам и себе. Они там, в Лаосе, многие улыбаются просто так. Особенно подальше от центра, где шастают туристы и шакалят пацаны на своих «тук-туках»,из местной мафии моторикш.
Никогда не знаешь, о кого споткнешься по дороге. Но никого и не встретишь, если сидеть дома, ковыряясь…
(БЕЛАРУСЬ, 2007)
Он позвонил мне и выплеснул, что ему все надоело.
Позвонил из далекой страны. Посетовал на то, что потерял работу, а новую найти трудно. На близлежащих инквизиторов из государственных контор и далекостоящих умников – от политики. На рост цен и «минус» в банке.
– У вас-то хоть не стреляют, – оптимистично закончил он.
– Нет. Но мы живем в другом конце света.
– Один человек мне сказал, что надо верить в лучшее.
– Лучшее – это ты сам, – ответил я и почему-то подумал: «От чего зависит бараноспособность страны?».
(БЕЛАРУСЬ, 2007)
Они казались идеальной парой. Успешные в делах, прагматичные, в курсе новостей, моды и распальцованных туристических поездок.
– Везет же… – говорили о них знакомые.
По местным масштабам, он слыл далеко не бедным бизнесменом. Она от скуки вела что-то вроде культурного салона и распоряжалась фитнес-центром.
В свою новую загородную виллу они пригласили меня по поводу домашнего концерта выписанного российского барда. Прогнав сквозь строй гостей к фуршетному столу, хозяева, блистая между, где-то растворились, но вскоре начался концерт.
Я сел с краю на случай «выйти покурить». В элитных домах сегодня не курят: берегут кожу и легкие, чтобы дышать полной грудью. Вокруг было стерильно, правильно и почти торжественно, как в больнице на Рождество.
– Надоел ты мне, ничтожество, – неожиданно кто-то сдавленно выплюнул у меня за спиной.
– Молчи, тварь.
Я рефлекторно посмотрел в сторону, не оглядывась.
Позади, не шевелясь, рука в руке, идеально глядя вперед в едином порыве, сидели хозяева.
Мне не повезло.
Один человек сказал, что у него все «в шоколаде»: и дела, и новая машина, и молодая ногастая подруга.
– Как хочешь, – ответил я, когда он повторил это снова. И подумал: «Видно, не сладко».
(РОССИЯ, 2007)
Она казалась спокойной, умеренно болтливой, но умелой. Палец в рот не клади.
«Рукодельница», – мысленно прозвал я ее поначалу, разворачивая свой фронт работ, пока она аккуратно раскладывала инструмент. Слегка пахло коньяком с проседью лимонно-сахарного аромата.
«Крановщик», – наверное, думала она.
Или мне так хотелось. Но, засыпая, как подкошенный, я был согласен и на «дальнобойщик».
Не тут-то было. Началась безжалостная пытка бессоницей. Это уже никуда не шло. Но заходило за все рамки. Инициатива была полностью в ее руках. И мне ничего не оставалось, как искать свет в конце тоннеля. Хотя было ни капельки не жаль.
«Регулировщица», – отчаянно подумал я, соображая, где же наконец выход. Но вокруг был только вход.
Один человек мне сказал, что любовь – это война.
– Открой «второй фронт», – ответил я и подумал: «Чтобы был выбор, кому сдаться…».
(ВЬЕТНАМ, 2007)
Трекинг по джунглям острова в Тонкинском заливе заканчивался, когда мы наконец вышли к первому жилью. У одинокого дома, в стороне от деревни, где-то внизу, сидел молодой вьетнамец и раскуривал традиционную трубку. Такие трубки довольно часто курят и днем, и вечером. Обычно они представляют собой деревянную палку, полую внутри. С одной стороны она закрыта, и там есть вода. В небольшое отверстие на трубке забивается табак (или что еще покруче), поджигается и затем делается, как правило, один глубокий вдох – «пых». И все. Иногда, но редко, используется металлическая труба, но стандартного диаметра.
Так вот, вьетнамец, одиноко сидящий на окраине джунглей, прикурил свою трубку, и я вместе с парнем из Голландии и китайцем из Малайзии остановились посмотреть и заодно вновь отдышаться. Я снял на видео, как мужчина прикуривает и делает свой «пых», а затем прошел рядом, у него за спиной, чтобы доснять процесс с другой точки. Иногда они забивают второй «косяк».
В этот момент парень, улыбаясь, неожиданно протянул руку, взял меня… снизу за яйца и потрёс легонько пару раз. Ошалев, я по инерции прошел дальше и увидел квадратные глаза голландца. Буквально открыв рот, он смотрел и на сидящего со своей трубкой приветливого вьетнамца, и на меня.
Вскоре, помахав друг другу рукой, мы пошли по тропке вниз, к людям.
– Что это было? – спросил голландец. Я пожал плечами: – Не знаю. Подержался, но отпустил же.
Разъяснил все более опытный китаец, который в Куала-Лумпур разводит бойцовских рыбок, плюет на все на свете, кроме природы, и немало своего времени проводит у родственников в Индонезии.
– Это нормально, – объяснил он. – На Калимантане и на островах Юго-Восточной Азии так, беря аккуратно за яйца, мужчины издревле приветствуют друг друга, выказывают свое уважение. С чужаками – это честь. Он вас зауважал с первого взгляда…
А если бы я так же, не смолчал по-хамски, а ответил ему взаимностью двумя руками?
Мужчины общий язык всегда найдут. Особенно в джунглях…
(ЛАОС, 2007)
Автобус на Лаос тормознул рано-рано утром, прямо у великого Меконга. Широкого, мутного и медленного, как и вся окружающая жизнь. А куда спешить? Солнце все равно взойдет. А потом, под вечер, скроется. Еще в полумраке сначала появляются будистские монахи, по несколько человек, в своих оранжевых тогах. Они, молодые, стройные и одухотворенные, бредут вдоль улиц, и выходящие из домов женщины, простоволосые, как дождь, кладут им рис и что-то еще поесть. Чтобы жить. Пока еще здесь. О завтрашнем дне они не думают. И не боятся. Им нечего терять – ничего нет. И нечего ждать – ничего не надо.
Водитель просигналил и подогнал авто прямо к пограничному мосту. Таиланд отпускает легко. Лаос встречает очередью в разные окошки: оплата визы, потом паспорт, затем таможня. Но никто ничего не спрашивает. Просто система пропуска занудная. Так положено.
За турникетом уже толпятся таксисты и водители моторикш, «тук-туков». Мы – их честный заработок, ожидаемый в засаде с ночи. Жирные гуси, богатые и глупые, в перьях, греющих душу валют. В ней, родимой, наше спокойствие и уверенность. А в чем же еще? Потому каждый цепко держит свой рюкзачок или сумку. От чужих рук. В этом мире все хотят быть спокойными. Потому и придумали транквилизаторы.
Простой и дешевый, раздолбанный, как и его кормчий, автобус везет меня в столицу – Вьентьян. Тянет по сельского вида улочкам, опять вдоль Меконга, и вдруг останавливается – центр. У маленького круга- клумбы с непомерным национальным флагом фасадит колониального стиля, видно, дорогая гостиница, и далее – хостели. Подряд. Одноместных номеров нет – платишь за комнату, а не кровать. Вдвойне приятней. Бросаю рюкзак и, замешкавшись, чтобы оглядеться по сторонам, выхожу к столикам на веранде.
