— Почему это вы так? — обиделся Белов.
— Знаю. Старый разведчик.
— Тогда заходите вы, штабс-капитан.
Денщик Самушкин заканчивал мыть полы, заторопился и быстро покинул комнаты. Генерал пригласил Белова в кабинет. У того был письменный донос:
— Я, ваше превосходительство, записал, потому что здесь дело для военно-полевого суда — преступная агитация. Да и повторять такое мне совесть не позволяет.
Генерал прочитал донос на полковника Щеглова, распространяющего слухи о том, что Кутепов получает 200 лир в месяц, имеет стадо баранов и состоит пайщиком гарнизонной столовой. О Врангеле Щеглов говорил, что тот имеет мануфактурный магазин в Константинополе. Выражал недовольство порядками в армии, когда старшие офицеры должны служить рядовыми. Говорил, что большинство русских офицеров с высшим образованием служат в Красной армии.
Резолюция была короткой: «Генералу Штейфону. Арестовать, допросить, в случае подтверждения фактов предать военно-полевому суду. Кутепов».
— И ещё, ваше превосходительство. Поручик Мохов распространяет слухи, будто советская власть объявила амнистию солдатам, и будто наши солдаты могут свободно ехать в Россию, и вы, ваше превосходительство, не имеете права их задерживать.
— Господин Белов, — сказал Кутепов, разглядывая бумаги на столе, — в дальнейшем прошу подобную информацию докладывать полковнику Самохвалову, за исключением того, что касается лично меня. Мохова я вызову.
Разговор с Кривским был интереснее. Тот начал без вступления:
— Ваше превосходительство, Александр Павлович, сегодня каждый понимает, что единственный талантливый, решительный и смелый полководец в русской армии — это генерал Кутепов. Ваши отношения с французским командованием показали, что вы ещё и блестящий политик. То, что Врангель считается Главнокомандующим, — недоразумение. Свою политическую бездарность он показал, будучи Правителем Крыма, а военную — Заднепровской операцией, Перекопом и вообще всеми своими попытками руководить действующей армией. Меня уполномочила говорить с вами группа офицеров. Почти все те же, что поддерживали вас весной прошлого года, когда уходил Деникин. Сегодня мы считаем вас единственным вождём армии, а в дальнейшем — Правителем, диктатором России. Французы собираются лишить Врангеля должности Главнокомандующего — вы займёте его место. Это — первый шаг.
Кутепов не умел возражать, когда ему о нём самом говорили хорошие слова. Но по делу пришлось не соглашаться.
— Врангель нам сегодня нужен, Миша. Дело в том, что нам грозит расформирование. У Врангеля хороший штаб — Шатилов и другие. Сейчас он посылает миссию в славянские страны для переговоров о возможности перевода армии к ним — в Болгарию, Сербию... У меня пока таких возможностей нет... Сегодня мы без Врангеля не обойдёмся.
— Мы предполагали такой ваш ответ, и у нас есть другой вариант. По предложению офицеров армии здесь создаётся Рыцарский орден имени святого Александра Невского. Руководителем Ордена, конечно, будете вы. Лозунги Ордена: «Бескорыстное служение Родине», «Неустанная борьба с палачами народа русского и врагами христианства», «Беспрерывная работа над собой, борьба со своими дурными привычками и наклонностями». Принимать в Орден будем тех, кто проникнется задачами и целью Ордена, уверует в необходимость и спасительность этой идеи после того, как проверит себя. Никаких прав и преимуществ Орден не будет давать, лишь обязанности, и обязанности далеко не лёгкие. Почему мы выбрали Александра Невского? Мы считаем, что в его личности воплотился идеал и властителя, и гражданина, и воина, и христианина. Так же как и в вас, Александр Павлович!
Поручик Мохов считал, что ничем не заслужил такой ужасной казни: вечером в палатке, прежде чем лечь спать, надо обязательно осторожно поднять одеяло — не забрались ли туда змеи. Их выгоняли палками, шашками, а то и штыками.
Утром поднимали в 6 и гнали на какие-нибудь тяжёлые работы — носить, копать, строить... Еда — бурда, целый день ходишь полуголодный. Хорошо иногда благодетели, дальние родственники, присылают из Константинополя несколько лир — можно отправиться в город на рынок. Можно и не на рынок, если есть лиры. На набережной теперь — «Невский проспект Туретчины». В воскресенье — и газеты, и музыка, и, главное, женщины. И не все продажные. Но лир давно не было.
Вдруг его вызвал сам Кутепов, причём, опытные офицеры предупредили, что генерал с утра в марковской форме и свирепствует как бешеный зверь.
Между тем по лагерю прогуливались Воронцов и Мария, а на письменном столе генерала лежали некоторые бумаги, например, доклад о полковнике Щеглове и его искреннее признание с объяснениями. Рядом — французская нота:
«Генерал Врангель организовал в Константинополе нечто вроде русского правительства и претендует сохранить войска, вывезенные им из Крыма, как организованную армию. Не предусмотрено никаких кредитов для удовлетворения какой бы то ни было русской армии, находящейся на территории Константинополя. Существование на турецкой территории подобной армии было бы противно международному праву. Оно опасно для мира и спокойствия Константинополя и его окрестностей, где порядок с трудом обеспечивается союзнической оккупацией. Ввиду поведения генерала Врангеля и его штаба наша международная ответственность заставляет нас освободить эвакуированных из Крыма от воздействия ген. Врангеля — воздействия, осуждённого всеми серьёзными русскими группами. Не оказывая никакого давления на самого ген. Врангеля и его офицеров, необходимо разорвать их связь с солдатами. Никакого принуждения не будет допущено над эвакуированными для побуждения их вернуться в Россию; им будет предоставлена полная свобода эмиграции в Бразилию или поиска себе заработка в других странах. Все русские, находящиеся в лагерях, должны знать, что не существует больше армии Врангеля, что бывшие их начальники не могут ими больше распоряжаться и что впредь они совершенно свободны в своих решениях. Франция, более пяти месяцев помогавшая им ценой больших затруднений и тяжёлых жертв, достигла пределов своих возможностей и не в состоянии более заботиться об их довольствии в лагерях. Франция, спасшая их жизнь, со спокойной совестью предоставляет им самим заботиться о себе».
Мохов сконцентрировал весь свой строевой талант и, подходя к генералу, «давал» ногу, как на Царскосельском параде. Кутепов не усадил его, как других посетителей, а только буркнул: «Вольно». Осмотрел поручика критически и начал не разговор, а допрос:
— Говорили с солдатами о возвращении в Россию?
— Так точно, ваше превосходительство.
— Французскую ноту читали? Солдатам рассказывали?
— Ваше превосходительство, ноту они сами читали — её французы распространяют по лагерю.
— Значит, они знают, что их начальники больше не могут ими распоряжаться, что армии больше не существует? — Кутепов вдруг стал говорить негромко, как будто даже спокойно, чуть ли не доброжелательно.
— Они читали, ваше превосходительство. Некоторые так и думают. Пишут рапорты о переходе в беженцы.
— Думают, что я больше не могу распоряжаться лагерем? — спросил так же вкрадчиво тихо, и вдруг взрыв! — Смотрите, поручик, как я не могу распоряжаться! Вот докладная и другие материалы по делу полковника Щеглова. Вот он сам пишет: «О генерале Кутепове я действительно говорил как ходящий слух, что он получает жалованье 200 лир в месяц, что имеет стадо баранов... Мы же все офицеры... остаёмся нищими... я случайно попал в армию... хотел же оставаться беженцем...» Ещё здесь о Врангеле клевета, оскорбления. Я, который не может распоряжаться, пишу: «Предать военно-полевому суду». И я знаю, какой будет приговор: смертная казнь! Вот так я не могу распоряжаться! И вы, поручик, идёте по этой дороге. Зачем убеждали солдат, что им лучше вернуться в Россию?
— Ваше превосходительство, я не убеждал. Я, наоборот, говорил, что их примут с музыкой, а потом расстреляют. Ваше превосходительство... Я понял. Донос. Я знаю, кто донёс. У нас с ним конфликт по поводу певицы был. Я его убью.
— За убийство я вас расстреляю.
— Я вызову этого штабс-капитана на дуэль. Вы же разрешили...
Наконец-то Мохов мог дать волю своей ненависти к этой страшной жизни. Какая сволочь этот Белов. Сам встрял в разговор и провоцировал. Дуэль любая разрешена — на винтовках, на штыках... Всё равно он его прикончит.
Нашёл штабс-капитана возле столовой в группе офицеров, дымящих папиросами и самокрутками из пахучего турецкого табака.
— Господин штабс-капитан, можно вас на минутку?
— Пожалуйста.
Руку Мохов не сложил в кулак, чтобы можно было посчитать пощёчиной, но удар получился чувствительный — если бы не деревце, свалился бы штабс-капитан.
